Криптономикон, часть 1 - Нил Стивенсон

Чтобы все это заработало, требуется определенное время. Всякий раз, упираясь в очередной тупик, Уотерхауз начинает звереть. Тогда он встает и крутит антенну, якобы ища немецкую подлодку. Тем временем его осеняет, и он возвращается к работе.

Примерно на рассвете он слышит визг в наушниках — бакелитовых чашечках, соединенных приспособлением, похожим на примитивный хирургический инструмент. К приемнику от них тянутся перекрученные черная и красная проволочки. Уотерхауз убавляет громкость и надевает наушники.

Он кладет палец на сейф и слышит неприятный гул в ушах, проводит по холодному металлу и слышит скрежет. Любая вибрация заставляет дрожать графитовую перемычку, замыкая и размыкая цепь, модулируя ток. Лезвия и графит — это микрофон, и микрофон работает даже слишком хорошо.

Уотерхауз снимает руку с сейфа и некоторое время вслушивается. Слышно шебуршание скрргов, растаскивающих провиант подразделения. Слышно, как бьют волны о берег, как подпрыгивают на Дороге лысые шины Такси. У Такси не отрегулирован Развал. Слышно, как Маргарет — шырк-шырк-шырк — трет пол на кухне, и у спящих морпехов екает сердце; как трутся льдины у берегов Исландии и крутятся винты приближающегося конвоя. Лоуренс Притчард Уотерхауз подключен к Вселенной с полнотой, какую бессилен обеспечить даже Блетчли-парк.

В центре этой Вселенной — сейф с подводной лодки U-553, ее ось проходит через центр диска. Уотерхауз снова кладет на него руку, предварительно убавив громкость, чтобы не лопнули барабанные перепонки. Диск поворачивается с усилием, но плавно, как на воздушном демпфере. Однако остается трение. Его не ощущают замерзшие пальцы Уотерхауза, но в наушниках оно грохочет горным обвалом.

Когда замок щелкает, звук такой, будто Уотерхауз поднимает щеколду на главных вратах ада. Несколько раз приходится начинать по новой: он не знает, сколько чисел в комбинации и в какую сторону крутить сначала. Однако опытным путем начинает вырисовываться закономерность, и постепенно он приходит к следующей комбинации: 23 вправо — 37 влево — 7 вправо — 31 влево — 13 вправо.

Слышится смачный лязг, и Уотерхауз нутром чует, что можно снимать наушники. Он поворачивает колесико рядом с диском. При этом убираются радиальные собачки, запирающие дверцу. Он тянет ее вверх, осторожно, чтобы не порезаться о лезвия, и смотрит внутрь.

Разочарование, которое он при этом испытывает, никак не связано с содержимым сейфа. Это разочарование от того, что задача решена и он вернулся к базовому состоянию тоски и легкого раздражения, в котором живет, когда не взламывает замки или шифры.

Уотерхауз засовывает руку в сейф и нащупывает металлический брусок размером с булочку для хот-дога. Это для него не новость: они трясли сейф, словно дети — коробку с рождественским подарком, слышали, как что-то со звоном перекатывается, и гадали, чего бы там могло быть.

Брусок холодный и так сильно забирает тепло, что держать его почти больно. Уотерхауз трясет рукой, чтобы восстановить циркуляцию, вытаскивает брусок и бросает его на алтарь. Тот дважды подпрыгивает, звеня — самый музыкальный звук, который стены часовни слышали за много столетий, — и остается латунно блестеть в свете электрических лампочек (в часовню уже провели свет). Яркие отблески бьют в глаза Уотерхаузу, который много недель живет на сером и ненастном Йглме, ходит и спит в хаки и черном. Он зачарован красотой и яркостью бруска на грубом черном базальте еще до того, как мозг опознает в нем золотой слиток.

Из слитка получается мировое пресс-папье — весьма кстати, потому что в часовне сквозняк, а содержимое сейфа — листки папиросной бумаги, разлетающиеся от малейшего дуновения. Листки расчерчены бледными горизонтальными и вертикальными линиями, ячейки заполнены от руки печатными буквами, расположенными в группах по пять.

— Ба, что вы нашли! — говорит тихий голос.

Уотерхауз поднимает голову и смотрит в пугающе спокойные глаза Еноха Роота.

— Да. Шифровки, — отвечает Уотерхауз. — Не «Энигма».

— Я про другое, — говорит Роот. — Про корень всего зла. — Он пытается взять брусок, но пальцы соскальзывают. Тогда он берется покрепче и отрывает слиток от алтаря. Что-то цепляет его взгляд; он поворачивается к лампочке и сосредоточенно хмурится, как гранильщик алмазов.

— Здесь иероглифы, — говорит Роот.

— Простите?

