Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник - Леонид Резников

крышку, понюхал и сунул в кувшин палец.

– Ты чего, козлиная твоя морда, оборзел? – набычился Хасан.

– Не понял, – в недоумении уставился на него Маруф, облизывая палец.

– Куда ты грязные пальцы суешь? Сначала ковыряет ими неизвестно где, а потом сует в кувшин! Кто у меня потом купит порченный товар?

– Но как я тогда проверю, что это именно подсолнечное масло? – развел руками Маруф.

– Ложечку надо иметь, морда некультурная!

– Ложечка? – лупнул глазами Маруф. – Что такое ложечка?

– Проехали, – только и махнул рукой Хасан.

– Кто? – огляделся по сторонам Маруф, но поблизости никого не было.

– Что – кто? – теперь пришла очередь растеряться Хасану.

– Проехал кто, спрашиваю?

– Забудь. С тебя, кстати, золотой. За порчу товара.

– Да вы что! – оторопел Маруф, но на всякий случай отодвинулся от кувшинов. Такой въедливый пройдоха, как купец Хасан, ему еще ни разу не попадался.

– У меня есть свидетели, – кивнул одноглазый в сторону начинающих косеть стражников.

– Э-э… – Маруф почесал в затылке грифелем.

– Ты не чешись, а вычитай. И поторопись: время – деньги!

– Ладно! – согласился после долгих колебаний Маруф. Он все равно обдерет этого нахального купца. Сборщик налогов сделал очередную пометку на своей дощечке. – Минус один золотой. Двадцать кувшинов с подсолнечным маслом – это будет тридцать золотых, – объявил он.

– Ты чего, оборзел, фраер? – подбоченился Хасан.

– Не понял, – вновь похлопал весьма честными глазами Маруф. – Что-то не так? Полтора динара за кувшин, – еще раз сверился он с бумагой. – Получается тридцать!

– Дай сюда! – Хасан выхватил из рук остолбеневшего сборщика налогов бумагу и передал ее мавру. – Проверь!

Пока Маруф пытался найти объяснение происходящему с ним, мавр быстро прокрутил список, водя пальцем по строчкам, и объявил: – Масло подсолнечное – полдинара за кувшин, мой господин!

– Полтора, говоришь?! – взревел Хасан, нависая над притихшим Маруфом. – Ах ты, ворюга!

– Нет, что вы себе позволяете?! – выпятил грудь Маруф.

– Да я тебя… – Хасан состроил «козу» и пошевелил пальцами.

– Ошибка, вкралась ошибка! – перетрусил Маруф, присев под натиском караванщика. Такого жеста видеть ему еще не приходилось, но выглядел он устрашающе, а что мог означать – даже подумать боязно было.

– С тебя пять золотых за ошибку, – объявил Хасан успокаиваясь. – Верни ему бумагу! – приказал он слуге, и мавр передал ценник Маруфу.

– Пять золотых?! – захныкал сборщик налогов. – Но это же!..

– Что-то не так? – повел бровью Хасан.

– Нет, нет, все верно! – поспешно согласился Маруф, вытирая рукавом счет на табличке и внося новые цифры. – Плюс… минус… плюс… минус… Десять золотых!

– Ну-ка, дай сюда свою писанину, – требовательно пошевелил пальцами Хасан. – Я сам проверю!

– А, нет-нет! – спохватился Маруф. – Пять, пять золотых!

– Четыре!

– Нет, пять! Сами проверьте.

– Ошибка толкуется в пользу клиента. Минус один золотой.

Маруф посмотрел на Хасана с возросшим уважением. Видно, купец порядком поднаторел в торговых делах!

– Да смотри у меня! – погрозил пальцем Хасан, заметив замешательство сборщика налогов. – Только попробуй еще раз надуть – должен останешься.

– Да-да, я понял, – согласно закивал Маруф. – Итак, четыре золотых. Эй вы, бездельники! – он махнул стражникам. – Проверьте, что в мешках.

