Ленин: политический портрет. Кн. 2. - Дмитрий Волкогонов

Думаю, что "Письмо к съезду", став досрочно" известным членам Политбюрю, сыграло в разжигании борьбы за власть роковую роль. Как ни крути текст, а из него выходит, что Троцкий, хотя и чрезмерно самоуверен и увлекается администрированием, тем не менее "самый способный человек в настоящем ЦК", обладающий выдающимися способностями. О Сталине сказано, что он "слишком груб" и едва ли сумеет "достаточно осторожно" воспользоваться предоставленной властью. Получилось: Ленин хотел избежать борьбы и раскола из-за личных отношений Сталина и Троцкого, а фактически (помимо своего желания) вызвал ее крайнее обострение в последующем.

Судьба "Письма к съезду" драматична. Оно было доведено до делегатов XIII съезда, но с рекомендацией Политбюро оставить Сталина на посту Генерального секретаря, с устранением у него отмеченных Лениным недостатков. Затем на долгие десятилетия документ был замурован в тайниках партийных архивов. Но сегодня нам уже ясно (еще десятилетие назад мы думали по-другому) — дело не в Сталине. Главным образом не в Сталине. Созданная Лениным Система своего "Сталина" все равно бы нашла. Возможно, без чудовищных экспериментов Джугашвили-Сталина. Но однопартийная "диктатура пролетариата" с неизбежностью пришла бы к авторитарному режиму. Поэтому, вероятно, мы серьезно переоценивали роль этого ленинского документа — никаких "перемен в нашем политическом строе" он не предлагал. Он хотел ослабить бюрократическую хватку в обществе, но… бюрократическими методами. Я еще раз подчеркиваю, что этот же сюжет в книге о Сталине я писал (такими пятнадцать лет назад мы были почти все), видя в Ленине неземную безгрешность.

До начала марта Ленин продиктовал несколько писем и статей о законодательных функциях Госплана, по национальному вопросу, о кооперации, особенностях революции, рабоче-крестьянской инспекции. В 1929 году на траурном заседании, посвященном пятилетию со дня смерти Ленина, Н.И.Бухарин сделал доклад "Политическое завещание Ленина", в котором оратор назвал последние работы вождя "перспективным планом всей нашей коммунистической работы". С легкой руки докладчика на протяжении десятилетий эти статьи мы называли ленинским планом социалистического строительства". Не вспомнили сталинские пропагандисты об авторстве этого тезиса даже тогда, когда несчастный Бухарин обреченно ждал расстрела. Последние работы Ленина названы "планом"; так они и вошли надолго в нашу жизнь.

Нельзя отрицать политического и практического значения последних диктовок Ленина, особенно по национальному вопросу и о кооперации. Останется непреходящей его идея о значении "союза социалистических республик" и роли кооперации. В этих вопросах Ленин поднялся до изменения "всей точки зрения нашей на социализм". Однако многие верные положения явно обесцениваются старым политическим мотивом: все это необходимо осуществлять, ибо. весь мир уже переходит теперь к такому движению, которое должно породить всемирную социалистическую революцию".

Пожалуй, самое удивительное то, что Ленин оказался способен продиктовать эти достаточно большие по объему материалы в основном в течение конца декабря и января. Нужно учитывать и то, что в ночь с 16-го на 17-е, а затем и в ночь с 22 на 23 декабря 1922 года состояние Ленина резко ухудшается. Профессор В.Крамер отмечает в своих записках, что в это время появились заметные симптомы ослабления памяти. Эту "однообразность" болезни, ее "своеобразное течение" подтвердили и другие врачи: Штрюмпель, Геншен, Нонне, Бумке, Ферстер, Кожевников, Елистратов.

Природа как бы дала еще один шанс Ленину заявить о себе, своем значении. И он им воспользовался в полной мере. Поэтому едва ли прав его давний и талантливый оппонент Виктор Михайлович Чернов, написавший после смерти Ленина статью о нем, где утверждал, что "духовно и политически он умер уже давно, по меньшей мере год тому назад". Но мы видим, что Ленин как раз больше всего боялся смерти политической. И хотя последние статьи и письма его соратниками, которых он растил по своему образу и подобию, расценивались не более чем политические конвульсии, Ленин боролся… Он не мог, не хотел лишаться смысла своего существования: политической борьбы, политического руководства, политических устремлений.

