Кельтские мифы - Коллектив авторов

Клянусь всеми клятвами моего народа, как пятнистых рыбин бьют на красном камне железными прутьями, так нас побьет Конал Кеарнах, если он решил пойти против нас.

– Я вижу еще одну повозку! – крикнула Финдабайр.

– Рассказывай! – приказала Медб.

– В нее впряжены два коня под стать друг другу. Уши у них прижаты, головы подняты. Это красивые и сильные кони, ноздри у них раздуты, лбы широкие, гривы и хвосты завиты. Когда они идут шагом, комья земли вылетают у них из-под копыт, как стаи птиц, а когда бегут – пар вырывается из ноздрей и огонь из пасти. Один конь серый, легкий, стремительный. Другой – черный, с маленькой головой, ни в чем он не уступает первому. Весело скачут они рядом, словно туман в горах, олень на холме, заяц на равнине или зимний ветер в ночи.

Повозка сделана из самого лучшего дерева, колеса у нее железные, упряжь сверкает серебром, бронзой и золотом.

В повозке сидит усталый муж с потемневшим лицом, прекраснее которого не сыщешь во всей Ирландии. На нем алая туника, на груди пряжка из золота, а поверх плащ с белым капюшоном, украшенным золотом. Брови у него черные, как черна земля под ногами, глаза семи цветов и волосы тоже, а во взгляде у него любовь и пламя. На коленях он держит меч с золотой рукоятью, под рукой у него лежит копье с острым наконечником, а на спине висит алый щит с серебряным ободком и золотыми фигурками зверей.

Впереди сидит возница. Он высокий, худой и весь в веснушках. У него рыжие волосы, на них золотой венец. На нем короткий плащ, и в руках, голых по локоть, он держит вожжи.

– Воистину, то были капли перед ливнем, – сказала Медб. – Знаю я этого мужа. Он – как шум разгневанного моря, как огромная волна, в которой безумие дикого зверя, поднятого охотниками. Во время битвы он мчится прямо на врагов, и в его крике они слышат свою смерть. Он совершает подвиг за подвигом и кладет одну голову на другую, не считая. Его имя славят в песнях. Как на мельнице растирают солод в порошок, так нас разотрет по земле Кухулин.

– Клянусь клятвой моего народа, – продолжала Медб, – если мельница с десятью жерновами растирает солод в пыль, то он и вовсе сотрет нас с лица земли, будь даже с нами целое воинство, если гнев не оставит его.

– Как скачут остальные улады? – спросила Медб.

Финдабайр ответила ей:

– Рука к руке, плечо к плечу, колесо к колесу. Так они скачут. Их кони словно гром в небе, словно волны, поднятые бурей, и земля дрожит под их копытами.

– Пусть наши жены принесут много холодной воды в бадьях, постелят мягкие ковры, нажарят вкусного мяса, сварят лучшего эля. Открывайте ворота, встречайте их по-доброму, и они не причинят нам зла.

Медб сама вышла во двор. И с ней трижды пятьдесят юных девиц с тремя бочками холодной воды, в которой она решила остудить воинственный пыл героев.

Потом она спросила их: будут они жить в одном доме или порознь, каждый в своем?

– Каждый в своем, – ответил Кухулин.

Прискакали остальные улады. Их тоже встретили Медб и Айлиль со всеми своими чадами и домочадцами и предложили им еду и постель.

Вышел вперед Сенха и поблагодарил Медб и Айлиля за гостеприимство.

Улады поспешили следом за хозяевами во дворец, и все нашли себе пристанище. Тем временем музыканты услаждали слух гостей музыкой. Конхобар и Фергус, сын Ройга, остались в покоях Айлиля, а еще было девять покоев, и пировали там три дня и три ночи.

Когда все отпировали, Айлиль спросил Конхобара, что привело его в Круахан. Сенха ответил вместо Конхобара и все рассказал ему о ссоре жен, желавших первыми войти в пиршественную залу, и о ссоре мужей, желавших забрать себе долю победителя.

– Рассуди их, – попросил Сенха.

Айлилю это не понравилось.

– Не в добрый час недобрый друг вспомнил обо мне.

– Нет никого справедливее тебя, – стоял на своем Сенха.

– Мне надо подумать, – сказал Айлиль, требуя отсрочки.

– Не думай слишком долго, – попросил его Сенха. – Кто защитит нас, если нет с нами наших героев?

– Три дня и три ночи.

– Три дня не повредят дружбе, – согласился Сенха.

Лойгайре, Конал и Кухулин остались ждать суда Айлиля, а остальные улады отправились в обратный путь, благодаря Медб и Айлиля и ругмя ругая злонравного Брикриу, затеявшего всех поссорить между собой.

В тот же вечер в честь трех героев Медб и Айлиль задали пир, не хуже того, который задал уладам Брикриу, но только пировать герои должны были втроем. Едва стемнело, в залу ворвались отпущенные из пещеры сидов чудовища в обличии кошек. Конал и Лойгайре подскочили до потолка и до самого утра просидели на стропилах, забыв о мясе и вине.

