Мушкетерка - Лэйнофф Лили

Глава тридцать вторая

До чего жестокую шутку сыграло со мной головокружение. Оно снова заставило меня увидеть и услышать то, чего нет. Но тут он приблизился, и фантазия о том, что я ошиблась, разбилась вдребезги — словно сверкнула молния, а следом за ней прозвучал раскат грома. Этьен со своей обычной улыбкой, с ореховыми глазами, которые излучали тепло даже на таком морозе. Но разве я не видела что-то зеленое у окна в «Грифоне»? Или я просто выдала желаемое за действительное? Я издала стон, разглядев как следует шляпу Этьена — та была украшена зеленой лентой. О нет.

Когда я наконец разлепила губы, их обожгло морозом:

— Но… я ничего не понимаю. Где твой отец? И почему ты не с матерью? Разве не должен кто-нибудь быть с ней? Нельзя оставлять ее одну, когда она так больна.

— Таня, — сказал он. Я изо всех сил старалась забыть, с какой нежностью он произносил мое имя раньше. Словно привык к нему за много лет. Он посмотрел на мою шпагу. — Почему бы тебе не убрать это, пока никто не поранился?

— Я не понимаю, — повторила я. — Я не понимаю. Почему ты здесь? Не подходи, — добавила я, когда он попытался сократить дистанцию между нами. Шпага в моей руке сидела как влитая.

— Мы оба знаем, что ты ей не воспользуешься. — Еще один шаг. Голос Этьена был мягким, успокаивающим. Как в ту ночь, когда мы танцевали. Когда он держал меня в своих объятиях. Как в ту ночь, когда я узнала, что биение чужого сердца может звучать так же музыкально, как струнная партия менуэта.

Я покачала головой:

— Ты всегда так уверен в себе, правда?

— Ну в прошлый раз ты не могла мне сопротивляться. Разве с тех пор что-то изменилось?

Смутившись, я наблюдала, как его слова закручиваются в спираль, словно дымовые сигналы в морозном воздухе. Внезапно на меня водопадом обрушились воспоминания о другой ночи. Темнота, головокружение.

— Вор в маске… это был ты? Но я думала…

— Ты решила, что это Анри? — Его губы изогнулись в до ужаса знакомой улыбке. — Тебя нужно было лишь немного подтолкнуть. Назвать мадемуазель Мушкетеркой — ты ведь была уверена, что только твои друзья знают это имя. Этого оказалось достаточно, чтобы заронить семя сомнений. Я подслушал, как тебя назвала так одна из подруг, та блондиночка, на балу у маркиза. Ну и парик — просто завершающий штрих. Я видел Анри в тот день, когда забирал вас для поездки в театр, — я наблюдал за домом в поисках путей проникновения. Никто из вас не ожидал, что я проберусь внутрь сразу после вашего возвращения из театра, до того как двери запрут на ночь. Оставалось лишь дождаться, пока вы все уснете. Я знал, что мне будет нетрудно изобразить Анри, особенно после того, что ты рассказала мне в театре. Выпустить пару прядей из-под маски — и готово, ты уже поверила в его предательство. Я боялся, что твоя подруга обо всем догадается, но она тоже заглотила наживку.

Я с трудом протолкнула комок в горле.

— Это ужасно, — сказала я, борясь с желанием схватиться за живот при мысли о лице Анри, на котором застыло выражение обиды.

— Разве? Но ты ведь поверила?

Я отчаянно замотала головой, хотя в глубине души понимала, что он прав.

— Нет, конечно.

Этьен продолжал, словно не слышал меня:

— Вор в маске завел вас в тупик. Я надеялся, ты расскажешь остальным, что видела, но, в конце концов, я приходил ради писем. Не ради того, чтобы посеять раздор, хотя это стало приятным побочным эффектом. Я немного опасался использовать сладкое купоросное масло, но алхимик оказался прав: заявленный эффект и никакого реального вреда. Честно говоря, я рассчитывал, что в письмах твоего отца содержатся собранные им сведения. Иначе не стал бы так рисковать. Но все равно это было не напрасно. — Его лицо смягчилось, и на мгновение он снова стал человеком, которого я, как мне казалось, знала. — Я с удовольствием прочел заметки о твоем детстве, особенно полезными были пассажи о том, как помочь тебе при головокружении. Я и прежде интуитивно понимал, что нужно делать, благодаря нашим беседам и подслушанным мной разговорам с твоими подругами, но было приятно убедиться, что я мыслю в правильном направлении.

