Год дурака (СИ) - "Литтмегалина"

— Кусочек? — подлетела я.

— Один. Маленький, — вяло согласился Роланд, глядя на торт с настороженностью.

Пока он поглощал торт, отламывая крошечные кусочки маленькой ложечкой, я пытливо всматривалась в его непроницаемое лицо.

— Спасибо. Очень вкусно, — Роланд вытер губы салфеткой. — Но впредь я попросил бы вас не готовить столь богатую простыми углеводами пищу. Я склонен к полноте, поэтому по вечерам придерживаюсь белкового питания, ужиная не позднее, чем за три часа до сна.

— А во сколько вы ложитесь спать? — я с трудом отвела полный сомнения взгляд от его подтянутой стройной фигуры.

— В одиннадцать.

В одиннадцать мы пойдем в постель… совсем скоро.

Тем не менее мне хватило времени, чтобы издергаться до скрежета зубовного. Мечта вот-вот должна была исполниться, а я вдруг захотела, чтобы она исполнилась в какой-нибудь другой день. Усердно игнорируя терзающие меня сомнения, в леденяще-белой ванной комнате я тщательно побрила ноги, увлажнила кожу кремом и даже уложила феном волосы. Потом переоделась в украшенную нежным кружевом ночную рубашку и побрела на потенциально-супружеское ложе как на эшафот.

— Пойдемте спать, — мягко позвал Роланд.

И мы пошли… спать. Каждый под своим одеялом. То есть Роланд заснул, а я впала в легкую кому. В конце концов я решила, что это даже мило. Как если бы средневековый феодал женился на двенадцатилетней девочке и дал ей время до завтра, чтобы немного повзрослеть. Рано отчаиваться. Я вспомнила женщин, о которых только и говорили, как им повезло — такая знакомая есть у каждой из нас, неудачниц. «У нее чудесные дети. У нее красавец муж, который зарабатывает кучу денег. У нее такая шикарная квартира». В прошлом я только гадала, почему некоторым женщинам все радости жизни как будто бы сами идут в руки. А теперь я была как никогда близка к тому, чтобы стать одной из них.

Роланд удовлетворенно вздохнул во сне. Дрыхнет без задних ног, забыв обо мне! Меня, между прочим, еще утром отчаянно хотел двадцатитрехлетний мужчина! Хотя, может, как раз-таки дело в молодости? Тестостерон… Настроение испортилось окончательно.

Я проснулась в семь. Роланд уже отбыл на работу. Он аккуратно сложил свое одеяло, но вряд ли вспомнил, что под вторым одеялом сплю я. Пока я сидела на кухне и втупляла, что вообще происходит, меня испугал шофер, вернувшийся, чтобы отвезти на работу и меня к моему обычному времени.

Шофера Роланда звали Юра. У него были лысина, две бывших жены и трое детей, которые, как он сказал, бывшими не бывают.

Я попросила остановить не доезжая до офисной стоянки. На этом этапе наши отношения с Роландом не стоило афишировать. Снег растаял, превратившись в серую слякоть.

День прошел как обычно. Диана поздоровалась со мной, однако после и не смотрела в мою сторону. Потом я по привычке направилась к автобусной остановке, но вспомнила, что теперь живу в другом месте, и с острым чувством тоски вернулась к стоянке, где меня ждал Юра. Роланд задерживался на работе.

Он вернулся поздно. Проигнорировав запеченную мною к ужину куриную грудку (белковее не бывает), до половины одиннадцатого читал новости в Сети, затем принял душ. И мы легли спать. Снова! Как будто вчера нам было мало!

Все шло не так.

В офисе курсировал слух, что Ирина развелась со своим итальянским мужем. В прежние времена мы с Дианой ринулись бы рьяно обсуждать это событие, но сейчас нас разделяла полоса отчуждения.

В середине дня мне позвонил Эрик. Я долго смотрела на его имя, высветившееся на дисплее телефона, но так и не ответила. Все равно я не смогла бы выдавить ни слова. После позвонила Аля. Я выключила телефон и включила уже только в квартире Роланда, где мне пришло уведомление о двадцати пропущенных вызовах. Перезванивать я не стала.

В одиннадцать вечера Роланд пожелал мне спокойной ночи, но не сдержал своей страсти и исступленно прижал меня к себе, поднимая на вершину блаженства — в моей больной фантазии. На самом деле мы закутались в одеяла и повернулись друг к другу спинами.

