Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление - Айн Рэнд

Дагни сидела за потрепанным столом, возле испещренной пятнами стены своего кабинета.

Не пошевелившись, она произнесла:

— Убирайтесь отсюда.

С подобным обращением делегат не сталкивался в отполированных до блеска кабинетах железнодорожного начальства. Он возмутился:

— Я пришел, чтобы сказать вам…

— Если вам действительно есть, что мне сказать, начните сначала.

— Что??

— Только не надо говорить, будто вы чего-то там не позволите мне.

— Хорошо, я хотел сказать, что мы не позволим своим людям обслуживать ваш поезд.

— Это другое дело.

— Мы так решили.

— Кто это «мы»?

— Комитет. То, что вы делаете, является нарушением прав человека. Вы не смеете отправлять людей на верную смерть — когда этот мост рухнет — только для того, чтобы положить деньги в свой карман.

Дагни достала из стола лист чистой бумаги и подала своему гостю.

— Пишите, — предложила она, — и мы заключим контракт.

— Какой контракт?

— О том, что ни один из членов вашего профсоюза не будет обслуживать локомотивы «Линии Джона Голта».

— Нет… подождите минуту… я не говорил.

— Значит, вы не хотите подписывать такой контракт?

— Нет, я…

— Но почему, раз вам известно, что мост рухнет?

— Я только хочу…

— Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите душить своих людей за счет тех работ, которые я могла бы им предоставить — и меня — уже руками ваших людей. Вы хотите, чтобы я давала вам рабочие места, и чтобы я не имела возможности делать это. Я предоставляю вам выбор. Поезд этот совершит свой рейс. Вам этому не помешать. Но вы можете выбрать, ваш человек поведет его или нет. Если вы предпочтете запрет, поезд все равно пойдет, даже если мне самой придется встать на место машиниста. Тогда, если мост рухнет, вообще не останется ни одной железной дороги. Но если он устоит, ни один из членов вашего профсоюза никогда не получит места на поездах «Линии Джона Голта». Если вы считаете, что я нуждаюсь в ваших людях больше, чем они во мне, примите соответствующее решение. Если вы понимаете, что я могу водить локомотив, а ваши люди не способны построить железную дорогу, делайте другой вывод. Итак, вы намереваетесь запретить своим людям обслуживать этот состав?

— Я не говорил, что мы запретим это. Я ни слова не сказал ни о каком запрете. Но… но вы не можете заставить людей рисковать своими жизнями в совершенно никем не опробованном месте.

— Я не собираюсь никого заставлять идти в этот рейс.

— Что же вы намерены делать?

— Я намерена найти добровольцев.

— А если таких не сыщется?

— Это уже будет моей проблемой, а не вашей.

— Тогда позвольте мне сообщить вам, что я не буду советовать им соглашаться на ваше предложение.

— Да ради Бога. Советуйте все, что вам угодно. Говорите, что хотите. Но оставьте им право выбора. Не смейте ничего запрещать.

Объявление, появившееся во всех таггертовских депо, было подписано: «Эдвин Уиллерс, вице-президент, руководитель Производственного отдела». Оно просило инженеров, желающих провести первый состав «Линии Джона Голта», сообщить об этом в кабинет мистера Уиллерса не позже одиннадцати часов утра 15 июля.

Утром пятнадцатого числа, в четверть одиннадцатого, на столе Дагни зазвонил телефон. Звонил Эдди с высоты своего кабинета в находящемся напротив ее окна здании Таггерт.

— Дагни, мне кажется, тебе лучше прийти сюда. — В голосе его прозвучали странные нотки.

Поспешно перебежав улицу, по мраморным лестницам и коридорам она поднялась к двери, на которой под стеклянной табличкой до сих пор значилось ее имя: «Дагни Таггерт».

Она распахнула дверь.

Приемная была набита битком. Люди стояли за столами, жались у стен. Увидев ее, они сняли шляпы посреди внезапно наступившего молчания. Она видела седеющие головы, мускулистые плечи, улыбающиеся лица своих сотрудников за столами, Эдди Уиллерса у двери в кабинет. Все знали, что говорить ничего не нужно.

Эдди так и остался возле двери. Толпа разделилась, пропуская ее. Эдди повел рукой, указывая внутрь кабинета, на груду лежавших на столе писем и телеграмм.

— Дагни, желание высказали все до единого, — проговорил он. — Все машинисты «Таггерт Трансконтинентал». Все, кто мог, явились сюда от самого Чикагского отделения. — Он снова кивком указал на почту: — А вот и все остальные… Сказать по правде, не дали знать о себе только трое: один сейчас в отпуске в северных лесах, другой лежит в больнице, а третий отсиживает срок за неосторожное вождение автомобиля.