Политбюро, начиная со второй половины 1921 года, то и дело предоставляло и продлевало отпуска Ленину. После мая 1922 года, по всей видимости, многие члены Политбюро уже мало верили в окончательное выздоровление Ленина и прикидывали свои шансы в новой расстановке сил в партийной коллегии после отхода вождя от активной деятельности. Не случайными были и постановления ЦК о контроле "за режимом лечения Ленина", который, по сути, означал почти полную изолятор лидера от политической и общественной жизни. Ленин настойчиво учился говорить и писать в Горках, а другие вожди в Кремле готовили почву для решающей схватки за личную власть, за свое влияние. Сталин, Каменев и Зиновьев не скрывали своих опасений в отношении Троцкого, который, похоже, давно в душе считал, что только он может быть преемником Ленина, что это место логикой истории давно "забронировано" для него.

Больной надеялся на выздоровление, хотя мысли о смерти приходили к нему все чаще. Об этом можно судить, если вспомнить тему смерти Лафаргов, которую не раз поднимал Ленин в разговорах с Крупской; повышенный интерес к медицинской литературе, просьбы к жене, сводящиеся к тому, что она даст ему яд, когда уже не будет надежды. Очень часто врачей он встречает почти враждебно.

— К чему все мучения и заботы, если нет надежды?

И конечно, в ответ слышал (возможно, эти вопросы и задавались в расчете на эти ответы) уверения в больших шансах полного выздоровления и т. д.

Ленин все чаще думал о вечности, которая поглотит его, и, естественно, интересовался, что говорят и пишут о нем. Будучи больным, он перечитал статью Горького "Владимир Ильич Ленин", спрашивал статью Троцкого "Национальное в Ленине", выискивал хвалебное упоминание его имени в статьях Бухарина, других соратников, стал просить читать ему письма и телеграммы (чего раньше не наблюдалось) из различных уголков России с пожеланиями выздоровления и дифирамбами в его адрес. Ленин, видимо, задумывался: каким он останется в памяти людей, что он им дал, чего он добился?

Давно замечено, что люди, которые ощущают, что их земной путь подходит к концу, как бы подводя итоги жизни, возвращаются вновь и вновь к памятным событиям и датам. Интересные наблюдения на этот счет содержатся в работе Б.Равдина "История одной болезни". Ленин вспоминал прошлое, знакомых, повороты, которые он так часто делал. Люди, прошедшие на экране его жизни, все были связаны с революционным делом: друзья или враги. Личного в его отношениях было мало (разве к жене, И.Арманд и к матери).

Виктор Чернов верно подметил, что Ленин соратникам "легко прощал их ошибки, даже их измены, хотя порой задавал им хорошие головомойки, чтобы возвратить "на путь истинный": злопамятства, злобности в нем не было; но зато враги его дела для него были не живыми людьми, а подлежащими уничтожению абстрактными величинами; он ими не интересовался; они были для него лишь математическими точками приложения силы его ударов, мишенью для постоянного, беспощадного обстрела. За простую идейную оппозицию партии в критический для нее момент он способен был, не моргнув глазом, обречь на расстрел десятки и сотни людей; а сам любил беззаботно хохотать с детьми, любовно возиться с щенками и котятами".

У него было время пристально посмотреть на свою жизнь как бы со стороны, философски оценивающе. Но нет ни одного признака и даже намека в его последних беседах, записках, статьях, что он в чем-то раскаивался. Ошибки, просчеты, неудачи Ленин считал естественными элементами революционного процесса. Он никогда не жалел, что похоронил социал-демократию в России, пресек в зародыше поползновения либералов к парламентаризму, ничем не выдал своего сожаления о бесчеловечном физическом уничтожении династии Романовых, расстреле Каплан, разгроме союзников-эсеров, запрещении всей небольшевистской печати, чудовищном церковном погроме, изгнании из отечества цвета российской интеллигенции, разрушении губернского устройства России, разбазаривании огромного количества национальных богатств на мировую революцию… Ленин никогда не сожалел о том, о чем скорбели и скорбят подлинные российские патриоты. Цель была для него универсальным и вечным оправданием. Что не вписывалось в прокрустово ложе его схем, он с легкостью предавал коммунистической анафеме.

Ленин был как бы рожден для такой власти: решительной, беспощадной, идеологизированной. Болезнь постепенно, но неумолимо отодвинула вождя от рычагов управления, которые были его высшей целью, но целью не личной, а классовой. До марта 1923 года Ленин не терял надежды на возвращение, но она просто в одночасье рухнула в начале той далекой весны.