В среду я оставила телефон дома. Я все еще не была готова ответить Эрику, а от Роланда все равно не дождешься милых сообщений вроде: «Скучаю по тебе, насколько это для меня возможно» или «Прости, что я отмороженный сверхзамороченный индивидуум, патологически не способный к установлению близких отношений».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вечером я решила взять дело в свои руки — не подумайте чего дурного. Гугл всегда был готов поделиться советами, оставленными глупыми людьми, умеющими печатать, глупым людям, умеющим читать. Среди прочего утверждалось, что ничто так не будит в мужчине зверя, как округлые женские ягодицы. А значит, нужно демонстрировать их как можно чаще, отгоняя от себя мысли о целлюлите и моржовом слое жира. «Просто сделайте вид, что вы поднимаете что-то с пола», — советовала неизвестная многоопытная. С этой точки зрения тетя Глаша, выпалывающая в поле сорняки, была верхом эротичности.

Я натянула тугие джинсы и, дождавшись прихода Роланда, обрела острейшее зрение.

— Соринка!

Мой позвоночник громко хрустнул. Роланд поморщился, но не оторвал взгляда от экрана ноутбука.

Я подошла поближе и попробовала снова:

— Нитка!

И снова ничего. Я начинала отчаиваться.

— Крошки! Много-много! — пошла я ва-банк, и на этот раз Роланд отодвинул свой ноутбук и посмотрел на меня.

— Безобразие, — сказал он. — Я рассчитаю уборщицу.

Я испугалась, что подставила человека, и, пытаясь оправдать уборщицу, не спалив при этом себя, оказалась втянута в длинный спор с Роландом. Роланд убеждал меня, что стоит гнать каждого напортачившего, поскольку в будущем он будет только прогрессировать в своей вредоносности. Я считала, что люди способны развиваться и работать над своими ошибками. Мне стало грустно, когда я поняла, что Роланд отстаивает ту точку зрения, согласно которой он неизлечим. Но хотя бы мы немного пообщались.

К следующему вечеру я подготовилась более ответственно, принесла бутылку французского вина и облачилась в шелковый халат с драконом, который купила за триста рублей у бабушки в подземном переходе, о чем Роланду знать не следовало. Я так волновалась, что меня бросало то в жар, то в холод. Может, действительно поднимается температура? Я взяла градусник. Услышав звук повернувшегося в замке ключа, суетливо вскочила, покусала губы, чтобы придать им яркости, и вышла.

— Ярослав Борисович, — выдохнула я, памятуя, что имя — сладчайший звук для любого человека, и что мужчины реагируют на грудной голос.

Роланд дернулся и настороженно посмотрел на меня.

— София, что у вас с нижней губой? На ней кровь.

— Ой, — я торопливо вытерла губы. — Бокал вина?

— Вы пьете в будни?

— Я? Нет! Просто захотелось расслабиться.

— Я не приемлю сотрудников, норовящих расслабиться в середине рабочей недели, — припечатал меня Роланд.

Вот и не знаешь, как с ним говорить — как с любовником или как с директором. Пряча смятение, я неискренне зевнула, приподняла руки и потянулась. Шелковые рукава скользнули вниз, открывая внутреннюю сторону предплечий — очень соблазнительную часть женского тела, если верить Гуглу. Что-то упало и, грохнувшись об пол, разлетелось на осколки. Градусник!

— Б****, — выпалила я.

— София, вы еще и ругаетесь? — ужаснулся Роланд.

— Я сказала: «Опять». Опять я разбила градусник.

Последующие полчаса мы с Роландом ползали по полу, собирая верткие шарики ртути. Это немного сбило мой романтический настрой.

— Вы все же присядьте, — я почти толкнула его на диван, когда мы закончили с ртутью. — И выпейте. Как говорится, один раз не пи… то есть ничего не будет, с одного-то раза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Роланд глотнул вина без особого удовольствия. Я судорожно припомнила, что в женщине мужчину привлекает умение выслушать, и спросила:

— Как прошел день? Много проблем на работе?

За неимением туфельки я попыталась эротично покачать на кончиках пальцев тапочек. Тапочек слетел с ноги и грохнулся за телевизор. Я сделала вид, что ничего не произошло. Как будто я с самого начала была наполовину босая.