Дело «Трудовой Крестьянской партии» - Олег Борисович Мозохин

контроля и в сельскохозяйственное ЦК.

Спрашивает: «Почему его просьбы остаются без ответа. Почему его порывы быть полезным общему делу строительства нашей страны остаются никем незамеченными? Почему на его долю выпали танталовы муки – работать с напряжением всех своих сил, работать интенсивнейшим образом с искренним желанием быть полезным и знать, что все, что ты не делаешь напрасно – работа не замечена или затеряна, или же никому не нужна – как же жить дальше? Как находить в себе силы работать? А если не работать значит погибнуть. Ведь за труды участников в строительстве Беломорского канала было отпущено должное. Почему же крупный ученый (какую бы вину ему ни приписывали), написавший в заключении ряд капитальных и ценнейших работ в искреннем желании быть полезным, должен растрачивать остаток своих сил в тюрьме и медленно там погибать, тогда как он нужен стране, а он сам так страстно рвется в живое дело нашего строительства. Простите за этот вырвавшийся стон и помогите если сможете»[433].

Енукидзе на документе написал: «На комиссию. Нужно досрочно освободить». Однако предыдущее решение Сталина и Молотова, по-видимому, не позволило разрешить это дело положительным образом.

23 сентября 1934 г. А.Ю. Макарова вновь обращается к А.С. Енукидзе, пишет о том, как два года добивается освобождения мужа. В письме сообщает и о себе: «Что же касается меня, то за 4 года такой одинокой борьбы за существование семьи я окончательно выбилась из сил и с ужасом жду приближающейся зимы, когда эта борьба становится во много раз труднее. Достаточно указать, что за 11 м-цев 1933/34 г. меня 4 раза выбрасывали с работы как жену Н.П. Макарова, несмотря на то что я квалифицированный работник, имею диплом I степени Ленинградского Университета и степень магистра Колумбийского Университета в Нью-Йорке (это же обстоятельство послужило для меня препятствием войти в члены секции научн. работников и заняться научной работой, а я вынуждена служить, чтобы иметь продовольственную карточку). В периоды сокращений мы с детьми, оставаясь без продовольственных карточек, буквально влачили голодное существование. В период паспортизации мне было отказано в паспорте, и мы были под угрозой остаться без крова, т. к. ехать нам было не к кому. В течение первых двух лет я выдерживала систематические атаки на нашу жилплощадь. И несмотря на это тяжелое существование с детьми, перебиваясь через силу на сдельной случайной работе, я не переставала оказывать материальную поддержку мужу деньгами, посылками для усиления его питания и материалами для его научной работы, как-то книги, журналы, бумага и т. д. В результате этой непосильной борьбы, в которой я не была раздавлена только благодаря чуткости советских контролирующих органов, к которым я обращалась за справедливостью в катастрофические минуты, я совершенно подорвала здоровье и по признанию врачей ин-та профилактики нервных и душевных заболеваний у меня обнаружено полное истощение нервной системы, и я стою на грани потери трудоспособности, что неизбежно повлечет за собой гибель всей нашей семьи.

Все это вынуждает меня еще раз обратиться с ходатайством о досрочном освобождении моего мужа, которое я прошу не оставить без внимания»[434].

Вновь Енукидзе на документе ставится резолюция: «Поставить вопрос о досрочном освобождении на ближайшей Комиссии». И вновь этот вопрос не решается.

Одновременно, 23 сентября 1934 г. А.Ю. Макарова пишет и М.И. Калинину. Пишет о том, что прошло больше года, как она обращалась с предыдущим письмом, а ответа никакого нет. «Настоящим ходатайством я еще раз прошу Вас Михаил Иванович о досрочном освобождении моего мужа, о возвращении его в родную производственную обстановку, о возвращении его семье, нашим малолетним сыновьям, которым так нужна помощь отца»[435].

И вновь никакого решения принято не было.

Уже после своего освобождения Н.П. Макаров в 1937 г. просит М.И. Калинина ходатайствовать о снятии с него судимости. Пишет, что его заработок агронома-плановика в зерносовхозе не позволяет оказывать сколько-нибудь реальную помощь семье, живущей в Москве. Силы жены перенапряжены и подорваны напряженной борьбой за существование. Его сыновья – мальчики в возрасте 14 и 11 лет больше чем когда-либо нуждаются в обществе отца. Сам он полон стремления отдать все силы и опыт на развитие социалистического сельского хозяйства.

«Все это заставляет меня обратиться к вам, Михаил Иванович, с просьбой поддержать перед Президиумом ЦИКа мое ходатайство о снятии с меня последних ограничений в правах полноправного гражданина СССР»[436].

Сообщает Калинину, что одновременно с этим письмом он подает прошение в Президиум ЦИК СССР о снятии с него ограничений в отношении избирательного права, выбора места жительства и о снятии судимости.

В прошении он пишет, что в июне 1935 г. был освобожден, но при этом лишен на 3 года избирательных прав и ограничен в выборе места жительства. Как административно-высланный, он поселился в Воронежской области, где работал в качестве агронома-плановика в Викторопольском совхозе.

Сообщал, что, работая в совхозе, принимал активное участие в планировании и производственных процессах. Весенние предпосевные и посевные работы провел за 9 дней вместо 12–15. Уборка зерновых проведена в 25 рабочих дней, вместо 35. Сев озимых был окончен к 25 сентября, вместо октября – ноября и др.

Просил Президиум ЦИК СССР снять с него ограничения в отношении избирательного права, права свободного выбора места жительства и о снятии судимости для того, чтобы он мог быть полноценным работником социалистического сельского хозяйства[437].

Одновременно с просьбой поддержать его ходатайство в Президиум ЦИК СССР Н.П. Макаров 7 января 1937 г. обращается к Я.С. Агранову. «Пользуясь случаем поблагодарить Вас за оказание содействия при получении мною работы, я должен сказать, что истекший год моей работы в зерносовхозе был годом не только напряженной работы, но и годом научной и технической переквалификации. Но в то же время он был и годом моей политической самопроверки, при которой я, участвуя непосредственно в социалистическом производстве и соприкасаясь вплотную с стахановским движением, снова и снова убеждался, что социалистический путь развития социалистического сел. хоз-ва есть единственный путь его настоящего и полного развития.

Но в то же время жизнь моей семьи очень тяжела. Сыновья растут без отца. Мать, моя жена, тоже бесконечно занята на работе и все же не может достаточно обеспечить детей, тем более, что силы ее подорваны за эти 6 ½ лет. А моя помощь в силу скромного заработка агронома-плановика ничтожна.

Я могу и хочу работать, отдавая в работе социалистич. сел. хоз-ву все силы и внимание, но для этого я должен стать полноценным работником. Тогда я смогу помочь и семье и уберечь жену от окончательного разрушения своих