Триумф непослушания (СИ) - Хрущёв Виктор

Гвин шёл мимо ухоженных кустов. В них прятались статуи, словно боясь альбиноса. Настроение консула действительно было мрачным и тревожным.

«Только бы не оказалось слишком поздно», — повторял про себя Гвин.

Внутри было тепло и уютно. Длинный коридор своим интерьером поражал воображение даже самого преданного ценителя искусства и архитектуры. Консула уже ждали. Его частный врач. О его таланте исцелять людей ходили легенды. За умения лекаря Гвин платил большие деньги.

— Вы молодцы, что быстро вернулись, — начал юноша и поправил квадратные очки. — Ей как раз нужна ваша поддержка.

— Что с ней? — спросил Гвин, стараясь не сорваться на крик.

— Роды были преждевременны и очень тяжёлые… — начал издалека врач.

— Что-то с ребенком?

— К счастью, нет. Не смотря на недоношенный возраст, девочка оказалась вполне здоровой.

Гвин позволил себе немного выдохнуть.

— Тогда в чём проблема?

— Как бы вам мягче сказать, консул...

— Послушай сюда, учёная башка. Мне говорили, что ты самый лучший врач чуть ли не во всей Европе. Я предоставляю тебе все возможные лекарства и лучшее оборудование. Я надеялся, что ты не допустишь даже возможности, чтобы что-то случилось с моей женой и ребёнком.

— В некоторых случаях медицина бессильна, консул. Я просто хочу вас предупредить: роды длились почти сутки и отрицательно сказались на некоторых показателях организма. Иными словами, вы больше не сможете завести детей. Так что цените и берегите то чадо, что дала вам судьба. Теперь вы можете ненадолго их посетить.

Большие двери открылись. Гвин медленно зашёл в покои Элизабет. Лиза лежала на роскошной кровати. Измождённая, с тёмными кругами под глазами, едва реагируя на свет. Помощники врача тщательно ухаживали за ней, вкалывая лекарства и подключив к непонятному аппарату. Машина регулярно издавала тихий писк.

— Как ты? — спросил Гвин. Он понимал, что это самый идиотский вопрос, но задать его не мог.

— Всё хорошо, дорогой, — прошептала Элизабет, слабо улыбнувшись. — Я выкарабкаюсь. Иди, посмотри на неё. Она прекрасна.

Гвин подошёл к детской кроватке и, стараясь не шуметь, заглянул туда. На него двумя крупными миндалинами испуганно смотрел карапуз. Посмотрев в холодные глаза Гвина, девочка начала плакать, вжавшись в кроватку.

— Должно быть, я её напугал. Но ты права. Она действительно прекрасна.

— Мы должны дать ей имя. Какая же наследница может быть без имени?

— Изабелла, — немного подумав, ответил Гвин. — Я думаю ей очень подходит.

Услышав своё имя, ребёнок успокоился и стал молча смотреть на Гвина, будто изучая своего родителя.

— Вижу ей уже нравится, — улыбнулся Гвин.

***

Берлин. Сколько всего пережил этот город. В далёкие времена римского владычества его земли не покорились могущественной империи. Его жители пережили много кровопролитных битв и войн, начиная от религиозных, заканчивая мировыми. Скольких государств он был столицей? Никто уже не помнил. Да и сейчас это было неважно, ведь город опять стал един, как в далёком восемьдесят девятом году. Жители ликовали, пели патриотичные песни, многие заведения в этот день бесплатно угощали посетителей. Музыка, смех и танцы. Чуть ли ни из каждого окна вывесили флаг давно павшего государства и нового, только что рождённого.

В этом водовороте оказались Алексей и Саманта. Они были здесь проездом и направлялись в портовые города. Но друзья не смогли отказать себе остаться здесь подольше. Вот уже третий день они гуляли по ухоженным улицам древнего города, где перемешались все известные виды архитектуры, и восторгались его масштабами.

Друзья не заметили, как зашли в одно небольшом кафе. Оно было почти полностью забито, но им посчастливилось найти свободный столик. От дизайна так и веяло модерными нотками. Стулья, столы, стены, картины, люстры, а особенно запахи: всё напоминало о том старом мире. Словно и не было четырёх лет. Как будто они вернулись в прошлое.

Алексей изучал меню. Оно было на немецком, но всё же несколько слов он понял. Одно из них больно кольнуло его в самое сердце.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Это же мороженое, верно? — спросил, боясь ошибиться, Лёша.

