Курсантки - Людмила Сурская

— Я и так про него всё знаю.

— Про мужика никогда ничего с уверенностью говорить нельзя.

— Ну и что ты там нового мне сообщишь? — критически хмыкнула Лена.

— Слушай и запоминай.

— Уже, видишь, как уши висят.

— Тогда подними их и слушай. За одно намотай на ус. "Самый легкодоступный мужской возраст. В этом возрасте мужчина готов когда угодно, где угодно и с кем угодно…" Ну как девчонки. Читаю дальше. "А самый лучший вариант для него — оказаться в общежитии как раз в тот момент, когда отключили электричество…"

— Это не про наше общежитие, у нас курсовой с взводным со свечками будут стоять. — Прыснула я. Что дальше?

— "Женская внешность для них особой роли не играет. Да, они заметят мини-юбку, но только по той причине, что она едва-едва прикрывает хорошенькие ножки. Они с удовольствием переместят свой взгляд выше — сами знаете, почему…" Так что Елена, больно-то не напрягайся. Ты и так для него хороша.

— А насчёт того, что эти ножки запрятаны в камуфляж, там ничего не указано… Нет? Тогда и не фига время тратить садитесь, остынет всё. Я зря что ли старалась.

Мы принялись за ужин не выпуская статью из поля зрения. Вика умудрялась читать и жевать.

— Давай про плюс, минус тридцатилетних, — попросила Марина.

— Зачем нам такие дебри со стариками, — удивилась Вика. Но, напоровшись на взгляд Наташи и вспомнив Александра, ретировалась. — Хотя про минус Натке подойдёт. Да и самой не грех быть в курсе дела…

— Читай уж…

— Читаю. Слушайте. "Набегавшись по женщинам без разбору, мужчина вдруг ощущает, что поговорить-то и не с кем. Всё только опыт, опыт, сумасшедшие ночи и похмельные утра. Он уже и сам научился мыслить, и от женщины хочет услышать хотя бы что-то…" Как вам? По-моему, это наш контингент.

— Хватит трещать дальше что?

— А дальше много чего и вот… "У него на первом месте всегда будет дело, потому что мужчина в первую очередь социальное существо. Это его работа. А вы — это вы. Умная, красивая, умеющая дождаться и выждать, слушать его и говорить. Именно этот возраст начинает задумываться о семье и детях".

— Значит, созрели, берём, — засмеялась Марина. — Рулетики чудные Ленусик получились. Что ты в них начинкой завернула?

— Колбаску двух сортов. Внутри соломкой салями, а потом кружок молочной. Оригинально, правда?

— Язык проглотишь.

— Ладно вам отвлекаться. Вика, что там дальше?

— Да в принципе всё. О! Про сорокалетних и пятидесятилетних читать? — напомнила Вика.

— Это что-то совсем уж какие-то дебри. Мы не настолько испорчены, чтоб гоняться за таким контингентом.

— Да ладно вам, пусть прочитает. Должны же мы быть во всеоружии, когда они состарятся и будут козлами.

Дружный хохот потряс стены, а Вика под общее веселье продолжала.

— "Им хочется прокричать «нет-нет-нет» своему возрасту и обмануть себя, будто бы возраст стоит на месте. Сорокалетний хочет держать в своих руках юное тело — его не заботят особо глубокие извилины в хорошенькой головке спутницы, даже наоборот — всё, что она изрекает, мило и прелестно…"

— Зарубите себе на носу. В сорок все мужики дураки. Хорошее предупреждение. — С серьёзным видом уплетая салат заметила я. — К тому же добавьте к этому выводок детишек и брошенную жену положившего на этого идиота жизнь. Там про это ничего не сказано?

— Есть чуток. Где это…, а вот: "Он будет таять от нежности. И если вас не мучает совесть, что где-то там без отца остались дети, — это ваш мужчина. Он принесёт цветы и зарплату, устроит ужин при свечах, потому что уже понял, что этого хотят все женщины. Но только брошенная жена доводила его до бешенства своим желанием милых мелочей, а вот эта, молоденькая, тем же самым умиляет…"

— Всё-таки мужики сволочное отродье, — откидывает журнал Вика.

