Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп

На тридцать первой минуте Кеннеди вернулся к Западному Берлину:

«Торжественное обещание, которое каждый из нас дал Западному Берлину в мирное время, не будет нарушено в минуту опасности. Если мы не выполним наших обязательств в Берлине, что с нами будет дальше? Если мы нарушим обещание там, то все, чего мы добились в коллективной безопасности, которая зависит от этих обещаний, ничего не будет значить».

Соренсен расстроился, что О’Доннелл недооценил эмоциональный настрой, с каким говорится о решимости защищать Берлин. Что касается его равнодушия в отношении Восточного Берлина и Восточной Европы в целом, объяснил Соренсен О’Доннеллу, то это просто констатация факта. Русские так или иначе делают то, что хотят, в своем секторе. Американцы и так были вынуждены согласиться на военное наращивание, чтобы охранять два миллиона жителей Западного Берлина, и было бы слишком ожидать, что американцы будут рисковать своими жизнями еще и ради миллиона жителей Восточного Берлина, оказавшихся на неправильной стороне истории.

О’Доннелл предложил легкий выход. Президент может просто опустить слово «Западный» в большинстве мест, где оно стоит перед словом «Берлин». После часового спора Соренсен не выдержал: «Я больше ничего не могу делать с этим текстом… эта речь прошла через шесть ветвей власти. В течение десяти дней мы взад-вперед гоняли копии. Это – окончательный вариант. Это – политический курс».

«Больше к этому нечего добавить».

На этой ноте закончился их обед.

Соренсен точно так же обошелся с подобными возражениями внутри правительства. Так называемая «Берлинская мафия», группа чиновников старшего возраста, которая в течение многих лет внимательнейшим образом следила за тупиковой берлинской ситуацией, считала, что президент высказал ересь, сообщив Советам, что они могут игнорировать договор четырех держав и делать все, что хотят, со своей частью города.

«Такое чувство, о мой Бог! – что он не понимает, что говорит», – сказал австриец по происхождению Карл Маунтре, сотрудник Бюро разведки и исследований [60] Государственного департамента, работавший до этого в американской миссии в Берлине.

Во время Второй мировой войны он воевал в составе 82-й воздушно-десантной дивизии в Нормандии, принимал участие в «Битве за Выступ» (операция в Арденнах в 1945 году), и его оскорбило отступничество Кеннеди.

Акцент, сделанный на Западном Берлине, показался тем более намеренным, когда спустя пять дней после выступления Кеннеди, 30 июля, в телевизионном интервью сенатор Фулбрайт прямо заявил: «Если они хотят закрыть границу, то могут сделать это на следующей неделе и даже не станут из-за этого нарушителями договора. Я не понимаю, почему восточные немцы не закрыли уже давно свою границу, ведь, как мне кажется, у них есть все права на это».

Фулбрайт неправильно интерпретировал соглашение и, выступая в сенате 4 августа, исправил свою ошибку, сказав, что свобода передвижения по Берлину гарантирована послевоенными соглашениями и что его телевизионное интервью произвело «неприятное, ложное впечатление». Тем не менее Кеннеди никогда не объявлял о несогласии с ним, а Макджордж Банди даже доложил президенту о благоприятных отзывах на телевизионное выступление Фулбрайта, о «комментариях из Бонна и Берлина о полезном влиянии замечаний сенатора Фулбрайта».

На самом деле западные немцы впали в отчаяние, в то время как восточные немцы были в восторге от предложения Фулбрайта. Западноберлинская газета «Тагешпигель» выразила возмущение тем, что предложения сенатора потенциально так же поощряют противника к действию, как слова Ачесона перед корейской войной, когда он заявил, что Южная Корея находится за пределами «оборонительного периметра» США. Газета коммунистической партии «Нойес Дойчланд» («Новая Германия») назвала предложения Фулбрайта «реалистичными».

В начале августа Кеннеди размышлял о том, что может произойти в Берлине, прогуливаясь в Розовом саду с экономистом Уолтом Ростоу, советником президента. «Хрущев теряет Восточную Германию. Он не может этого позволить. Потеряв Восточную Германию, Советский Союз лишился бы Польши, да и всей Восточной Европы. Он должен что-то предпринять, чтобы остановить поток беженцев. Может быть, стена? Мы не сможем выступить против. Я могу объединить альянс для защиты Западного Берлина, но не в силах удержать открытым Восточный Берлин».