— Вы правы, — кратко ответил ему официант.

— Но как? Это же сказка.

— Ничего заурядного. Наш шеф повар знает его рецепт и нам регулярно поставляют ингредиенты. Остальное дело техники. Техники немецкого качества.

— Хоть убей, хочу попробовать! Тебе какое? — спросил Алексей Саманту.

— Клубничное, — не веря своим ушам, ответила американка.

— Шоколадное и клубничное. Сколько с нас?

— Вы что? — возмутился официант. — Вы обижаете своими словами владельца. Сегодня великий день в истории. Забудьте о деньгах.

— Ваша педантичность заходит за всякие границы.

— Заказ скоро будет готов.

Официант скрылся в толпе. За окном, на улице, было не меньше народу, чем внутри. Клоун в забавном гриме раздавал детям игрушки. Хоть Алексей и не любил клоунов, но не смог не улыбнуться. Пары танцевали вальс под аккомпанемент уличного оркестра. Над вечерним небом начали запускать салюты, освещая улицы разноцветными искрами. Саманта завороженно смотрела за видом из окна, а Алексей смотрел на неё. И думал, что делать дальше.

— Здесь свободно? — голос сзади вывел Алексея из раздумий.

Лёха оглянулся. На него, со стулом наперевес, смотрел входившие в зрелые годы брюнет. Потрёпанный, но опрятный пиджак с не заправленной рубашкой. Латаные джинсы и туфли, с кусками грязи на носках. Грустные голубые глаза пытались что-то разглядеть в Алексее, но вскоре бросили эту затею. На скуле, под редкой щетиной, Лёша увидел несколько глубоких шрамов.

— Конечно, садитесь, — махнул на свободное место Алексей.

— Слава Богу, — вздохнул брюнет. — Я так люблю это заведение, а уже третий день не могу сюда попасть. Юрген! — крикнул он официанту. — Мне как обычно! Ах, — он наигранно схватился за голову, — я совсем забыл о манерах. Меня зовут Уинстон. Уинстон Смит.

— Алексей. Просто Алексей.

— А как зовут вашу прекрасную фройляйн?

— Саманта, — ответила она. — Мы с вами однофамильцы.

— Не иначе сама судьба свела нас. Вы здесь проездом, верно?

— В догадливости вам не откажешь, — улыбнулся Алексей.

— Не часто встречаешь в наших краях людей с такими именами. Мы с вами похожи. Ещё младенцем я с родителями переехал из Ливерпуля сюда. И хоть по крови я британец, душой всё же немец, — Уинстон достал из подсигара сигарету и предложил Алексею. Тот решил не отказываться, и оба прикурили от Лёшеной зажигалки. Саманта лишь хмурилась и качала головой. — Как вам город? Нравится?

— Пока ещё не отошли от первых эмоций.

— Да, — сладко зажмурился Уинстон и выпустил сигаретный дым, — вам повезло попасть в самую гущу дурдома. Не планировали ли здесь осесть? Берлин рад кому угодно.

— Мы подумаем над вашим предложением.

Официант принёс мороженое, две жаренных сосиски и чашку кофе, аккуратно разложил на столе и быстро ретировался. Собеседники ненадолго отвлеклись на еду. Уинстон с холодным расчётом нарезал на тонкие куски сосиски, а Алексей и Саманта десертными ложками ели, казалось бы, давно утраченное лакомство. Сладкий вкус вернул Лёшу в далёкое детство. Он всегда клянчил у родителей в жаркий летний день мороженое, а они были не в силах отказать. Саманте так же пришли воспоминания о прошлом. Тогда она тоже ела клубничное мороженое, когда сидела рядом с мамой в её последние в жизни мгновения.

— Сколько времени и сил было потрачено, — бубнил себе под нос Уинстон, уплетая сосиску. — А сколько ещё предстоит. Нужно отдать должное консулу Гвину. Он подал пример каждому, как выходить из хаоса первых лет. Лично я много в чём с ним не согласен, но должен признать, что его управление крайне эффективно.

— За это управление много кто заплатил головами, — хмуро заметил Алексей, доедая рожок.

— Полностью с вами согласен. И поэтому Берлин должен стать центром искусства и культуры. Каждому, кто захочет здесь жить, должна быть дана свобода самовыражения. Только так люди смогут двигаться вперёд.