Зарубежная фантастика - Клиффорд Саймак

Пейзаж, купавшийся в ярких, теплых солнечных лучах, очаровывал. Вдалеке, надо всем, возвышалась громада скал с Замком на вершине. А рядом, ослепляя коралловой сияющей белизной, стояло здание аэропорта с огромной, но несколько похудевшей копией Венеры Милосской, украшавшей его центральную башню. Перед нею развивался герцогский стяг, а на ослепительном фасаде шла надпись на французском языке: “Добро пожаловать в Маринштайн — город красоты”.

Все пассажиры снова собрались в багажном отделении. Единственными мужчинами среди них были несколько швейцаров в белоснежных костюмах. Заметив яркие наклейки на чемоданах Пегги, один из них протиснулся к девушке сквозь толпу и повел ее к выходу.

— Машину мадемуазель Шилсин, — выразительно гаркнул он.

Болтовня смолкла и половина всех глаз с благоговением, завистью и тонким расчетом уставилась на Пегги. Пресса уже успела привлечь внимание публики к новой находке компании “Платенгенет Фильмз”, повсюду распродававшимися открытками с ее изображениями. Были сообщения и о контракте, хотя в них он выглядел куда определеннее, чем на самом деле. Поэтому для любителей кино имя Дейдре Шилсин уже кое-что значило.

К тротуару подкатила шикарная машина Швейцар усадил в нее Пегги и через некоторое время перед девушкой уже возник Гранд Отель Нарцисс, построенный на уступе скалы, чуть ниже самого Замка. Там ее провели в щегольски отделанный номер. С увитого цветами балкона открывался вид на город, реку и домики за нею. Но ванна превзошла все ожидания: нежно-розовая, с огромными флаконами нюхательных солей и различных эссенций, чашечками пудры, сияющими кранами душевой и невероятно огромными, разогретыми полотенцами. Горничная открыла воду. Выскользнув из одежды, Пегги погрузила тело в роскошную благодать ванны, напоминавшей перламутровые розовые створки раковин.

Но звук гонга заставил ее выйти из ванной. Накинув в спальне длинное белое платье, в котором она была на телевизионном интервью, Пегги спустилась вниз.

Обед, проходивший в пышной гостиной, был довольно странен, потому что единственными мужчинами здесь были официанты, а дамы только тем и занимались, что завистливо и несколько утомительно разглядывали своих соседок. Поэтому, когда официант посоветовал Пегги выпить кофе на террасе, она так и сделала.

Солнце уже час как зашло. На небе, отражаясь в водах реки, светила ущербная луна. Посреди реки, на островке, стоял изящный маленький открытый храм, а внутри него белоснежная статуя женщины, задумчиво державшей в руке яблоко, освещаемая скрытой подсветкой. Пегги решила, что это Ева, и хотя автор Назвал ее Атлантой, ошибка значения не имела.

Сам город был усеян огоньками, вдалеке пульсировали неоновые рекламы, но прочитать их из-за расстояния было невозможно. Чуть вниз по реке над башней аэропорта парила как призрак Венера. А над громадой скалы сияя башенными огнями парил в воздухе замок. Пегги вздохнула.

— Как в сказке — не иначе, — сказала она.

Уединившаяся за соседним столиком женщина постарше быстро взглянула на нее.

— Вы здесь новенькая? — поинтересовалась она. Пегги сказала, что только приехала.

— Ах, если бы я тоже только что… а лучше никогда, — произнесла леди. — Я здесь в седьмой раз и уже больше, чем достаточно.

— По-моему, здесь чудесно, — сказала Пегги. — Но если Вам не нравится, зачем Вы сюда ездите?

— Потому что сюда приезжают мои друзья на ежегодную починку. Может Вы слышали о Джонсах?

— Не знаю я никаких Джонсов, — ответила Пегги. — Это что, Ваши друзья?

— Это люди, с которыми мне приходится жить, — сказала женщина.

Она снова взглянула на Пегги.

— Сейчас Вы еще слишком молоды, моя дорогая, чтобы заинтересоваться ими, но попозже Вы окажете им более любезный прием.

Пегги не нашлась что ответить, и поэтому промолчала.

— Вы американка, да? — спросила она. — Это, наверное замечательно. У меня в Америке полно родственников, которых я, правда, ни разу не видела. Но я надеюсь поехать туда в скором времени.

— Может, Вам и понравится, — ответила ей леди. — По мне лучше Париж, Франция.

Внезапно освещение изменилось и, выглянув, Пегги увидела, что замок теперь окружало зарево персикового цвета.

— Ах, как красиво — как сказочный замок, — воскликнула она.