— Китайские или японские. Нет, китайские — клеймо шанхайского банка. И цифры — проба и серийный номер. — Для миссионера он неожиданно подкован в таких вопросах.

До этой секунды слиток ничего для Уотерхауза не значил — просто образчик химического элемента вроде свинцового грузила или банки с ртутью. Однако мысль, что он может нести информацию, занятна. Просто необходимо встать и поглядеть. Роот прав: на слитке клеймо с маленькими восточными значками. Крохотные грани иероглифов вспыхивают под лампочкой — искры, проскакивающие через пространство между двумя странами Оси.

Роот кладет слиток на алтарь, быстро идет к столу, где лежит всякая канцелярия, берет лист папиросной бумаги и карандаш. Возвращается к алтарю, кладет тонюсенький лист на слиток и возит по нему боковой стороной грифеля, так что бумага чернеет везде, кроме тех мест, где вдавлены иероглифы или цифры. Через несколько секунд у него в руках идеальная копия клейма. Он складывает листок и убирает в карман, а карандаш возвращает на стол.

Уотерхауз давно вернулся к изучению шифровок из сейфа. Все они составлены одним почерком. Из месива в каюте они с Шафто выловили целую кипу разных бумаг, и капитанский почерк Уотерхауз знает; эти листки писал кто-то другой.

Ясно, что зашифрованы они не с помощью «Энигмы». Шифровки «Энигмы» начинаются с двух групп по три буквы в каждой, указывающей, как ставить диски. Ни на одном из листков таких букв нет, значит, использована какая-то другая система. Как у любого современного государства, у Германии уйма шифров, для одних используются книги, для других — машины. В Блетчли-парке взломали большую часть и тех, и других.

Однако поупражняться всегда приятно. Теперь, когда прибыло все подразделение 2702, на свидания с Маргарет рассчитывать не приходится. Шифры на листках — идеальная головоломка, чтобы заполнить зияющую пустоту, оставшуюся после вскрытия сейфа. Уотерхауз тоже заимствует несколько листков бумаги и час или два кропотливо копирует шифры, по два, по три раза проверяя каждую шифргруппу, чтобы не ошибиться.

С одной стороны, это ужасно муторно. С другой — шанс на самом нижнем уровне проштудировать шифртекст. Умение увидеть закономерность в хаосе бесполезно, если прежде не погрузиться в хаос. Если закономерности есть, он их сейчас не увидит Но, может быть, если цифры пройдут перед глазами и через руку с карандашом, подсознание включится в работу и выдаст подсказку — или само решение — недель этак через несколько, когда он будет бриться или крутить антенну.

Краем сознания он воспринимает, что Чаттан и остальные проснулись. Рядовых и сержантов в Святая Святых не пускают, но лейтенанты столпились вокруг и пялятся на слиток.

— Взламываете шифр? — Чаттан вразвалку подходит к столу. Он держит кружку с кофе двумя руками, чтобы согреть ладони.

— Снимаю копию, — говорит Уотерхауз и, поскольку тоже не чужд некоторой хитрецы, добавляет: — На случай, если оригиналы погибнут при перевозке.

— Очень предусмотрительно, — кивает Чаттан. — Кстати, вы, часом, не припрятали где-нибудь второй слиток?

Уотерхауз давно общается с военными и не ловится на подначку.

— Характер звуков, возникавших при покачивании сейфа, явно указывал на наличие внутри только одного металлического предмета, сэр.

Чаттан, хохотнув, прикладывается к кружке.

— Интересно, удастся ли вам взломать шифр, капитан Уотерхауз. Готов держать пари, что да.

— Спасибо за доверие, но пари явно проигрышное, сэр, — говорит Уотерхауз. — Скорее всего в Блетчли-парке его уже раскололи.

— Почему вы так думаете? — рассеянно спрашивает Чаттан. Вопрос из уст человека с допуском «Ультра-Мега» настолько глупый, что Уотерхауз теряется.

— Сэр, в Блетчли-парке взломали практически все немецкие военные и правительственные коды.

Чаттан притворно корчит разочарованную гримасу.

— Фи, Уотерхауз, как ненаучно! Вы делаете допущения.

Уотерхауз прокручивает разговор назад, пытаясь понять смысл упрека.

— Вы предполагаете, что шифр может быть не немецкий? Или что он не военный и не правительственный.

— Я лишь предостерегаю вас от допущений, — говорит Чаттан. Уотерхауз все еще обдумывает услышанное, когда к ним подходит лейтенант Робсон, командир взвода английских десантников.

— Сэр, — говорит он. — Надо бы сообщить в Лондон комбинацию.

— Комбинацию? — тупо переспрашивает Уотерхауз. Вне контекста слово практически ничего ему не говорит.

— Да, сэр, — четко отвечает Робсон. — К сейфу.