Unknown - popovy

Так что нет никаких причин для того, чтоб наш путь был лёгким. Я просто не понимаю, почему все должно быть настолько трудным. Я воображала, что, если когда-то встречу кого-то, кого полюблю всем сердцем и душой, по крайней мене в начале, все будет гладко, пока на нашем пути не возникнут сложные препятствия.

Но нет времени для жалости и сомнений, не сейчас. Я в течение многих лет, после долгого медленного ухаживания, была с Кайлом, и никогда не чувствовала к нему того, что чувствую к Лаклану. Это само по себе делает все остальное стоящим.

— Пойдём, лапочка, — говорит он мне, когда Амара подъезжает к парку. Фотограф уже направляет на нас вспышку.

Я замираю, но Лаклан кладёт руку мне на спину и наклоняется, шепча:

— Все в порядке. Просто улыбайся. Мне это не нравится, но это лишь на один вечер и это благое дело. Подумай о собаках.

Я думаю о Лионеле, выходящем на тротуар, Лаклан притягивает меня к себе, рука вокруг моей талии, и стоически смотрит в камеру. Лионель скользит между нами, услышав небольшую команду от Лаклана, и садится, тоже морщась от вспышек.

Должна признать, трудно не улыбаться, находясь в руках такого мужчины, особенно когда люди выкрикивают его имя. Я знаю, нахождение в центре внимания это последнее, чего хочет Лаклан, но он с лёгкостью справляется с этим, что удивляет меня,

Но он не тратит много времени на позирование, и вскоре быстро увлекает меня в отель. Лионель горделиво идёт рысью рядом с ним.

Внутри настоящее сумасшествие. Везде нарядно одетые люди и хотя я знаю, что одета соответствующе, я не чувствую себя частью этого. Это та часть общества, к которой, знаю, я никогда не буду принадлежать, и лишь железная хватка Лаклана на моей руке сохраняет меня в здравом уме. На самом деле, он отпускает мою руку лишь для того, чтобы обменяться с кем-то рукопожатием, а потом снова держит меня.

Я не могу запомнить ни одного имени. В разных частях зала я замечаю Тьерри, Джона и нескольких других игроков и позже мы видим Амару, Джессику и Дональда, но кроме них, все люди, с которыми я знакомлюсь, сливаются в одно пятно. Довольно очевидно, что многим из них плевать на животных, или в частности на Лаклана, они просто хотят быть замеченными, делающими правильные дела перед правильными людьми. Но благотворительность по неправильным причинам все же благотворительность и если подобное может помочь собакам, это хорошо.

Должна сказать, я полностью сражена тем, как со мной обращается Лаклан. Я действительно беспокоилась об этом мероприятии, даже больше, чем готова была признаться самой себе. Но, пока я потягиваю шампанское, он и не думает пить, и я чувствую вину из-за того, что он пьёт лишь газированную воду с лимоном. В то время как к нему снова и снова подходят люди, он всегда представляет меня как свою девушку. Всегда вовлекает меня в беседу, никогда не забывает обо мне, всегда держит за руку или вокруг талии. Он делает меня частью своего мира, насколько это возможно, будто я постоянный элемент, будто всегда и была им.

И я ничего не могу поделать и смотрю на него большими, круглыми глазами. Если бы я была героиней мультфильма, у меня бы в них были сердечки, и я бы постоянно вздыхала, и, уверена, со стороны я выгляжу именно так. Я поражена его лаконичными слова, произнесенными этим изысканным акцентом, то, как этими магнетическими глазами он концентрируется на каждой персоне, удерживая взглядом. Я знаю, он делает это, потому что должен, обычно он не настолько располагает к себе, но он так чертовски хорош, что это дурачит даже меня.

Вечер продолжается, и я все больше влюбляюсь в него. Клянусь, если вы подойдете поближе и посмотрите, то увидите, как сердце внутри моей грудной клетки распирает от радости. Я не могу перестать улыбаться. Я не хочу когда-нибудь переставать улыбаться.

В какой-то момент группа начинает играть, и Лаклан передает Лионеля Амаре, вытаскивая меня на танцпол.

— Ты танцуешь? — спрашиваю я его, когда он обнимает меня. Начинается «Young and Beautiful» Ланы Дель Рей.

— Немного, — признается он с улыбкой, от которой у меня поджимаются пальцы на ногах. — Но ради пары шагов я могу притвориться.

Ладно, может, танцы и не являются одним из скрытых талантов Лаклана. Мужчина не может быть хорош во всем. Но он хорошо справляется, притворяясь и, по крайней мере, не наступает мне на ноги.

Мы остаемся на танцполе больше, чем на несколько песен. Я не спешу возвращаться к общению с окружающими и полагаю, он тоже. Вероятно, именно потому мы танцуем так долго.

