Глаз Паука - Олаф Бьорн Локнит

Самого Ночного Кошмара теснили к лестнице в компании с Рейфом, телохранителем госпожи Кассианы, и мальчишкой-варваром, наверняка воображавшим себя героем древних сказаний Полуночи. Толку от подростка и его клинка было чуть, разве что прикрывал спину. Гораздо большую благодарность судьбе Кодо испытывал за общество Рейфа, знавшего толк в хорошей драке. Кайлиени и Ши Шелам в суматохе куда-то сгинули. Одноглазый Хасти… кстати, а этот куда подевался?!

Хасти, словно демон из поговорки, явился немедленно, стоило о нем вспомнить.

– Остановитесь, безумцы, и подумайте о вечном! – проревел он свою излюбленную фразу, возникая из сумрака за спинами противников с тяжелым посохом наперевес. Громогласный призыв возымел действие лишь отчасти. Но двое ближайших стражников «Альнеры» остановились как вкопанные, и Хасти налетел на них коршуном, приговаривая:

– Да снизойдет на вас благодать Изначального!

Под благодатью Одноглазый понимал полное избавление от невзгод суетного мира, поскольку окованным торцом своего посоха немедленно проломил обоим черепа. Воспрявшие духом Кодо, Рейф и Конан с новыми силами ударили на оставшихся и преуспели. Широкий меч Рейфа вышел из спины одного врага, палица Кодо обрушилась на темя второму, загнав ему голову в плечи.

И вот тут у месьора Сиверна отвисла челюсть.

Ходячий Кошмар по прежнему немалому опыту как-то привык к тому, что человек с напрочь размозженной башкой молча падает и смирно лежит, дожидаясь труповозов. Охранник «Альнеры», у которого практически исчезла верхняя треть черепа, тоже упал было, выронив кривую туранскую симитарру. И тут же принялся вставать, медленно и неуклюже, слепо шаря вокруг себя выпавшее оружие. Ни капли крови притом не вытекло из жуткой раны, словно удар Сиверна проломил не человеческий череп, а трухлявое бревно.

Рейфу пришлось еще тяжелее. Лезвие меча застряло меж ребер его врага, на что враг попросту не обратил внимания. Его ответный удар отсек бы немедийцу руку по локоть, если б не Малыш, вовремя подставивший свой клинок. Брызнули искры, симитарра убитого, но чересчур прыткого для мертвеца стражника со звоном переломилась у рукояти, отлетевший осколок полоснул Рейфа по щеке. Телохранитель Клелии, еще не успевший осознать всю странность происходящего, яростно взревел. Немедиец отпрыгнул, вырывая оружие из тела противника, и его полуторный клинок по широкой плоской дуге рассек воздух.

Обезглавленный стражник постоял немного и аккуратно завалился навзничь. Обрубок шеи не кровоточил, будто не живого человека отправили на Серые Равнины, а срубили давно засохшее дерево, оставив гладкий пенек. Но и этот тоже не спешил честно умереть, пытаясь привстать и помавая конечностями явно в поисках собственной усеченной главы.

Конан не нашел ничего лучше, как пинком послать искомый череп через весь зал.

* * *

…Большой дом на улице Кисиндо, отделенный от Серебряной аллеи тремя десятками домов и дюжиной перекрестков. Подвал, где стены в постоянной изморози, на полу разложены горсточки костей и вычерчен огромный пентакль. Рослый, нескладный человек в роскошной ало-золотой мантии сидит, скрестив ноги, в середине магического круга и вглядывается в некое действо, происходящее в глубинах хрустального шара. Видимо, действо разворачивается наилучшим для него образом, поскольку маг довольно потирает ладони и торжествующе улыбается.

– Очень хорошо, просто чудесно, – бурчит Рилеранс из Хоршемиша. – Живые истребят живых, оставшихся добьют воины Пустоты, а для меня самое время заняться хозяевами.

Он откладывает в сторону видящий кристалл и тянется за зловещего вида черной книгой с бронзовыми застежками в виде прыгнувших леопардов. Под сводами подвала начинают звучать слова древнего заклятия, именуемого «Тропой Мертвецов», свечи в шандалах меркнут, по стенам ползут чудовищные тени. Костлявая ладонь некроманта покоится на обложке дневника Рюцциля. Заклятье вступает в силу, и по владениям Нергала проносится волна магических возмущений, возвращая тем, кто давно упокоился в земле, некоторое подобие жизни.

Любой город стоит на костях многих поколений его жителей. Шадизар не является исключением. У того, кто умеет говорить с мертвыми, всегда под рукой неисчислимая рать.

Теперь осталось одно, последнее и самое сложное заклинание. Снова звучит древний язык, снова падают тяжелые, как кузнечные молоты, слова, должные отделить дух мага от его смертной плоти. Очертания тела мага, неподвижно сидящего на подушках в центре пентакля, расплываются, колеблются, двоятся, словно отражение в водной глади под легким ветерком. Короткий крик боли. Судорога и порыв холодного ветра, задувший свечи. Мгновение полного сумрака.

Потом свечи сами по себе вспыхивают вновь. Теперь в заклинательном чертоге два Рилеранса. Один, словно окостенев, застыл над дневником Рюцциля, черты его лица искажены мукой. Второй, почти неотличимый внешне от настоящего, делает шаг и бросает изумленный взгляд на собственное бренное тело.

– Получилось в лучшем виде, – довольно произносит Рилеранс-второй. «Произносит» – определение из мира живых: у духов нет легких, гортани и языка, и в мрачном подвале не раздается ни звука. Однако, если бы кто-то из слуг по скудоумию заглянул в этот миг в подвал, слова эти возникли бы прямо у него в мозгу. – Что ж, пора добывать себе всемогущество.

Двойник Рилеранса решительно шагает прямо в стену. И стена пропускает его.

* * *

Надежды Юнры Тавилау на освобождение таяли, шипя и исходя зловонным дымом, как залитые водой угли. Ворвавшихся в подземное капище людей охранники «Альнеры» быстро разделили и принялись гонять по залу, не позволяя объединиться для достойного отпора. Порой кто-нибудь врезался в призрачную сеть, и тогда по ней пробегали расходящиеся круги бледно-голубого огня. Госпожа Халед, убедившись, что люди и нелюди Теймураза иль'Ваххаби уверенно теснят противника, отчитывала перепуганных Искателей Истины. Хрустальный шар переливался волнами малиновых и розовых огней.

Вдруг подземный чертог содрогнулся, затрепетало тусклое пламя факелов, а с низко нависшего потолка посыпалась пыль. Стены зала треснули в сотне мест, и даже в каменном полу кое-где образовались зияющие провалы, а из дыр полезло наружу такое, что способно присниться только в кошмарном сне, от которого поседеешь к утру.

Тут были высохшие мумии в истлевших саванах, сжимающие остатками пальцев ржавые ножи – среди них выделялись четверо в истлевших доспехах, вооруженные шипастыми булавами; не иначе где-то поблизости вскрылось древнее захоронение или фамильный склеп. Ковыляли скелеты, чьи желтые кости за долгие годы до блеска отполировали ветер и песок. Было несколько смердящих трупов в обрывках одежды, явно захороненные не более седмицы назад. Наконец, зашевелились и начали вставать только что убитые охранники «Альнеры», поднимая оброненные мечи. В подземелье воцарился сущий кошмар, причем для обеих сражающихся сторон – похоже, покойникам было все равно на кого нападать, а телесную слабость они компенсировали численностью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});