Любовь — прекрасная незнакомка - Анита Берг

— Брось, Алекс, ты же не обыватель. В Лондоне у тебя в это время была бы назначена не одна встреча, и ни о какой сиесте не было бы речи.

Он усмехнулся, лениво потянулся за телефонной трубкой и с кем-то побеседовал. Потом обернулся к Энн и обнял ее.

— Я обо всем договорился, но поедем мы не сейчас — слишком уж много туристов!

На следующий день он разбудил ее в четыре часа утра.

— Вставай, любимая! Оденься потеплее.

Заинтригованная, Энн оделась и последовала за ним. На улице их ждал длинный черный «мерседес».

Они покатили по темному городу, но даже в этот ранний час по улицам сновали машины, подтверждая слова Алекса, что Афины никогда не спят.

Проехав по узким извивающимся улицам старого города, машина остановилась у подножия Акрополя. Взяв Энн за руку, Алекс повел ее к входу. Сторож в униформе приветствовал их, пропуская за ограду. В темноте Энн споткнулась о камень. Они начали подниматься по крутому склону. Белые колонны Парфенона сияли при свете убывающей луны. На вершине холма они остановились.

— Теперь нужно подождать, — сказал Алекс, обнимая ее, чтобы защитить от предутренней прохлады.

— Да? Почему? — спросила Энн, прижимаясь к нему.

— А вот, смотри. — И он указал на узкую полоску зари, пробивающуюся сквозь ночную мглу далеко на востоке.

Влюбленные стояли, прильнув друг к другу, онемевшие от восторга перед красотой зарождающегося дня. Солнце медленно поднималось, роняя в море нежные пастельные блики и в то же время окрашивая небо в пронзительные красно-золотистые тона.

Огромный храм сбросил с себя призрачный покров ночи. Серебристые колонны стали розовыми, потом лиловыми и наконец засверкали ярко-желтым золотом. Казалось, камень впитывает в себя утренний дар неба.

Энн обернулась к Алексу. По ее лицу струились слезы.

— Алекс, любимый, я никогда не видела ничего более прекрасного!

Он крепче прижал ее к себе.

— В жизни бывают моменты, когда красота и сознание собственного счастья становятся почти невыносимыми, — сказал он, целуя ее волосы. Энн почувствовала, что и его щеки увлажнились.

Прикосновение его рук, обнимающих ее за плечи, и неожиданное открытие, что и этот большой сильный мужчина способен плакать, вдохнули в Энн удивительное спокойствие и чувство защищенности.

Они молча вернулись к поджидавшей их машине. Проснувшийся город встретил их какофонией обычного шума. Очарование было нарушено. Дома они завтракали на террасе. Парфенон снова стал белым, будто с ним и не происходило никаких чудесных превращений и все это Энн просто приснилось.

— Там мы как бы скрепили нашу любовь! — сказала она.

— Да, это волшебное место.

— Но как тебе удалось получить разрешение на вход в столь ранний час?

— А ты разве до сих пор не поняла, какая я важная птица? — пошутил Алекс. — Все возможно! Мне хотелось, чтобы ты увидела эту красоту наедине со мной, а не в толпе. В Парфеноне встречаются души!

* * *

Наконец наступила страстная пятница. Энн очень хотелось видеть, как здесь празднуется Пасха. Шумный город странно затих. Казалось, траурный покров опустился на жителей, точно каждая семья потеряла кого-то из близких. Телефоны не трезвонили, кузины не стучали каблучками по квартире, и, самое удивительное, Алекс не выражал желания заниматься любовью.

После полудня в гостиной появилась Ариадна, по-прежнему вся в черном. Энн со страхом ожидала, что они с Алексом снова примутся оскорблять друг друга, но ничего подобного не произошло. Алекс быстро прошел через комнату, протягивая к сестре руки, и она, рыдая, бросилась в его объятия.

— Я не могла на Пасху оставаться вдали от тебя! — воскликнула она, к удивлению Энн, на превосходном английском языке.

— Да, да, сестричка. Не переживай! Теперь все будет хорошо!

Он ласково погладил ее по спине, как плачущего ребенка.

— Анна, я должна извиниться за свое поведение! Сейчас такие волнующие дни…

Ариадна повернула к Энн свое заплаканное лицо, даже не пытаясь улыбнуться. Ее извинение прозвучало неискренне, как-то автоматически, и Энн предположила, что оно вызвано стремлением вернуть себе расположение брата.

— Ну конечно, я понимаю, — мягко произнесла она, хотя, по правде сказать, не поняла ничего, а меньше всего — почему Ариадна притворялась, будто не знает английского.

На обед они ели рыбу, запеченную без жира, и не пили вина. Царившая в доме подавленность, охватившая весь город, начала проникать и в сознание Энн. Ей вдруг стало невыразимо грустно. Раньше ей представлялось, что Пасха в Греции очень радостное время, когда никакая тоска невозможна.

Сидя в забитой мебелью гостиной Ариадны, она слушала, как брат с сестрой без конца говорят о прошлом, вспоминают родителей, покойного мужа Ариадны, их ушедших из жизни друзей. Ариадна извела целую пачку салфеток, всхлипывая, рыдая и проклиная свою жестокую судьбу. Энн чувствовала себя лишней…

Но уже в субботу обычная городская какофония снова доносилась до их квартиры. В первый раз, с тех пор как она познакомилась с Алексом, Энн испытала облегчение, когда снова раздались звонки телефонов. Маленькие горничные в меховых туфлях дружно заскользили по комнатам. Но самая разительная метаморфоза произошла с Ариадной. Она носилась по квартире, забегала на кухню, возвращалась в гостиную, шумно отдавала приказания, но теперь уже с улыбкой, все время что-то напевая. Готовился большой пир. Вчерашней печали как не бывало.

В эту ночь они долго гуляли и дошли до византийской церкви, стоявшей на невысоком холме. Церковь не была освещена. Услышав звучавшее там пение, Энн почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок. Когда наступила полночь, священник зажег свою свечу и предложил пастве сделать то же. Стоявшие сзади зажигали свои свечи от тех, кто был впереди, и скоро вся церковь засияла огнями.

— Христос анести! — восклицали люди.

— Что они говорят? — прошептала Энн.

— Что Христос воскрес, — ответил Алекс, зажигая ее свечу от своей.

Из церкви вышел крестный ход и стал, извиваясь, спускаться с холма. Казалось, это длинная вереница пляшущих светлячков посылает благую весть в притаившийся внизу город и в мир.

В их квартире собралась вся семья. Даже самые маленькие дети возбужденно закричали, когда в зал внесли корзинки с крашеными яйцами. Энн снисходительно смотрела, как Алекс бегает по комнате с красным яйцом в руке и ударяет им по крашенкам остальных.

— В этом году победа за мной! — торжествующе кричал он. — Я счастливчик! — И он гордо поднял не разбившееся яйцо.