— Я просто хотел тебя лишь для себя, — говорит он, зарываясь лицом мне в волосы. Словно читает мои мысли.

— Сколько обычно длится этот вечер? Имею в виду, когда ты обычно уходишь? — спрашиваю я его, глядя как мимо нас скользят очередные нарядные завсегдатаи.

— Я, как правило, ухожу одним из последних, — говорит он. — Не хочу быть тем парнем, который организовывает вечеринку, просит денег, а затем сваливает.

— Нет, ты не такой. Тогда мы останемся до конца.

— До самого конца, — говорит он.

Играют Битлз «All My Loving» и он прижимает меня крепче, руки проходятся по моей обнаженной спине и оказываются на моей талии. Он очень тихо поет песню мне на ушко, и я закрываю глаза, позволяя словам опуститься глубже, позволяя этому мгновению длиться так долго, как только возможно. Все остальные исчезают и есть только он и я, и наш мир для двоих.

— Я так тебя люблю, — шепчет он, колючая щека прижимается к моей. — Так сильно. И нет никакого дна. Я просто продолжаю падать.

Я тоже падаю. Но у моего сердца выросли крылья. Они грозятся унести меня навсегда и каждый раз, когда я буду падать, несясь к пропасти, они снова поднимут меня.

Я никогда не думала что такое возможно.

Я не хочу, чтоб было по-другому.

— Я люблю тебя, — нежно говорю я, задыхаясь от всех этих эмоций, ползущих вверх по моему горлу, овладевающих мной. — Я не могу покинуть тебя. Я не оставлю тебя. Я хочу остаться.

Я не планировала говорить такие слова, и они застают меня врасплох, но это не значит, что они не искренние.

Верхняя часть его тела застывает, шаги замедляются. Он откидывает голову назад и осторожно смотрит на меня.

Я сглатываю и киваю.

— Да, — говорю я, глядя ему прямо в глаза. — Да, да. Я хочу остаться. Мне невыносима мысль о том, чтобы оставить тебя. Я не могу вернуться к той жизни, которая у меня была, не после жизни здесь, хоть и такой короткой. Я знаю, чего хочу, и я хочу тебя.

Он перестаёт двигаться и берет мое лицо в ладони, я могу почувствовать, как его сила проникает в мою кожу.

— Ты понятия не имеешь, каким счастливым ты меня делаешь, — говорит он, качая головой. — Ни малейшего понятия. Ты даже не представляешь, — он целует меня сильно, страстно и, погружая пальцы мне в волосы, прижимается лбом к моему лбу. — Я дам тебе все, что нужно. Я буду всем, кем ты захочешь. Я позабочусь о тебе.

Я готова возрастить, что мне не нужно, чтоб обо мне заботился мужчина, но я держу рот на замке и не говорю ни слова. Потому что Лаклан необходим мне, по крайней мере, с точки зрения моего сердца, и я так же знаю, как иногда важно чувствовать себя нужным. Я хочу, чтоб он почувствовал это, знал, что я нуждаюсь в нем так же сильно, как он нуждается во мне.

— Я знаю, что ты так и сделаешь, — в конце концов, говорю я. — Ты мой мужчина.

Он тяжело дышит мне в шею, почти задыхаясь.

— Я собираюсь сделать тебя счастливой.

— Ты уже делаешь меня счастливой, — правдиво отвечаю я. — Иногда я думаю что невозможно быть миру ещё лучше, но затем оказывается что в моем сердце больше места, чем я думала.

Он блаженно вздыхает, несколько минут прижимая меня ближе. А затем шепчет:

— Нам надо найти комнату, — и его голос возвращается к тому страстному, рычащему тону, который за секунду делает мои трусики влажными. Черт да, нам надо найти комнату. Все эти декларации о любви должны найти выход.

Он берет меня за руку и шагает по танцполу, плечи отведены назад, делая длинные, широкие шаги, словно он король всего. Мои глаза ищут уборную, пока мы уворачиваемся от людей, особенно избегая Джессику, потому что ей не надо знать что мы собираемся делать. Мы исчезаем за углом, проходя мимо ресепшн, и находим уборную. Это лучшее, что мы можем сделать.

Он затягивает меня внутрь, смотрит по сторонам коридора, чтобы убедиться, что нас никто не видел, а затем запирает дверь.

Я прижимаюсь к раковине, руки по краям, в ожидании его атаки.

Но он не наступает на меня, по крайней мере, не сразу. Он просто смотрит на меня и наши глаза встречаются.

— Что? — шепчу я, боясь разрушить чары.

Он наклоняет голову в сторону, наблюдая за мной и хмурясь, словно я какая-то загадка, которую он собирается разгадать.

— Ты имела это в виду? — спрашивает он. — Когда говорила, что останешься?

Это практически ранит, он звучит таким сомневающимся.

— Конечно, да. Я подразумевала каждое слово.