Хасан только и успел, что раскрыть рот. Стражник, однако, не стал утруждать себя развязыванием мешков и, приблизившись к одному из них, просто ткнул в него острым концом копья.

Мешок хрюкнул.

Мавр побледнел, что было заметно даже через слой ваксы, но никто на него не смотрел, и все обошлось.

– Маруф-ако, мешок-то хрюкает! – удивился стражник и ткнул еще раз.

Мешок опять хрюкнул.

– Чего там у вас, почтенный Хасан, хрюкает в мешке? – спросил Маруф, прищурившись.

– Не хрюкает, а хрустит, – нашелся Хасан. – А если этот болван еще раз ткнет в него копьем, то так хрюкнет, что костей не соберете.

– Э-э…

– Порох там, понял? Черных порох!

– Уй-юй! – в ужасе отшатнулся от мешка стражник.

– Во-во. И чем дальше, тем лучше, – подбодрил служаку Хасан.

– Значит, порох. – Маруф вновь обратился к ценнику. – Так… полтора динара за мешок.

– Что? Ты опять? – возмутился Хасан и сурово поджал губы.

– Сами посмотрите! – обиделся Маруф. – На этот раз никакой ошибки. Пятнадцать мешков пороха – это будет… туда… сюда… двадцать два с половиной. Округлим…

– Я тебе округлю, шпана подзаборная! – грозно предупредил Хасан сборщика налогов.

– …в меньшую сторону. Итого с вас двадцать шесть динаров. Плюс один динар за мою работу.

С чувством выполненного долга Маруф засунул грифель за ухо и выжидающе уставился на купца.

– Ты на государственной должности, вот с государства и получишь, – нагло заявил Хасан, отсчитывая двадцать шесть монет.

– Но…

– Получи и выдай мне квитанцию!

Хасан бросил монеты на дощечку, которую Маруф держал, как нищий на паперти тарелочку, и завязал кошель.

– Что выдать?

– Квитанцию, балда! Откуда я знаю, что вон за тем углом не стоит еще один Маруф, и обдиралово не начнется по новой?

– Да что вы себе позволяете?! Я честный человек.

Маруф оскорбленно хлопнул себя дощечкой по груди, и монеты со звоном просыпались на землю. Стражники бросились подбирать их.

– Ладно, я тебе верю, Маруф! – Хасан дружески похлопал Маруфа по плечу и полез в седло. – Бывай! – махнул он рукой на прощанье и тронул коня.

– Уф-ф, – с облегчением выдохнул Маруф, когда караван скрылся в одном из проулков. – Попадется же такой!..

Кто именно «такой», Маруф уточнять не стал. Даже у стен есть уши, а ведь он даже не знает, кто он – этот самый Хасан.

– Круто вы его обули, шеф! – восхищенно воскликнул Ахмед, когда кони отъехали от ворот на приличное расстояние. – Только зря вы с ним связались. Нужно было просто отдать ему деньги.

– Богат не тот, кто может позволить себе разбрасываться деньгами, а тот, кто умеет их экономить, – нравоучительно заметил Махсум.

– А вот с мешками мы едва не засыпались.

– Кто ж виноват, что вы половину больших горшков при погрузке умудрились расколотить!

– Но все хорошо, что хорошо кончается.

– Ахмед, еще ничего даже не начиналось, так что завязывай трепаться и показывай уже дорогу, а то скоро совсем стемнеет.

– Я-то покажу, – надул Ахмед черные, лоснящиеся в лунном свете щеки, – но что мы скажем Али-бабе, когда он спросит, почему мы именно к нему постучались?

– А это уж ты придумай. Тебе же мстить приспичило, а не мне.

Ахмед замолк и помалкивал всю оставшуюся дорогу – то ли обиделся, то ли действительно придумывал, что сказать Али-бабе. Махсуму было все равно. Он давно смирился с участью, ожидавшей его в доме Али-бабы. Все завязалось в такой тугой узел, что ему уже было совершенно безразлично, от чьей руки погибать. Пойдешь против своих – разбойники прикончат, и первым же взмахнет саблей Ахмед; пойдешь у