День пламенеет - Джек Лондон

Не забудьте: для меня брак не в том, что я смогу тратить деньги мужа. Мне нужен человек. Вы говорите, что я вам нужна. И допустим, я согласилась, но дала вам только одну сотую себя. Допустим, в моей жизни есть что-то, что отнимает остальные девяносто девять сотых, и, помимо этого, моя фигура портится, образуются мешки под глазами, гусиные лапки на висках, — словом, мое лицо и моя душа уродуются. Удовлетворились бы вы этой одной сотой? А ведь только это вы мне предлагаете. Вы удивляетесь, что я не хочу выйти за вас замуж? Удивляетесь, что я не могу?

Пламенный ждал, а она снова заговорила:

— Это не значит, что я эгоистична. В конце концов, любить — это давать, а не получать. Но я так ясно вижу, что, отдав себя, я не принесу вам никакой пользы. Вы похожи на больного. Вы ведете игру не так, как все остальные. Вы вкладываете в нее сердце и душу — всего себя. Во что бы вы ни верили и что бы ни намеревались сделать, все равно, — жена была бы для вас только временным развлечением. Есть у вас красавец Боб, а вы даете ему беситься от скуки в конюшне. Вы купили бы мне прекрасный дом — и предоставили бы мне зевать там до слез или выплакать себе глаза, потому что я оказалась бы беспомощной и не было бы у меня сил вас спасти. Эта игорная горячка сковала бы вас и поглотила целиком. Вы ведете эту игру так же, как играли раньше, как играли на Аляске, когда ставили на карту свою жизнь. Никто не стал бы покрывать такие огромные расстояния и с такой быстротой, как делали вы, или работать с таким напряжением и подвергать себя всевозможным лишениям. Вы отдаетесь целиком; вы вкладываете всего себя в то, что вы делаете…

— Граница — небо, — мрачно согласился он.

— Но если бы вы были таким любовником и мужем…

Тут она запнулась и замолчала; румянец покрыл ее мокрые щеки, а глаза опустились под его взглядом.

— А теперь я не скажу больше ни слова, — прибавила она. — Я произнесла целую проповедь.

Теперь она отдыхала, открыто и смело укрывшись в его объятиях, и оба не замечали ветра, все неистовей и яростней бушевавшего вокруг них. Ливня еще не было, но ветер все чаще и чаще доносил мелкие брызги дождя.

Пламенный явно недоумевал, и замешательство его еще не рассеялось, когда он начал говорить:

— Я оглушен. Я сбит с толку. Вы начисто отделали меня, мисс Мэзон, — или Диди, я люблю называть вас этим именем. Я должен сознаться, что в ваших словах много правды. Если я верно понял, вы пришли к заключению, что вышли бы за меня замуж, если бы у меня не было ни одного цента, и я не стал толстеть… Нет, нет, я не шучу. Я ухватил мысль, а это только моя манера переварить ее и подвести итоги. Если бы у меня не было ни одного цента, если бы я вел здоровую жизнь, все время отдал бы на то, чтобы любить вас и быть вашим мужем, а не залезать по уши в дела и во все прочее, — ведь вы бы вышли за меня?

Все это ясно, точно напечатано в книге, и вы правы даже больше, чем я предполагал. Вы приоткрыли мне глаза. Но я влип. Что я могу поделать? Дела меня и вправду связали и заклеймили. Я связан по рукам и ногам и не могу пойти пастись на зеленую лужайку. Я — как тот человек, что поймал медведя за хвост. Я не могу его отпустить, а вы мне нужны, и, чтобы вас добыть, я должен выпустить хвост. Я не знаю, что делать, но что-нибудь наверняка случится. Я не могу вас потерять. Просто не могу. Да и не собираюсь. Ведь вы сейчас уже обскакали всякие дела. Мне дела никогда не мешали спать по ночам.

Вы меня разбили по всем статьям. Я знаю, теперь уже я не таков, каким приехал с Аляски. Я бы не мог обращаться с собаками так, как проделывал в те дни. Мускулы у меня размякли, а душа очерствела. Прежде я уважал людей. Теперь я их презираю. Вы знаете, всю жизнь свою я провел на просторе, под открытым небом, и признаюсь, я — не горожанин. Ведь я купил чудесное маленькое ранчо в Глен Эллен, такого вы никогда не видели. Это там, где я влип с кирпичным заводом. Вы помните, у вас была эта переписка? Я только взглянул разок на ранчо и тут же влюбился в него и сейчас же купил. Я ездил там по холмам и был счастлив, как мальчишка, вырвавшийся из школы. Я был бы куда лучше, живи я в деревне. Город не на пользу мне идет. Тут вы попали в самую точку. Я это знаю. Но, допустим, ваша молитва исполнится, и я начисто разорюсь и стану работать для куска хлеба?

Она ничего не ответила, но вся потянулась к нему.

— Допустим, у меня ничего не останется, кроме этого маленького ранчо, и я буду разводить цыплят и как-нибудь наскребать на жизнь — вышли бы вы за меня тогда, Диди?

— Да ведь мы все время были бы вместе! — воскликнула она.

— Но время от времени я должен был бы пахать, — предостерег он, — или ездить в город за провизией.

— Там, во всяком случае, не было бы конторы и бесконечных деловых свиданий. Но все это нелепо и несбыточно, и нам нужно идти домой, чтобы не попасть под дождь.

Был момент, прежде чем они начали спуск с холма, когда Пламенный мог притянуть ее к себе и поцеловать. Но он был слишком оглушен новыми мыслями, какие она в нем разбудила, чтобы использовать представившийся случай. Он только взял ее под руку и помог спуститься по крутой тропинке.

— Здорово красивое место там, в Глен Эллен, — задумчиво сказал он. — Я хотел бы, чтобы вы посмотрели.

Пройдя рощу, он намекнул, что лучше им здесь расстаться.

— Вы тут по соседству живете, и люди начнут болтать.

Но она настояла на своем, чтобы он проводил ее до самого дома.

— Я не могу пригласить вас войти, — сказала она, останавливаясь у подъезда и протягивая ему руку.

Дико завывал ветер, но дождя все еще не было.

— Знаете ли, — сказал он, — несмотря ни на что, это — счастливейший день моей жизни.

Он снял шляпу; ветер трепал его волосы. Он продолжал:

— И я благодарен Богу или тому, кто ответствен за ваше существование на земле. Потому что вы меня любите. И для меня было радостью услышать это от вас сегодня. Это… — он не закончил своей мысли, и на лице его появилось хорошо знакомое ей выражение, когда он прошептал: — Диди, Диди, мы попросту должны пожениться. Это единственный выход, и это — счастье, потому что все обернется хорошо.

Но слезы снова показались на ее глазах. Она покачала головой, повернулась и вошла на крыльцо.

Глава XX

Когда заработали пароходы и время переезда из Сан-Франциско в Окленд сократилось вдвое, громадные расходы Пламенного уменьшились. Вернее, он мог сократить эти расходы, если бы не вступал сейчас же в новые предприятия. Тысячи его участков уже распроданы, строились тысячи домов. Продавались и места для фабрик и деловых контор в центре Окленда. Все это укрепляло ценность огромных владений Пламенного. Но, как и в старые времена, он не мог остановиться. Он уже начал брать ссуды в банках. Колоссальная прибыль, полученная им от продажи земли, пошла на покупку новых земельных участков, на развитие новых планов. Вместо того чтобы выплачивать старые займы, он делал новые. Он возводил пирамиду в Окленде, как делал это раньше в Доусоне, но теперь он знал, что предприятие солидное — не то, что рискованная авантюра в лагере золотоискателей.