Один Кухулин не встал с кресла. Едва чудовище приблизилось к нему, как он ударил его мечом, и хотя меч соскользнул с каменной головы, чудовище больше ни разу не пошевелилось. Кухулин всю ночь не сводил с него глаз.

С первыми лучами солнца воинственные кошки исчезли, а потом пришел Айлиль, от которого ничего не укрылось.

– Теперь Кухулин может взять долю победителя? – спросил он Конала и Лойгайре.

– Нет, – ответили они в один голос, – потому что мы вышли сражаться с воинами, а не с кошками.

– Придется вам тогда, – сказала Медб, – эту ночь провести в доме моего приемного отца Эркола и его жены Гармны.

Но сначала Медб и Айлиль на славу накормили и напоили героев. Когда же они пожелали накормить коней, то Конал и Лойгайре взяли двухлетний овес, а Кухулин – отборный ячмень. Потом они отправились в путь и всю дорогу старались обогнать друг друга, но первым все же был Кухулин.

Эркол и Гармна приветливо встретили героев, которые не скрыли, что приехали ради испытания, и тогда Эркол и Гармна отправили их одного за другим сражаться с жившими в долине ведьмами.

Первым пошел Лойгайре, однако он не устоял против ведьм и возвратился без оружия и доспехов.

Вторым пошел Конал и тоже не устоял, но потерял только копье, а меч сохранил.

Третьим пошел в долину Кухулин. Ведьмы с воплями набросились на него, но Кухулин не отступил. Вот уже от копья и щита остались одни обломки, а ведьмы все били и били его без устали.

Увидел это Лаэг и крикнул:

– Эй, Кухулин! Бессильный трус! Слепой шут! Куда делась твоя храбрость? Или ты хочешь, чтобы ведьмы одолели тебя?

Разгневался Кухулин и стал крушить и рубить окруживших его ведьм так, что вскоре всю долину залил их кровью. Когда же он возвратился с ведьмиными доспехами, Гармна и ее дочь Буан обрадовались, увидев его целым и невредимым, и с почетом проводили в дом.

Ночью герои отдыхали, а на другой день поутру Эркол вызвал их всех троих одного за другим на поединок.

Первым оседлал коня Лойгайре, но не успел он и глазом моргнуть, как конь Эркола убил его коня, а Эркол чуть не убил его самого, так что он побежал в Круахан и всем рассказал, что Эркол убил Конала и Кухулина.

Конал тоже бежал после того, как конь Эркола убил его коня, а его слуга утонул в реке, которую с тех пор называют Снам Ратханд.

Зато Серый Конь из Махи не уступил коню Эркола и сам убил его, и Кухулин одолел Эркола, после чего привязал его сзади к повозке и поехал в Круахан.

Буан, дочь Гармны, побежала следом за ним, потому что полюбила Кухулина и не пожелала с ним расстаться. Следы от повозки Кухулина не терялись среди других следов, потому что он всегда ехал напрямик и нигде не сворачивал, даже если на его пути оказывались скала или глубокое ущелье. В одном таком месте Буан не рассчитала своих сил, упала и ударилась головой о камень. Она умерла, и то место стали называть Могилой Буан.

Когда Конал и Кухулин объявились в Круахане, то не сразу догадались, почему их оплакивают, ведь они не знали о лживой вести Лойгайре, будто они оба погибли от руки Эркола.

Все поняв, Айлиль скрылся в своем покое и долго стоял, прислонившись к стене. Он старался успокоить свои мысли, ибо знал, какая великая опасность грозит его королевству, если он совершит ошибку. Три дня и три ночи он не ел и не спал, пока Медб не сказала ему:

– Ты трус и только зря тянешь время! Я сама рассужу их, если ты боишься!

– Не под силу мне судить героев, – согласился с ней Айлиль. – Да и кому это под силу?

– Мне, – заявила Медб. – Да и что в этом трудного? Лойгайре и Конал Кеарнах не похожи друг на друга, как бронза и серебро. И Конал Кеарнах с Кухулином не похожи друг на друга, как серебро и красное золото.

Поразмыслив, Медб призвала к себе Лойгайре Буадаха.

– Привет тебе, Лойгайре Буадах, – сказала она ему. – Мы считаем тебя первым из первых героев Улада и тебе отдаем долю победителя вместе с чашей из бронзы, на дне которой серебряная птица. Возьми ее как знак нашего суда, но никому ее не показывай, пока не предстанешь перед Конхобаром и всеми воинами Алой Ветви. Увидишь, что несут долю победителя, доставай чашу, и никто не посмеет оспорить ее у тебя, ибо мы вручаем тебе знак твоего первенства. – Лойгайре подали чашу, до краев наполненную сладким вином, и он одним глотком опорожнил ее. – Ты – первый из первых, – повторила Медб. – Живи сто лет и радуйся жизни, лучший из лучших в Уладе!