Блародство и страсть - Анна Кэмпбелл

Теперь появилась надежда.

Теперь в темной комнате вспыхнула маленькая свечка.

Грейс перечитала письма, и в сердце ее затеплилась надежда.

Неожиданно за ее спиной затрещала ветка. Грейс обернулась и увидела одну из служанок герцога.

– Прошу прощения, миледи. – Девушка присела в реверансе и затем бросила через плечо испуганный взгляд.

– Да? Что такое, Айрис? – Грейс убрала письмо. Никто из слуг обычно не подходил к ней и ничего не спрашивал – это было распоряжение герцога. Если же ей что-то требовалось, то она сама обращалась к прислуге.

– К вам посетитель, мадам.

– Посетитель? – Очень удивившись, Грейс встала со скамьи: Возможно, это пришел Вир, но ему не нужно было так церемониться. – Это мой кузен?

– Нет, это твой отец, – послышался голос, который она не слышала вот уже девять лет. Из-за спины служанки появился высокий джентльмен в строгом черном костюме.

Грейс прижала дрожащую руку к груди. Ее сердце вдруг сильно забилось. Что это значило? Может, отец хотел сказать ей, что она не должна дольше оставаться в доме герцога Кермонда? Сделать ей выговор?

Стоящий перед ней мужчина уже не напоминал того, кто часто являлся к ней в ночных кошмарах. Граф стоял, с трудом, опираясь на трость и чуть сутулясь, его лицо покрывали глубокие морщины, а волосы сделались совсем седыми.

Она так отвыкла от него, что в первую минуту он показался ей чужим человеком. Но вот на лице графа появилась на мгновение робкая и такая знакомая ей улыбка, сразу убравшая все чужое и незнакомое из его облика.

Грейс выпрямилась и смело встретила его взгляд. Она имела право находиться здесь, и он не мог ей этого запретить. Эта показная смелость и независимость не могли, разумеется, скрыть того горя, той неуверенности и чувства вины, которые гнездились в ее сердце. Но в ней была жива и любовь. Да, несмотря ни на что, она продолжала любить отца.

Несколько мгновений отец и дочь молча смотрели друг на друга. Их разделяли лишь несколько шагов, но сейчас для них это была почти непреодолимая пропасть.

– Ты не хочешь поздороваться со своим отцом, девочка? – В голосе графа не ощущалось ни гнева, ни осуждения, а только желание понять, что сейчас происходит с его дочерью и что у нее на уме.

Грейс присела в реверансе.

– Добрый день, сэр, – проговорила она дрожащим голосом.

Подняв голову, она, к своему ужасу, увидела слезы в темно-синих глазах отца, точно таких же, как и у нее, но только уже выцветших. Раньше ее отец был настоящим красавцем, статным, с темными волосами.

– Сэр? – насмешливо переспросил граф. – И это все, на что я могу рассчитывать, Грейс? – Его лежавшие на набалдашнике трости руки заметно дрожали. Раньше его движения всегда отличались быстротой и уверенностью.

Сейчас, увидев его таким, Грейс испытала настоящий шок.

– Вир написал мне в Марлоу-Холл, – прервал молчание граф. – И слава Богу, что он сделал это. Я сразу же поехал сюда, как только получил письмо. Я разыскивал тебя последние пять лет.

Неужели это правда? Когда он прогнал ее из дома, Грейс была уверена, что их разрыв – это навсегда. Отец никогда не менял своих решений.

И вот теперь он говорит, что искал ее.

Он изменился… Но что же послужило толчком к этому? Смерть Филиппа? Хотя отец даже не упомянул имя ее брата, призрак Филиппа присутствовал где-то здесь, совсем рядом.

Впрочем, нет, дело не в Филиппе. Ведь он сказал, что начал искать ее пять лет назад, а Филипп был тогда еще жив и куролесил в Лондоне.

Нет, он искал ее ради нее самой, а не потому, что погиб его любимый сын.

– Ты сказал, что больше не хочешь меня видеть… – В ее голосе сквозила горечь, которую Грейс так и не удалось скрыть.

Ее замужество было самой большой глупостью, которую она сделала в жизни. И жалеть теперь об этом бессмысленно. Ей оставалось лишь одно – признать, Что она поступила безответственно, и постараться в будущем не повторять подобных ошибок. Но рана в сердце ее отца уже не зарастет. В трудную минуту он отверг своего ребенка, и забыть это ему уже не удастся никогда.

Услышав эти слова, граф побледнел.

– Я многое сказал в тот день. И я действительно так чувствовал в ту самую минуту. Но когда ты ушла, я сразу же пожалел, что так обошелся с тобой. Через год разыскал Паджета и предложил ему стать управляющим одного из моих поместий, но он не захотел и слушать меня. Я хотел помочь, хотел сделать что-нибудь, чтобы ты хотя бы не голодала.

– Но почему ты тогда не захотел увидеться со мной?

– Твой муж сказал, что ты больше не хочешь иметь никаких дел со своей семьей, что теперь у тебя началась совсем другая, «светлая и чистая», жизнь с ним. Еще он сказал, что ты презираешь Марлоу и все то, что является для нас незыблемыми ценностями.

О, Грейс без труда представила себя самодовольное лицо своего мужа в тот момент, когда он говорил эти лживые слова ее отцу.

– И ты поверил ему?

Граф пожевал губами, и уголки его рта уныло опустились.

– А что мне оставалось? Ведь ты так ни разу и не написала нам, с тех пор как ушла из дому.

Грейс была уверена, что если она попытается возобновить отношения с Марлоу, отец тут же впадет в неистовство и сделает все, чтобы пресечь любые ее попытки вернуться в семью. Но на деле оказалось, что он сам делал какие-то шаги к сближению, хотя и не слишком удачные. Отчаяние, досада, печаль превратились в большой, тяжелый и холодный камень в груди.

– Ты велел мне больше никогда не появляться на пороге дома, – проговорила она сдавленным голосом, борясь с желанием немедленно обнять и успокоить отца.

На его губах появилась слабая улыбка, хотя печаль по-прежнему глубоко пряталась в глазах. Как она любила в детстве его шутки и вот эту озорную улыбку, способную растопить любое недоразумение и обиду.

Граф снова посмотрел на Грейс и вдруг заговорил с такой горячностью, какой она никак не ожидала:

– Пять лет назад я снова решил предпринять попытку сблизиться с тобой. Я надеялся, что твой гнев со временем уляжется, что ты смягчишься. Но ты исчезла. Магазина в Йорке уже не существовало к тому времени, никто из соседей не мог мне вразумительно объяснить, куда ты уехала. Мои люди обыскали все вдоль и поперек, все книжные магазины в Британии. Искали даже в Америке.

– Я жила в Райпоне, – сказал Грейс. – Практически до последнего времени.

– В Райпоне? – Лицо графа сделалось белым как мел. Он пошатнулся и поспешно оперся на свою трость. – Значит, ты была всего в тридцати милях от Марлоу-Холл? Все это время?

– Да, на ферме. Разводила овец. – Грейс усмехнулась и протянула вперед ладони, чтобы отец мог взглянуть на них: – Вот и руки мои погрубели.

– Господи милостивый, что ты с собой сделала, девочка! – Его лицо по-прежнему было покрыто неестественной бледностью, сухие губы дрожали, а голос срывался. – Господи, что я наделал! Что я наделал! Как мне вымолить у тебя прощение, моя дорогая?