Жребий принцессы - Джудит Тарр

То, что Хирел отказался со всеми удобствами ехать вместе с братом, вызвало небольшой переполох среди гвардии. Сареван и Зха'дан не волновали их: они были всего лишь чужеземцами, пусть даже королевского происхождения, как они заявляют. Так что нечего навязывать свои варварские рожи добрым людям. Хирел был больше чем человек, и все это отлично знали. Им совершенно не нравилось то, что он скачет бок о бок с остальными с непокрытой и коротко остриженной головой, что его шлем болтается у седла и что он выглядит как самый обычный смертный.

По-видимому, Хирел не замечал их ропота, а если и замечал, то не придавал ему значения. Часто он ехал возле Саревана в последних рядах личной гвардии принца, возглавляя отряд тяжеловооруженных всадников. Время от времени он протягивал руку, словно не в силах сдержаться, и поглаживал шею Брегалана. Он не просил разрешения и дальше ехать на голубоглазом жеребце, а у Саревана не было возможности предложить это. Хирел замкнулся в себе. В начале пути он иногда разговаривал, но асанианцы не отвечали ему. На исходе первого утра пути он перестал говорить.

* * *

На четвертую ночь после договора с Араносом, когда до Кундри'дж-Асана оставалось три дня пути, а до Первого Дня Осени — четыре, младший принц остановился на постоялом дворе. Хозяевам волей-неволей пришлось уйти, и ни сам принц, ни его маленькая армия не услышали их жалоб.

В первую ночь Сареван попытался устроиться на ночлег вместе с воинами гвардии, однако ему объяснили, что это недопустимо. Он подозревал, что они попросту не захотели спать в одной комнате с варваром. Ему отвели отдельную спальню и позволили оставить при себе Зха'дана. В эту ночь произошла ошибка, которая не допускалась раньше: ему были предоставлены на выбор женщины дома. Должно быть, хозяина постоялого двора забыли предупредить. Сареван с интересом выслушал быстрый и язвительный отказ, который от его лица дал Хирел. Гораздо более быстрый и язвительный, чем если бы это был его собственный.

Все многозначительно уставились на Зха'дана, думая, что понимают, в чем дело. Некоторые, повнимательнее посмотрев на Хирела, решили, что только им открылась истина. Юноша сокрушил всех, выбрав самую хорошенькую из женщин, и удалился с ней в свою комнату, откуда никто из них не вернулся.

Сареван медленно подошел к своей одинокой постели, Зха'дан занял позицию возле двери, будучи достаточно благоразумным, чтобы мечтать о том, чего получить не мог, и слишком привередливым, чтобы подбирать объедки, предложенные хозяином постоялого двора.

— Одного раза достаточно, — сказал он, натягивая на себя одеяло. — Они не слишком-то чистые, эти люди. Неудивительно, что они всегда гладко выбриты. Иначе паразиты загрызли бы их.

— То же самое, вероятно, они говорят о нас, — возразил Сареван.

Зха'дан фыркнул. Даже если бы он не купался каждый день и тщательно не следил за собой, эти маленькие кусачие твари все равно не заинтересовались бы им. Паразиты не любят магов, пусть это всего лишь ученик колдуна зхил'ари.

Видимо, Сареван до сих пор излучал эти магические волны. Во всяком случае, насекомые его не беспокоили. Он улегся, закрыл глаза и попытался не думать. Это оказалось трудной задачей. Прошлой ночью, после благословенной передышки, его снова посетил тот же сон. Прежний мрак, прежний страх. Однако завершился он странно, и Сареван одновременно боялся и надеялся, что это было не пророчество, а простое сновидение, порожденное желанием и страхом, а также образом жизни.

Воспоминание об этом сне не оставляло его до сих пор, хотя он желал бы стереть его из памяти. После мрака предвидения, прочерченного молниями, вокруг разлился мягкий свет. На стенах из серого камня горели лампы; везде висели богатые гобелены, замысловато расшитые переплетающимися изображениями зверей, птиц, цветов и отделанного драгоценными камнями дракона. Сареван лежал на чем-то мягком, погрузившись в истому, и на какое-то время освободился от всех своих страхов и неотложных дел. Он чувствовал некую странность в том, как он лежал, в ощущениях своего тела, но это не вызывало у него тревоги. Непонятнее было то, что сердце его трепетало и пело.

Чьи-то легкие пальцы ласкали его щеку. Это прикосновение, такое реальное, заставляло его дрожать от удовольствия. Сареван повернул голову. В своем сне он вовсе не удивился и тем более не испытал панической тревоги, которая при пробуждении заставила бы его подскочить. То, что Хирел лежал рядом с ним, было замечательно и совершенно правильно; все его маски были сброшены, а на губах играла теплая улыбка пресыщения. Разум Саревана даже не удосужился превратить его в женщину. Хирел был немного старше и гораздо выше (невероятно, но он был не ниже самого Саревана) и бесспорно оставался мужчиной.

Может быть, он что-то сказал. Сареван так и не узнал этого, потому что Зха'дан разбудил его, позвав на предрассветную молитву, после которой их ждал целый день пути.

И в течение всего дня Сареван ловил себя на том, что то и дело выслеживает глазами этого мальчишку, — непростое дело для человека с тяжелым позолоченным шлемом на голове. Ему не удалось заметить никаких признаков того, что Хирел мог внезапно вырасти и сравняться с ним в росте. Тело Саревана не испытывало того страстного томления, которое охватило его во сне, хотя принц Асаниана в своих простых доспехах был прекрасен. Прямой и гордый, он скакал на своем коне с грацией прирожденного наездника.

Это все разум, сказал себе Сареван, лежа в своей одинокой постели. Это он перепутал тело с душой. В постели Хирел ему не нужен.

Тогда почему, — спросила какая-то маленькая и ехидная часть его существа, — почему ты мечешься и дрожишь, словно любовник, которого разлучили с возлюбленной? Потому что этот сон свел его с ума. Потому что в Первый День Осени ему исполнится двадцать один год, а его тело так и не познало ни одной женщины, как, впрочем, и ни одного мужчины, но вот его разум, его дикий разум ребенка-мага, слишком хорошо знал и тех и других.

Литания боли привычно зазвучала в его голове, но почему-то на этот раз у него не хватило терпения дочитать ее до конца. Он попытался посмеяться над собой. Во всем виноват воздух Асаниана, насыщенный распутством. Сареван нарушил здешние представления о приличиях, и его стараются сделать похожим на жителей Золотой империи. Может, ему еще и волосы перекрасить в золотой цвет, а кожу выбелить до оттенка слоновой кости?

Приподнявшись на локте, Сареван оглядел себя в мерцающем свете ночной лампы. Он был все тем же замечательным образчиком смешения рас и гораздо более неистовым воплощением мужественности, чем ему хотелось бы. Он кое-как прикрылся, натянув на себя рубашку, в которой здесь было положено спать. Этот старый дурацкий обычай оказывался полезным для того, кто не желал открывать чужому взору свое состояние.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});