Сладкое купоросное масло… я ведь где-то о нем слышала. И вдруг меня озарило: энциклопедия мадам де Тревиль! Вещество, которое люди вдыхали или даже принимали внутрь, страдая при этом от головокружения и обмороков, — и все во имя здоровья. Портия забрала у меня книгу, пытаясь оградить от чтения статей, которые могли причинить мне боль. Но она слегка опоздала.

Получается, Этьен все это время знал об Ордене. Он знал о моих головокружениях. Добрый юноша. Юноша без предубеждений — так мне казалось. На самом деле он просто использовал свое знание против меня.

Этьен воспользовался молчанием, чтобы подойти ближе, — он будто хотел взять меня в ладони, как нежную птичку с хрупкими косточками.

— Ох, Таня! У меня не было выбора, я должен был заставить тебя сомневаться в себе. Ты так стремилась выяснить правду, что не видела ее прямо под носом.

— И этой правдой был ты? — горько спросила я.

Он рванулся вперед и вцепился в мою свободную руку прежде, чем я успела ее отдернуть. Я крепче перехватила рукоять шпаги другой рукой. Смогу ли я ей воспользоваться? Приказ мадам де Тревиль не убивать Вердона эхом отдавался у меня в ушах. Но горящие глаза Этьена вернули меня в реальность.

— Да, это был я. Один из будущих спасителей Франции. И человек, влюбленный в тебя.

Мой желудок сжался, все тело заныло, я отняла у него руку. Однажды я думала, что никто никогда не скажет мне этих слов, зная всю правду о моем теле. Но теперь я больше всего на свете хотела, чтобы он забрал их назад.

— Ты понятия не имеешь, что значит любовь.

— Неправда. Я знаю. Это чувство, которое охватывает меня, когда я вхожу в комнату, и мир словно сжимается до той точки, на которую направлен мой взгляд, — до тебя. Это то, как ты смотришь на меня и чуть приоткрываешь рот, когда мои слова тебя удивляют, и как хмуришься, когда со мной не согласна. Это то, как ты идешь по жизни, не осознавая, насколько ты прекрасна. — Он снова схватил меня за руку, прижал ее к своей груди. — Видишь, Таня? Я не могу быть бессердечным чудовищем, ведь мое сердце начинает биться быстрее каждый раз, когда я вижу тебя.

Его грудь обжигала мне ладонь. Он усмехнулся мне так, словно уже победил. Завоевал меня.

— Таня, тебе больше не нужно притворяться. Ты любишь меня, и только это имеет значение.

— Я никогда не говорила, что у меня к тебе есть чувства. — Я снова вырвала у него руку и опустила шпагу, чтобы опереться о каменный парапет. Мир вокруг зашатался. — Балкон, — прошептала я в ужасе.

— Ты и правда поверила, что я сразу ушел? Я прятался за одной из колонн, — усмехнулся он. — Но даже если бы и ушел, сейчас ты мне ответила. Ты не сказала, что у тебя нет ко мне чувств, — только то, что ты никогда этого не говорила.

Мои пальцы с силой сжали камень. Под нами потрескивал лед на реке: черно-синий, окутанный хрустальными тенями. Да, у меня были чувства к Этьену. Но не любовь.

Любовь не заставляет мучиться от вины, не вступает в противоречие с долгом. Любовь не манипулирует чувствами. Любовь не набрасывается с поцелуями в тот момент, когда у меня нет выбора и я вынуждена ответить на поцелуй.

— Ты не можешь любить меня, — возразила я, и, когда уверенность Этьена дала трещину, меня охватило чувство удовлетворения. — Ты все это время знал, кто я, и сблизился со мной ради собственных целей.

Когда я произнесла эти слова, его губы сжались.

— Монархии нужна свежая кровь, — сказал он. — Тот, кто наденет на себя корону, будет просто символом надежды; никому не обязательно знать, что это просто марионетка. Мы дадим людям то, чего они хотят: кого-то достаточно могущественного, чтобы защитить их, и вместе с тем способного начать все сначала. Ты ведь знаешь, каково это, Таня, — знать, что ты недостаточно хорош для своей семьи. После Фронды мой отец был разорен. Верность короне не принесла ему и моей семье ничего хорошего. Но погляди на нас сейчас: мы живое доказательство того, что они ошибались. Мы сами хозяева своей судьбы. Новый король даст мне всё, чего я только пожелаю. На меня больше никогда не будут смотреть сверху вниз, и я получу титул, который заслужил — не тем, что ходил по балам и распивал вино, а тем, что сражался.