— А что ты хотела с приматов. Наши ещё, прошедшие утюжение веками, приличнее. У тех вообще самец бросает состарившуюся самку на произвол судьбы и заводит себе новую. Работает инстинкт продолжения рода. — Собирая посуду, вводит в курс обезьяньей жизни подруг Лена. — Так что наши задавленные прогрессом мужики ещё и в плюсе.

— Вы вообще-то разницу замечаете. Обезьяны и мужик. — Вспыхивает Натка.

— Ты плохо слушала, тебе ж ясно изложил специалист. После сорока — никакой. Там с голым задом, тут в брюках, а цель одна — молодая баба.

— Всё равно нормальных больше мужиков. — Не сдавалась Наташа.

— Есть, кто же спорит. Но в основном не превратились в приматов только потому, что не подвалила ещё до них любительница сорокалетних или пятидесятилетних. — Сказав это, Вика подошла к окну, отдёрнув штору, пыталась вглядеться в темноту.

— Да нет, вспомнилось к месту… Телик как-то включила. Даже не знаю куда попала. Щёлкнула пультом наугад и въехала с ходу во фразу: "Мужчины всегда готовы со всеми на сексуальные отношения и не готовы отвечать за их последствия".

— Да уж точнее не скажешь. Ты чего чтиво откинула, больше нет ничего интересного?

— Выражение Николая Бердяева. Сейчас я прочитаю. — Вернувшись к столу, она опять развернула журнал. — "Женщина — существо совсем иного порядка, чем мужчина. Она гораздо менее человек, гораздо более природа. Женщина вся-пол, её половая жизнь, захватывающая её целиком".

— Вот это да!

— И глупо и умно.

— А может это так и есть. Влюбляемся, сходим с ума. Все думы только о нём. Потом ждём, ждём, ждём. Влезаем в это с ушами. А он и в ус не дует. У них не так всё устроено. Жизни себя лишаем. Вон Каренина под поезд легла. А Печорин, если рванул от любви на Кавказ, то и там намудрил. Потом рожаем, дети, внуки… Повязаны по рукам и ногам, а они козлы идеал ищут. Лапшу на уши хватают ловящих их девиц. Стерв, желающих потрясти их кошельки, собирают. Экзотика. Видите ли, их природа такая — вечный поиск. Старичьё дурное, сивое. Деньги есть ума не надо. Без денег-то они старые пни никому не нужны.

— Хватит вам мучиться, садимся заниматься. — Пресекла прения Лена, забрав и спрятав журнал под подушку.

Воспитатель пришёл, как всегда поздно, без церемоний поднял с постели. Построил в линеечку и заставил в целях воспитания заниматься физическими упражнениями. Больше наклонами и потягиваниями. Мы сверкали попами и голыми пупками, а он прохаживался мимо нас останавливаясь перед каждой и рассказывая о нашем никудышном воспитании. "Ну, завёл свою шарманку!" — с тоской думали мы. Но на этот раз гладко всё не сошло. На пороге нарисовался Богуш. — "Что за песню ты им поёшь?" — заявил он с порога. "Всё тип-топ!" — заверил тот. Но курсовому явно не понравилось пристальное изучение двух сторон его жены. И майор не посчитал это никаким такой подход тип-топом. Он вырос перед Маринкой, как гриб перед косой и, приказав всем лечь спать, схватил коллегу за грудки и выволок из комнаты. Чего мы с ней и боялись, решив помалкивать. Он сейчас ему морду набьёт, Тарасов со второго захода по ней пройдётся, а потом ещё и Глеб не сдержится… Тогда её даже утюгом не разгладишь. И вообще, мало ли чем дело кончится, ещё эта медуза жаловаться пойдёт… разборки будут. Курсовой, конечно же, приказал, но разве тут уснёшь. По очереди, натянув халат, бегали якобы по делу, а в действительности подслушать. Но мужики не мы, не визжат. За дверью взводного слышалось одно бурчание, да возгласы курсового: "Ты думаешь головой что делаешь?" и больше ничего. Как не прижимай ухо к двери — глухо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});