— Еще бы, — без воодушевления подтвердила леди. — Так и задумано.

— Но до чего же романтично! — сказала Пегги, — луна… и река… и огни… и чудесный аромат цветов…

— В пятницу это всегда “Шанель № 7”, — объяснила леди, — завтра будет “Ярость” Ревигана — несколько вульгарный запах. Но везде в субботу теперь делается все хуже, не правда ли? Скорее всего подстраиваются под вкусы клиентов, у которых доходов поменьше. Воскресенье получше — “Святоша” Котизона, что-то вроде химчистки. Их разбрызгивают из замковых башен, а если ветер дует в противоположную сторону, то с башни аэропорта.

— Наша великая профессия, — сказала как-то мадам. Петиция Чейлайн, на одном из обедов в обращении к Международной Ассоциации практикующих косметологов, — наше великое призвание — это что-то несравнимо большее, чем обычная отрасль промышленности. Это же, так сказать, та подлинная сила духа, которая дает женщине веру в себя. На заре истории и до наших дней слезно, слезно посылали небу несчастные женщины мольбы о красоте, которые так редко были услышаны. Но теперь нам дана сила осуществить их мечты и принести утешение миллионам наших несчастных сестер.

Вот каково, друзья мои, наше назначение.

И как доказательство этого, один за другим стали появляться флаконы и баночки, пакеты и тюбики “косметических принадлежностей”. Петиции Чейлайн, украшая витрины магазинов, туалетные столики и сумочки от Сиэтла до Хельсинки, от Лиссабона до Токио и даже иногда (но по ценам и моде несколько лет назад) в таких местечках, как Омск. Элегантные святыни производства Чейлайн судя по охране, перешедшей уже в ряд недвижимой собственности, освещали соблазнительным блеском витрины Йорка, Лондона, Парижа, Рима и десятка других ведущих городов, административных центров империи, которая ненавидела своих соперников и которой некого уже было завоевывать.

Во всех этих домах, в их конторах и салонах шел лихорадочный процесс создания красоты, никогда не замедлявшийся, потому что в любую минуту с небес с проклятиями могла явиться Легация Чейлайн (или Летис Шекельман, как гласил ее паспорт) с целой когортой квалифицированных экспертов, все же, несмотря на давление и дисциплину в фирме, время от времени доставлявшей себе удовольствие проглатывать очередного мелкого конкурента, предел роста был достигнут, — по крайней мере так казалось, пока дочь Легации, мисс Кэти Шекельман (или Чейлайн) не вышла замуж за разорившегося аристократа и не превратилась в ее Высочество Великую Княгиню Екатерину Марин штайн.

До свадьбы Кэти даже не видела самого города, и увидев была просто потрясена. Замок был до удивления полон романтики, но оборудован для жилья не больше, чем первобытная пещера. Дела в городе тоже вали плохо, а его жители занимались, в основном, попрошайничеством, произведением потомства и выпивкой. Та же картина была во всей округе, с тем только отличием, что выпрашивать было не у кого. Большинство Великих Княгинь в подобных обстоятельствах вскрикнули бы от возмущения и отчалили в благоустроенные центры изящной жизни, но Кэти была из другого теста. Еще на коленях своей всемирно известной мамаши она впитала в себя не только Евангелие Красоты, но и действенные принципы большого бизнеса, что было очень удобно для той, кто имел бы впоследствии значительные вложения в фирму Легации Чейлайн и ее отделений. И, сидя на окне замковой башни, глядя на нищий Маринштайн, она слышала, как внутри нее звучит эхо того предприимчивого идеализма, который вдохновил некогда ее мать обратить благодать красоты на прекрасную половину человечества.

— Мамочка, — сказала она, обращаясь к отсутствующему всемирному духу, — милая мамочка, это не рай, но думаю, здесь еще можно кое-что сделать.

И, послав за секретарем, начала диктовать письма.

Через три месяца разбили аэродром и соорудили первые взлетные полосы. Великая Княгиня заложила камень первого отеля, на улицах машины рыли канализационные рвы, а маринштайнцы посещали обязательные циклы лекций по гигиене и гражданской ответственности.

Через 5 лет вдобавок к двум отелям 1-го класса и двум 2-го были пристроены еще три, так как Великой Княгине пришло в голову, что кроме красоты общественной, она может заняться всевозможными видами красоты профессиональной, заодно с обучением мастерству и самой высокой технологии. Появилось с полдюжины салонов, клиник и колледжей, как постоянные, так и временные, и после суровой опеки маринштайнцы наконец-то оценили теорию экономии вместо того, чтобы зарывать свои таланты.