Москва

Четверг, 3 августа 1961 года

Душным московским утром Ульбрихт ехал на встречу с Хрущевым в лимузине с закрытыми и занавешенными окнами. Ульбрихт не объявил об отъезде из Берлина на совещание секретарей коммунистических и рабочих партий стран Варшавского договора и хотел, если бы мог, избежать публичности.

Москва показалась Ульбрихту безмятежной, особенно по сравнению с его родным Берлином. На Красной площади туристические группы слушали рассказы экскурсоводов. На Москве-реке уже появились первые экскурсионные катера и вышедшие на утреннюю тренировку гребцы на байдарках. На берегу реки был открыт огромный плавательный бассейн. Это было время школьных каникул, и город заполняли родители с детьми.

Хрущев с Ульбрихтом встречались, чтобы обговорить последние детали закрытия границы, прежде чем представить этот вопрос на одобрение прибывшим в Москву членам стран Варшавского договора. Кроме того, Ульбрихт хотел, чтобы его союзники обсудили вопрос об оказании срочной экономической помощи в ответ на санкции Запада.

Оба руководителя в течение прошлого месяца внимательно отслеживали ход подготовительных работ своих спецслужб и вооруженных сил, поэтому не было никакой необходимости в подробном обсуждении деталей операции. Хрущев сказал, что вместе они «окружат Берлин железным кольцом… наши войска создадут кольцо, а ваши войска будут контролировать его». Советы направили в Берлин дополнительно четыре тысячи солдат именно тогда, когда совещались Хрущев и Ульбрихт. Хрущев сказал Ульбрихту, что он направит танки на границу с Восточной Германией.

В то утро основная цель их встречи заключалась в согласовании времени. Хрущев сказал, что хочет отложить подписание мирного договора с Ульбрихтом до окончательного закрытия границы. Кроме того, он не хотел, чтобы Ульбрихт предпринимал действия против доступа в Западный Берлин. Ульбрихт, несмотря на то что все еще хотел подписать мирный договор с Москвой, согласился, что это второстепенный вопрос. Для того чтобы остановить поток беженцев и спасти страну, следовало в первую очередь закрыть границу. Ульбрихт сказал советскому лидеру, что ему понадобится всего неделя, чтобы подготовиться к закрытию движения между Восточным и Западным Берлином.

«Когда вам удобнее это сделать? – спросил Хрущев. – Сделайте это когда хотите, мы в любое время будем к этому готовы».

Ульбрихт, опасаясь утечки информации и стремясь как можно скорее решить проблему с беженцами, сказал, что хочет сделать это как можно раньше. Он предложил начать операцию в ночь с субботы на воскресенье, с 12 на 13 августа.

Хрущев, отметив, что тринадцатое считается на Западе несчастливым числом, пошутил, что «для нас и всего социалистического лагеря этот день на самом деле будет очень счастливым».

Хрущева, строителя Московского метро, очень интересовали технические детали операции.

«Как будет осуществляться контроль над улицами, где одна сторона проходит по ГДР, а другая – по ФРГ?» – поинтересовался советский лидер.

«У нас готов конкретный план, – ответил Ульбрихт. – Выходы из домов, ведущие в Западный Берлин, будут замурованы. В других местах установим заграждения из колючей проволоки. Колючую проволоку уже доставили. Это все можно сделать очень быстро».

Хрущев отклонил предложение Ульбрихта о созыве экономической конференции по вопросу оказания необходимой помощи восточногерманской экономике. Советский лидер опасался, что Запад раньше времени узнает об их планах – и это приведет к увеличению потока беженцев. Ульбрихт должен приложить все усилия, чтобы как можно лучше подготовиться к закрытию границы, сказал Хрущев.

Кроме того, Хрущев строго предостерег Ульбрихта против каких-либо акций, затрагивающих территорию Западного Берлина или пути доступа туда из Западной Германии, сказав ему: «Ни одного миллиметра дальше». Все сигналы, посылаемые Кеннеди Хрущеву, начиная с Венского саммита, обращения 25 июля и до телевизионного интервью Фулбрайта, свидетельствовали о том, что Хрущев будет в безопасности, пока все действия Советов и Восточной Германии ограничиваются территорией советского блока и не нарушают прав союзников на доступ в Берлин. Последняя беседа с послом Томпсоном убедила Хрущева, что Кеннеди и Аденауэр будут только рады закрытию границы.

Двумя днями ранее Хрущев сказал Ульбрихту: