Пленница былой любви - Бетти Махмуди

– Я хочу, чтобы он поздравил от меня бабулю и дедулю и сказал им, что я хорошо себя чувствую, тогда и у них будут веселые праздники.

Что-то сжало мне горло. Дед Мороз может принести ей кучу подарков, но он не может дать ей того, чего она больше всего желает. Если бы он мог завернуть ее в красивую бумагу и по мановению волшебной палочки перебросить на спине северного оленя через горы за границы Ирана, а потом через океан на крышу одного небольшого дома в Банистере, в штате Мичиган!

А время шло, приближалось очередное Рождество в Иране. И снова вдали от Джо, Джона, мамы и папы.

В тот день Муди допоздна принимал пациентов, для которых этот праздник ничего не значил. Когда он закончил, я спросила:

– Может быть, Махтаб завтра не пойдет в школу?

– Исключено, – сухо ответил он. – Она не может пропускать уроки только потому, что завтра Рождество.

Я не спорила с ним. В его голосе я услышала властный тон и снова заметила перемену в его поведении. В одно мгновение вернулся тот хорошо знакомый психически не уравновешенный Муди. У меня не было желания пререкаться.

– Махтаб, давай проверим, был ли Дед Мороз здесь ночью!

Я разбудила ее пораньше, чтобы у нее было время распаковать подарки до ухода в школу. В мгновение ока она выпрыгнула из кроватки и сбежала вниз по лестнице. Махтаб пришла в восторг от того, что Дед Мороз съел печенье и выпил молоко. Потом она увидела праздничные подарки. Муди присоединился к нам. Настроение его было лучше, чем вчера вечером.

В Америке ему нравилось отмечать Рождество, а это утро несло с собой теплые воспоминания. Он широко улыбался, глядя, как Махтаб погружается в гору подарков.

– Я не могу поверить, что Дед Мороз приехал издалека ко мне в Иран! – радовалась она.

Муди сделал несколько фотоснимков, а потом неожиданно предложил:

– Ты можешь не ходить сегодня в школу. Или, если хочешь, пойдешь немного позже.

– Нет, я не могу пропустить уроки, – ответила она с чувством долга, привитым мусульманскими учителями.

В тот вечер мы сидели с приятелями за праздничным ужином. Но всем нам было грустно, и все мы искренне сочувствовали несчастной Ферест. Она не переставая плакала. Наконец ее мужу было предъявлено обвинение, и он предстал перед судом.

Даже после всего, что я слышала об этой безумной стране, я с трудом могла поверить в слова рыдающей Ферест:

– Его признали инакомыслящим, «врагом нового правительства»! Его осудили на шесть лет тюремного заключения!

Муди сочувствовал Ферест, потому что любил ее так же, как и я, но позже сказал:

– Здесь, наверное, что-то другое.

В душе я не соглашалась с ним, но знала, как жадно ему хочется верить в иранскую справедливость. Несомненно, он противник правления аятоллы. Наверное, ему самому было страшно. Ведь Муди сам грубо нарушал закон, открыв частную врачебную практику без разрешения. Если можно было посадить человека на шесть лет только за мысли, то какое же наказание ждет за явное нарушение закона?!

Следующий день прошел, к счастью, в непрестанных хлопотах, поэтому у меня не было времени жалеть себя. На нашу голову неожиданно свалилась толпа родственников Муди со всевозможными подарками – едой, одеждой, домашней утварью, игрушками для Махтаб и огромными букетами цветов. По сравнению с прошлым годом это был поворот на сто восемьдесят градусов. Все семейство явно пыталось продемонстрировать, что приняло меня.

Единственным членом семьи, который не пришел, был Баба Наджи. Его отсутствие старалась компенсировать своим энтузиазмом его жена.

– Азизам! Азизам! – восклицала она уже от самого входа.

Так теперь она обращалась ко мне: дорогая!

Амми Бозорг была обвешана подарками. Тут были кухонная утварь, цветы и носки для Махтаб, упакованный в полиэтилен очень дорогой шафран из святого города Мешхед, килограмм барбариса, новое русари и очень дорогие носки для меня. Муди в этот раз не подарили ничего.

Амми Бозорг, как всегда, болтала без умолку, а я стала главным объектом ее внимания. Каждую фразу она начинала со слова «азизам» и рассыпалась в похвалах в мой адрес. Она говорила, что я очень добрая, что все меня любят, что слышала обо мне столько хорошего от людей, что я так много работаю и что я такая замечательная жена, мать и сестра.

У меня просто раскалывалась голова от расточаемых в мой адрес комплиментов, и я отправилась на кухню, обеспокоенная тем, как накормить эту орду неожиданных гостей. В доме были только остатки праздничного ужина. Приготовила все, что сумела.

Амми Бозорг посоветовала, чтобы каждый гость попробовал все понемногу, потому что эти необычные американские блюда приготовлены ее сестрой и очень вкусные.

Вечером, когда некоторые гости уже ушли, прибыли ага и ханум Хакимы. Как «человек в тюрбане», ага Хаким взял инициативу в свои руки и направил разговор в религиозное русло.

Муди явно был доволен, что наш дом в праздничные дни был в центре внимания. Поэтому, даже не спрашивая его согласия, я пригласила приятелей на встречу Нового года. К моему удивлению, Муди разозлился.

– Никаких напитков! – распорядился он.

– Ну, конечно. Откуда же здесь их взять?

– Они могут принести с собой.

– Я скажу, чтобы ничего не приносили. В моем доме не будет алкоголя. Я знаю, что это небезопасно.

Это удовлетворило его, но были и другие претензии.

– Никаких танцев и поцелуев! Я не разрешаю тебе никого целовать или желать счастливого Нового года, – заявил он.

– Я не собираюсь делать это. Я просто хочу провести время с приятелями.

Он буркнул что-то, понимая, что уже поздно отменить приглашения. Весь день он работал, не вышел даже тогда, когда собрались гости: Элис и Шамси с мужьями, а также Зари и Ферест. Мы ожидали его более часа: пили чай и ели фрукты. Раздался телефонный звонок. Мужа Шамси, доктора Наджафи, вызывали по экстренному случаю, но он отказался.

– Пусть найдут кого-нибудь другого, – сказал он.

Ему не хотелось покидать нашу компанию. Когда Муди наконец появился, то сообщил:

– Звонили из клиники. Там чрезвычайный случай. Я должен ехать.

Всем стало ясно, что он избегает нашей компании. Как и доктор Наджафи, он мог попросить, чтобы его заменили кем-нибудь другим.

Спустя несколько минут у входной двери остановилась машина «скорой помощи». Вернулся Муди в половине одиннадцатого вечера, мы сидели за ужином.

– Поужинай с нами, – попросила я.

Но в эту минуту снова зазвонил телефон.

– Это пациентка. У нее боли в позвоночнике. Сейчас ее привезут сюда, – сообщил Муди.

– О нет, – возразила я. – Скажи, чтобы отложили визит до утра.

– Ты не должен принимать пациентов в такое позднее время, – поддержала меня Шамси. – Нужно, чтобы ты установил часы работы.