Похоть - Шарлотта Физерстоун

— Тейн… — простонала она, беспокойно заметавшись рядом с ним. — Пожалуйста, мне так нужно…

— Я знаю, что тебе нужно.

Тейн не смог сдержать звериного рычания, когда прикоснулся подбородком к восхитительным грудям Честити. Поглаживая вену на ее шее языком, он восторгался приятным ощущением, а Честити находила особое удовольствие, дразня его своими вздернутыми сосками, вдохновляя его ласкать набухшие розовые горошины ртом. Но Тейн пытался сопротивляться своим бурным порывам и игнорировать проснувшегося внутри хищника, настойчиво требовавшего поглотить этот восхитительный лакомый кусочек, трепетавший в его объятиях.

Принцу было недостаточно швырнуть ее на пол и пронзить ее сочное тело. Возможно, это удовлетворило бы его вожделение, если бы она была одной из куртизанок или танцовщиц, к которым он частенько захаживал. Но это была Честити — женщина, которую он желал больше, чем всех остальных, вместе взятых. Женщина, которую он должен был соблазнить, которую собирался убедить: то, что она думала о нем, было недалеко от правды.

Тейн хотел пробудить ее страсть, заставить неосознанно следовать своим потребностям, неспешно дарить ей наслаждение. Ему не хотелось, чтобы их первый раз оказался скорым, грубым совокуплением, — но по тому, какой набухшей и наполненной была его плоть, Тейн понимал, что разрядка наступит слишком быстро. Нет, он хотел, чтобы пробуждение страстного начала Честити было медленным и чувственным. Хотел ощутить, как ее тугое лоно крепко обхватывает его мужское естество, как оно медленно растягивается, чтобы принять его. Как на грех, Тейн столь неудержимо хотел Честити, что осознавал: даже если бы желанная женщина не парила на вершине блаженства, извиваясь в его объятиях, касаясь грудями его лица и потираясь своим холмиком о выпуклость под его брюками, он все равно захватил бы ее бедра своими и овладел бы ею — в грубом, примитивном акте собственничества.

Эта картина заполнила сознание Тейна, и он импульсивно, наслаждаясь каждым мгновением страсти, сжал груди Честити в ладонях. Сведя вместе округлые холмики, он зарылся в них лицом, вдыхая исходивший от Честити сладостный и невинный цветочный аромат, не уставая ласкать большими пальцами ее соски, словно уговаривая их еще больше набухать в ответ на его прикосновения.

Громкий гортанный крик вырвался из самых глубин груди Честити. Потребность, физическое желание, которые услышал в этом звуке Тейн, еще больше распалили его, и он принялся играть с ее сосками, сжимая, дергая и пощипывая их, не переставая при этом посасывать молочно-белую плоть ее грудей. Пальцы Честити впились в плечи мужчины, стискивая и впиваясь в них в такт движениям его рта, теперь ласкавшего напряженный сосок. Тейн то перекатывал набухшую горошину между губами, то вбирал ее ртом, то втягивал, будто упиваясь ее страстью и ощущая, как нарастает собственное вожделение. Честити застонала и потерлась своими завитками о бедра все еще ласкавшего ее соски Тейна, который мгновенно отреагировал на ее потребность, скользнув ладонью вниз по ее животу.

Она выгнулась навстречу рту, неистово терзавшему ее груди, языку, успокаивающему нежными поглаживаниями и омывающему раскрасневшийся сосок. Когда умелый соблазнитель схватил верхушку груди зубами и мягко прикусил ее, Честити вздрогнула, а ее живот восхитительно затрепетал под его пальцами. Тейн никогда прежде не ощущал ничего подобного — содрогание женщины, которую пронзало плотское желание и неукротимая потребность в страсти. Раньше порочный мужчина-фея узнавал эту потребность по тому, как сжимались груди его многочисленных любовниц, чувствовал аромат и влагу их возбуждения, но никогда еще не находил времени на то, чтобы изучать этих женщин, водить пальцами по их телам и обнаруживать, какой еще своей частичкой они могли ощущать желание.

— О боже… — простонала Честити, не в силах сдержать дрожь, объявшую тело в тот самый момент, когда пальцы Тейна пробежали по ее животу и талии. Ах, если бы он только прикоснулся к ней там, дотронулся до самой сокровенной частички ее тела… Если бы она только могла почувствовать его пальцы, погруженные в самую глубину ее тела… Да, это помогло бы Честити избавиться от мучительного, нарастающего желания, удовольствия, почти болезненного в своей интенсивности. Как же она, неискушенная дурочка, хотела Тейна! Тело горело желанием принадлежать ему, сердце молило разум дать ему еще один шанс, нашептывая: «Позволь ему оправдаться, показать, на что он способен».

Мурашки пробежали по спине и ягодицам Честити, когда порочно-чувственные пальцы Тейна запорхали по ее телу, щекоча сочную попку и кружась по контуру задней части бедер.

— Прикоснись ко мне, Тейн… как прежде, — прошептала Честити, отчаянно желая ощутить его пальцы в своей шелковистой влажности.

— Я не уверен, что правильно тебя понял. — Он снова свел ее груди вместе и перехватил ее взгляд. В глазах Тейна ясно читался вызов, который он бросал добродетельной Честити, — мол, осмелишься ли ты открыто сказать о своих желаниях?

— Пожалуйста, — застонала она и поведала обо всем без слов, когда потерлась влажными завитками о его бедра. — Ты знаешь где.

И тогда Тейн пощекотал Честити там, где она хотела, медленно порхая пальцами над ее холмиком, еле пролетая над ее волосками, словно соблазняя ее, заставляя ее молить о его прикосновении. Когда он наконец-то провел пальцем вдоль сочившегося влагой лона, Честити ощутила прилив тепла. Тейн раскрыл ее складочки, скользнув по ним пальцем, и погрузил другой палец в глубь ее тела.

— Ты хоть представляешь, что делаешь со мной? — спросил Тейн, взглянув на нее из-под завесы соболино-черных ресниц. — Ты выглядишь такой чистой, такой невинной, но стоит мне коснуться тебя, как ты становишься развратной и возбужденной. Ты — мечта каждого мужчины, Честити.

— Каждого мужчины? Но ты — мужчина-фея.

Он застонал, все глубже проникая в ее тело.

— Позволь себе испытать блаженство моих ласк, Честити. Прошло слишком много времени с тех пор, как я ел тебя к сладостной кульминации, как я ощущал тебя своей рукой.

«Боже, все должно произойти совершенно иначе!» — рассеянно думал он, пока густое облако похоти затуманивало сознание. Он хотел лишить Честити девственности по-другому — это произошло бы нежно, романтично, легко, как голубиное перышко. Он собирался отнести ее в ванну, целовать ее, гладить ее тело, шептать слова любви, а потом положить на постель и медленно, осторожно скользнуть в глубь ее лона. То, что он представлял сейчас, явно не вписывалось в этот план — Честити с широко разведенными бедрами, сжимающая в руке член, направляющая его к входу в лоно, и ее набухшие груди, призывно покачивающиеся у его рта.