Парень, который будет жить вечно - Фредерик Пол

Это были хичи.

III

Дорога на Барстоу привела их к краю опустошенной местности.

Сама дорога не испытала на себе всю силу удара цунами. Там, где это произошло, на ровных пустырях под закатным солнцем не осталось ничего, что мог бы узнать человек. На склонах холмов по крайней мере виднелись обломки и мусор. Очень много мусора. В некоторых грудах можно было еще распознать остатки зданий. Чаще же руины, в которые превратилось несколько сооружений, напоминали каменную осыпь. На холмах выше шоссе люди и машины разбирали развалины домов — может, искали выживших или что-нибудь уцелевшее, что еще можно использовать. Макклюну показалось, что многие дома были сорваны с фундаментов и скользили вниз по склонам, пока — разбитые, обрушившиеся, иногда обгоревшие — не застряли у преграды, образованной скоростным шоссе. Вернее, тем, что осталось от скоростного шоссе. А осталось не очень много. Внешние полосы дороги покрылись рытвинами и разрывами; в некоторых местах покрытие было сорвано подчистую. Не раз Джуди, бормотавшей взрослые ругательства, приходилось сражаться с рулем и ползти по грязным обочинам, где машина опасно наклонялась, пока не удавалось вернуться на ровное место. И еще приходилось думать о других машинах. Их было множество, преимущественно индукционных, хотя встречались и такие же одры, как их фургон, и все они сражались за место на полосе. Иногда полоса настолько сужалась, что невозможно было разъехаться. В таких местах образовывалась пробка длиной в сорок или пятьдесят машин, и цепочкой медленно они проползали узкое место.

Преподобный Макклюн видел все это, но мысли его занимало иное. Он думал о своих неожиданных попутчиках.

Всю жизнь Орбис Макклюн знал, что окружен пороками, грехами и святотатственным разложением. Он понимал, что так создан мир. Макклюн искренне отвергал этот мир, но в то же время знал, что у этого мира есть одно искупительное свойство. Мир прогнил, он погряз в пороках, но это человеческие пороки. Это проявление все того же первородного греха, который изобрел сам Бог, чтобы люди, его создания, были не слишком высокомерными.

Всю свою жизнь Макклюн имел дело именно с таким грехом. Но хичи — особая статья.

Души — вот специальность Макклюна, и он знал о них все, что необходимо знать. Ну, почти все. Мрачно глядя на отражение нежеланных попутчиков в ветровом стекле, он думал, что есть один вопрос относительно души, на который он не знает ответа. Вопрос таков: есть ли душа у хичи?

Интересная теологическая проблема. Звери полевые не имеют души, Писание на этот счет говорит совершенно определенно. Но звери не говорят на человеческих языках, не носят одежду, не изобретают космические корабли. У Макклюна не было ответа, но была горячая молитва: Боже, если у них есть душа, которую стоит спасать, пусть это делает кто-нибудь другой, не я.

Орбис был уверен, что появление этих омерзительных созданий на Земле не входило в Божественный план. Они чужаки. Они пришли извне. Им не место в мире, созданном самим Господом: все это черным по белому написано в Его собственной Книге — земля предназначена исключительно для людей. И необычным созданиям с других планет здесь нечего делать. Так что для Макклюна хичи не были благословлены Богом и, следовательно, представляли собой воплощенное зло. Если и существует в мире абсолютное воплощение сосредоточения греха, то это, вне всякого сомнения, хичи.

Перечень их грехов совершенно ясен. Именно из-за хичи столько людей покинуло Божий мир и улетело в космос. Именно из-за хичи бездушные машинные разумы начали играть такую большую роль в жизни людей. Из-за хичи бесчисленные грешники, оказавшись на пороге смерти, выбрали перерождение в бессмертные электронные абстракции, вместо того чтобы благодарно гнить в Божьей почве, дожидаясь последнего зова. Это преступление было особенно отвратительно Макклюну из-за обстоятельств его бывшего брака. Но хуже всего то, что в мире почти бесследно исчезли превосходные стимулы к приличному поведению — нужда и страх.

Макклюн не мог справиться с собой. Он громко застонал, заставив репортершу раздраженно повернуться к нему.

— Что с вами, Макклюн? — спросила она. — Не можете сдержаться? Я пытаюсь взять интервью.

И она снова повернула свою камеру к хичи, предоставив Макклюну мрачно смотреть на пробегающие мимо картины.

Барстоу они достигли уже в полной темноте. Сюда не добралась даже пена цунами, так что на улицах Барстоу стояли неповрежденные здания. И при этом здесь было множество беженцев. Они заполняли тротуары и мостовые, бесцельно слонялись — или сидели везде, куда удавалось опустить усталый зад: на ступенях, на парапетах, на плоских крышках пожарных гидрантов. По забитым беженцами улицам с трудом пробирались грузовики, грузовые платформы и автобусы; они везли припасы. Все автостоянки были заполнены людьми, они лежали в спальных мешках или на грудах тряпья и ревниво караулили место, где можно лечь. Перед немногими открытыми ресторанами и гостиницами выстраивались длинные очереди — не в надежде на еду и приют, а просто дожидаясь возможности воспользоваться туалетом. Очереди образовывались и перед грузовиками, с которых раздавали плоские тяжелые пакеты с CHON-пищей, привезенные с какой-нибудь уцелевшей пищевой фабрики. На лицах одних беженцев было написано отчаяние, на лицах других — ошеломление. Но у большинства лица были злые. Чем лучше были одеты беженцы, тем больше они сердились. Видно было, что они и разгневаны, и поражены. В их мире, в это время, у таких людей такое просто не могло случиться.

Макклюн с удовлетворением смотрел на эти орды. Вот души, которые он явился спасать. Они наказаны, и его долг объяснить им, почему.

— Останови машину, — приказал он, уже проглядывая перечень их грехов.

И просчитался.

— Нельзя, — прохрипела Джуди, глядя на него в зеркало заднего обзора, и Элла тут же поддержала ее.

— Нельзя, старик, — решительно сказала она. — Уже минут двадцать как действует комендантский час для машин. Если копы нас увидят, тут же отберут машину.

— И заткнитесь, — добавила Джуди, — я не могу отвлекаться от вождения. Хотите, чтобы я кого-нибудь переехала?

«Удобства», предоставленные девушками, не были роскошными. Они представляли собой большой, пахнущий бензином сарай, который когда-то, до пожара, был, должно быть, ремонтной мастерской. Джуди сразу загнала свой драндулет внутрь — из опасения, что его украдут, объяснила она, хотя Макклюн не мог представить себе, чтобы кто-нибудь захотел это украсть. Большую часть сарая занимала здоровенная ржавая цистерна. Оставшееся пространство было заполнено постелями — брезентовыми койками, которые смогли предложить Элла и Джуди. («Эй, — рявкнула Джуди, когда ле Бран попыталась пожаловаться, — можете спать на тротуаре, если вам там больше нравится».) Койки по крайней мере были совершенно новые. Их доставили на грузовиках вместе с другими припасами. Одеяла тоже.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});