Дагни посмотрела на машинистов. Под торжественными лицами прятались улыбки. Дагни склонила голову в знак признательности. Она замерла так на мгновение, словно выслушивая приговор, зная, что приговор этот относится лично к ней, ко всем, кто находился в этот момент в приемной и к миру, оставшемуся за ее стенами.

— Благодарю вас, — проговорила она.

Большинство людей неоднократно видели ее. И глядя сейчас на Дагни, когда она подняла голову, многие из них подумали — с удивлением и впервые — что их вице-президент и начальник Производственного отдела — женщина, и что женщина эта прекрасна.

Где-то в задних рядах толпы кто-то вдруг выкрикнул веселым голосом:

— Долой Джима Таггерта!

Ему ответил взрыв веселья. Люди смеялись, кричали, хлопали в ладоши. Острота совершенно не стоила такой реакции. Однако она предоставила всем в комнате тот предлог, в котором они нуждались. Они словно бы аплодировали не самой шутке, а словам, нахально отрицавшим власть.

И каждый в комнате прекрасно это знал.

Дагни подняла руку.

— Вы торопитесь, — проговорила она со смехом. — Подождите еще неделю. Тогда у нас будет праздник. И поверьте, мы отметим его, как следует!

Приступили к жеребьевке. Дагни достала один свернутый листок из кучки, содержавшей все имена. Победителя среди присутствующих не оказалось, однако в компании он числился одним из лучших машинистов — Пат Логан, машинист «Кометы Таггерта» из Небраски.

— Дай телеграмму Пату и сообщи ему, что он понижен в должности на грузовой состав, — сказала она Эдди. И непринужденным тоном добавила, словно бы решение было принято только что, однако не сумела никого этим обмануть. — Ах да, сообщи ему, что в этом рейсе я буду находиться рядом с ним в кабине локомотива.

Стоявший рядом старый машинист усмехнулся и произнес:

— Я ждал этого, мисс Таггерт.

Риарден как раз был в Нью-Йорке, и Дагни позвонила ему из своего кабинета.

— Хэнк, я намереваюсь завтра устроить пресс-конференцию.

— Не может быть! — громко рассмеялся он.

— Да. — Голос ее звучал вполне серьезно, пожалуй, даже чересчур серьезно. — Газеты вдруг обнаружили, что я существуют на свете, и начали задавать вопросы. Я намереваюсь ответить на них.

— Удачи тебе.

— Спасибо. А ты завтра в городе? Мне хотелось бы, чтобы ты присутствовал.

— Хорошо. Такое событие нельзя пропустить.

Репортеры, собравшиеся в конторе «Линии Джона Голта», были молодыми людьми, которых учили думать, что работа их заключается в сокрытии от мира природы событий. Они исполняли изо дня в день одну и ту же работу, присутствуя в качестве аудитории при очередной знаменитости, изрекающей фразы об общественном благе, старательно изложенные таким образом, чтобы не содержать никакого смысла. Их ежедневная обязанность заключалась в сочетании слов в любой угодной им комбинации — до тех лишь пор, пока слова не начинали складываться в последовательность, обладавшую конкретным смыслом. Посему они просто не могли понять смысла того интервью, которое им давали.

Дагни Таггерт сидела за столом в кабинете, скорее, напоминавшем подвал трущоб. Она была в темно-синем, превосходно пошитом костюме, обладавшем официальной, почти военной элегантностью, с белой блузкой, отлично ее подчеркивающей. Она сидела, выпрямив спину, и держалась со строгим достоинством, пожалуй, даже излишним.

Риарден распростерся в углу комнаты на ломаном кресле, перебросив длинные ноги через один из подлокотников, опершись спиной о другой. Он держался мило и неофициально, пожалуй, несколько преувеличенно неофициально.

Чистым и монотонным голосом, тоном военной реляции, не обращаясь к бумагам, глядя прямо на собравшихся, Дагни сообщала техническую информацию относительно ветки «Линии Джона Голта», называя точные характеристики рельсов, несущую способность моста, метод сооружения, стоимость. После с сухой интонацией банкира она принялась объяснять финансовые перспективы дороги, приводить цифры ожидавшегося ею крупного дохода.

— Это все, — наконец проговорила она.

— Все? — поинтересовался один из репортеров. — А вы не собираетесь сделать через нас обращение к публике?