История Византии. Том 1. 395-518 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский

у городских ворот шествие встречал вестник с помилованием от императора. Однажды, когда во время ристаний разразилась страшная гроза, Феодосий прекратил зрелище, встал со своего места на кафизме и запел псалом. И весь народ, собравшийся на увеселение, пел и молился вместе с императором.[688]

В домашней жизни во дворце Феодосий поддерживал порядки, к каким привык с детства. День начинался с пения псалмов, по средам и пятницам держался пост, строго исполнялись все церковные службы. Феодосий любил общение с духовными лицами и благочестивыми монахами, которых нередко сам разыскивал,[689] и свое уважение к духовным лицам доводил иногда до крайности. Когда один грубый монах, пристававший к нему несколько раз с какой-то просьбой, получил вновь отказ, он обрушился с бранью на императора и произнес над ним отлучение. Вернувшись во дворец, Феодосий не сел обедать и послал к патриарху просить его, чтобы тот, кто наложил на него отлучение, разрешил его. Патриарх объяснил императору, что не от всякого следует признавать отлучение, и своей властью разрешил его. Но Феодосий не успокоился, пока не разыскали того монаха и тот не снял с него сам отлучения.[690]

Если заботы о насаждении благочестия и христианских нравов исходили от Феодосия и Пульхерии, то, быть может, справедливо будет признать влияние Евдокии в одном важном событии 425 года, а именно: основание высшей школы в Константинополе. Историки и хронисты не отметили этого события, но мы имеем три императорских указа, которые относятся к организации нового образовательного учреждения в столице империи. Школа с ее определившимся у греков учебным планом, в двух стадиях учения: грамматика и риторика, перешла еще во время республики в Италию, а в императорское время получила повсеместное распространение. С тех пор как император Веспасиан дал высокое общественное положение авторитетному учителю риторики Квинтилиану, распространение школ, содержимых на средства отдельных городов, быстро пошло по Италии, а затем и по провинциям. При Марке Аврелии в Афинах государство пришло на помощь существовавшим там философским школам, и представители разных систем, академики, стоики, эпикурейцы были обеспечены содержанием от государства. С течением времени сложился своеобразный тип высшей школы, выработавшей постепенно свою особенную академическую жизнь. Высшая школа в Афинах пользовалась широкой известностью и привлекала к себе молодых людей, искавших высшего просвещения помимо того риторического образования, которое можно было получить повсюду. Вместе с торжеством христианства и признанием его государственной религией Афинская школа, жившая старыми преданиями и привлекавшая к себе умственные силы с греческого Востока, стала духовным оплотом язычества. Но дух этой школы не был воинствующим, и если Юлиан вынес оттуда свое утверждение в отпадении от христианства, то его современники Василий Великий и Григорий Богослов приобрели там же глубину философского образования, которое послужило им для обоснования истин христианства. Теперь, когда спутницей жизни римского императора была воспитанница Афинской школы, новообращенная христианка, возникла мысль создать новое высшее образовательное учреждение в столице империи, чтобы оно могло явиться центром просвещения христианского общества. Афинский университет остался неприкосновенным и по-прежнему пользовался предоставленными ему в разное время имуществами, а наряду с ним возникло новое просветительное учреждение в Константинополе.[691]

В восьмой части города, на Капитолии, были отведены для аудиторий обширные залы (exedrae), примыкавшие к северному портику форума Константина. Всем грамматикам и риторам, или софистам, как их тогда называли на греческом Востоке, которые за плату обучали детей и юношей в общественных помещениях, воспрещено было на будущее время пользоваться ими и разрешалось заниматься обучением не иначе как на своих частных квартирах. Во вновь созданной высшей школе положено было по штату определенное число кафедр по разным предметам обучения, с разделением по двум языкам империи: государственному — латинскому и допущенному на равных правах на Востоке — греческому. Всего кафедр было 31, а именно: десять грамматиков, обучавших латинскому языку, и также десять — греческому, три латинских ритора и пять греческих; к ним были прибавлены два законоведа и один специалист по философии.[692] Таков был преподавательский штат в новой высшей школе. Латинский язык и латинское ораторское слово были поставлены наравне с греческим, который преобладал в частной жизни и господствовал в Церкви на всем Востоке и в столице. Но закон и суд держались по традиции первого государственного языка, т. е. латинского, а самые источники права изучались тогда не иначе как в латинском подлиннике. Назначение на кафедры специалистов, достигших известности в области своего знания, было предоставлено сенату, и школа находилась в ближайшем заведовании префекта города. Занимающие кафедру профессора не имели права обучать кого-либо дома и должны были все свои силы посвящать на пользу своих слушателей в школе, под угрозой потерять предоставленные им преимущества. Они состояли, во-первых, в определенном окладе из средств государства и, во-вторых, в почетном звании комита первого ранга. Назначения были сделаны, по-видимому, не сразу. В указе от 15 марта 425 года этот высокий ранг получили два греческих грамматика, Гелладий и Сириан, и один латинский — Феофил, два греческих ритора — Мартин и Максим, а также законовед — Леонтий. Для других назначенных, а также и подлежавших еще назначению профессоров, этот высокий чиновный ранг был обусловлен 20-летним сроком службы.[693] Так возникло высшее образовательное учреждение в Восточной империи, которое в самом своем составе поддерживало идею равенства двух государственных языков и тем самым свидетельствовало о единстве империи.

Как раз около того времени это сознание было укреплено важными событиями политического характера: на престол после смерти бездетного Гонория, последовавшей в 423 году, Феодосий посадил малолетнего племянника Гонория, Валентиниана, и мать его Галлу Плацидию, имевшую титул августы, о чем будет сказано в другой связи. Валентиниан до своего отъезда в Италию был обручен с двухлетней дочерью Феодосия и Евдокии, Евдоксией, и, таким образом, узы, соединявшие обе империи, были еще теснее скреплены.[694] Осенью 437 года[695] Валентиниан в сопровождении высших чинов своего двора и блестящей свиты прибыл в Константинополь, и здесь было торжественно отпраздновано бракосочетание западного императора с дочерью восточного (29 октября). Непосредственное общение двух дворов дало возможность решить некоторые неясности в пограничных отношениях обеих империй. Угроза, которую представляли гунны для Иллирийской префектуры, требовала изменения пограничной черты, и по свидетельству, сохраненному Кассиодором, Валентиниан предоставил своему тестю весь Иллирик.[696]

Большое значение для жизни всей империи имело состоявшееся тогда же соглашение о принятии нового свода императорских эдиктов, выработанного в Константинополе. Со времени основания высшей школы в Константинополе оживилось изучение права, и к 429 году назрела мысль составить