День без Смерти (сборник) - Леонид Кудрявцев

Я представил, себе парадоксальную ситуацию, в которой оказался бы человек, достигший бессмертия и наделенный отчасти в связи с этим интеллектом левитатора. Левитатор способен заменить целый институт или всю пауку в целом. Ведь знания человека, сохраняющего ясность мысли и память к 500-летнему возрасту, например, не просто обширны — они легко поддаются обработке, они наделены качеством, которое не дают даже электронные машины, — их можно очень быстро использовать. В то же время ни один институт не в состоянии заменить левитатора. В последнее время открытия даются человечеству с большим трудом, ценой гораздо больших усилий, чем в недалеком прошлом. Самое удивительное, что социум еще способен к феномену открытий, хотя, конечно же, большинство из так называемых открытий не является ими. Современный человек от природы лишен способности мыслить. Если человек учится десять лег отвечать на стандартные вопросы л решать стандартнее задачи, а потом, при поступлении в институт или университет, оказывается, что он решает эти стандартные задачи на тройку или четверку, то при всем желании назвать это мышлением нельзя.

Мышление вообще не свойственно человеку.

Я имею в виду подлинное мышление, которое создает качественно новые представления о мире. То, что понимают под мышлением, я назвал бы механическим мышлением, калькированием или как-нибудь в том же роде. Я затрудняюсь назвать открытие, в котором бы проявилось это качество. Это закономерно, что-подавляющее большинство открытий сделаны вообще случайно. Почти все великие открытия — случайность.

В современном мире происходит девальвация ценностей. Эффект мышления все более исключается из него, как явление. Поиск (с позволения сказать) управляется уже не мыслью в точном значении этого-слова, а своими утилитарными законами, имеющими почти биологический уровень.

Но социум создает предпосылки появления эффекта левитации. Вместо пятисот тысяч кроманьонцев ныне на планете проживает пять миллиардов людей. Появление одного лишь левитатора компенсирует девальвацию ценностей, о которой я упомянул, и означает новый этап развития интеллектуальной сферы, и я все чаще задумываюсь об этом, исследуя парадоксальные законы, свойственные подлинному мышлению.

ПЕРЕКРЕСТОК МНЕНИИ

Григорий Арабескин

Серьезный жанр

Заметки о фантастике “Уральского следопыта”

“Уральский следопыт” — один из немногих в нашей стране литературно-художественных журналов, регулярно предоставляющих свои страницы фантастике и всему, что с нею связано. Повести и рассказы, критические статьи и библиографические обзоры (увы, большая сегодня редкость), читательская почта с размышлениями о прочитанном, советами, пожеланиями и выступления известных советских фантастов (братьев Стругацких или К.Булычева, например), информация о различных конкурсах, семинарах, встречах писателей-фантастов и другие материалы, составляющие содержание журнала в журнале “Аэлнта” (до 1988 года вместо него была рубрика “Наш друг — фантастика”), уже своим разнообразием, многоаспектностыо, при общей в то же время целенаправленности, позволяют говорить о весьма серьезном, хотя и действительно дружески заинтересованном отношении редакции, авторского и читательского коллектива, объединившегося в своеобразный клуб по обоюдному интересу, к жанру, который и до сих пор многие склонны относить к низкосортному окололитературному чтиву.

Из всей многогранной деятельности журнала по популяризации и развитию фантастики выделим одно, но наиболее важное ее направление — публикацию произведений этого жанра и зададимся одним-единственным вопросом: какого идейно-художественного качества литературу предлагает “Уральский следопыт” читателям?

За ответом обратимся к подшивкам журнала, ну, хотя бы последних двух лет (1987–1988). Временной диапазон, думаю, вполне достаточный, чтобы прийти к определенным выводам. Но прежде, чем перейти к конкретным произведениям, хотелось бы процитировать одно читательское письмо, опубликованное в “Уральском следопыте” (1987, № 4):

“Что же больше всего притягивает в фантастике? Во-первых, то, что чисто земные дела и проблемы, отражаясь в фантастическом зеркале, становятся яснее, четче, реальнее, что ли. Во-вторых, — возможность создания небывалых миров, живущих по иным законам. В-третьих, возможность поставить обычных людей в необычные положения и показать, на что они способны”.

В сущности, авторы письма (Л.Шевченко и Т.Кухта из Челябинска) обрисовали модель всей современной фантастики в главных ее проекциях, модель, которая находит свое отражение и в произведениях “Уральского следопыта”.

Среди них немалое место традиционно занимают рассказы и повести космической тематики. Хотя, впрочем, нынешнюю фантастику трудно делить тематически. С одной стороны, всякого рода инопланетяне, странники, пришельцы по воле их создателей активно вторгаются в нашу обыденную сегодняшнюю жизнь, а с другой — и далеко вне Земли герои научно-фантастических произведений подчас встают перед проблемами, с которыми мы постоянно сталкиваемся на родной планете. Перед такой, к примеру, поистине вселенской проблемой, как проблема экологии и, в частности, перед одним из ее важнейших аспектов — взаимодействия человека и природы.

Герои рассказа Татьяны Титовой “Остановка” (1987, № 7) осваивают чужую планету. Однако прочно обжиться им не удается — мешают “живые” пески. “Стоило хоть немного обжиться, обосноваться, привыкнуть, как песок активизировался. Громадные массы кремнезема приходили в движение, грозя похоронить под собой базу. Приходилось спешно сниматься с места… Находили новый участок, где песок точно уже был неподвижен, закреплен длинными корнями кустов… И снова песок приходил в ярость…” И так бесконечно, приводя покорителей планеты в недоумение и уныние.

Природный феномен в рассказе начинает превращаться в своеобразную метафору, символ отмщения природы за бездумное вторжение в ее владения. Я говорю “начинает”, поскольку по-настоящему многозначительной и емкой метафорой описываемое явление так и не становится. С одной стороны, возможно, потому, что автор спешит растолковать, разжевать загадку движущегося песка (не буду цитировать, скажу только, что приводимое объяснение, к тому же, страшно наукообразно), а с другой — так же старательно пытается классифицировать поступки своих героев, дать им исчерпывающую моральную оценку, которая, к сожалению, за рамки расхожего назидания (“сначала делаем, потом думаем”, “мы здесь действуем по стереотипу, как у себя дома…” или “здесь нужно самим смотреть, что делаешь”), не выходит. В результате же любопытный в целом замысел остается нереализованным.

Чем-то схож с новеллой Т.Титовой рассказ Александра Климова и Игоря Белогруда “Земля на ладонях” (1987, № 6). Здесь тоже земляне осваивают богатства чужой планеты — добывают с помощью автоматической техники “редкие элементы — уран, силен, радий.”. При этом действуют настолько же прагматически, насколько и варварски, оставляя после себя глубокие шрамы брошенных карьеров. “Мы не засыпаем горные выработки. Зачем тратить драгоценную энергию, когда специалисты убедительно рассчитали, что за тридцать — сорок лет планета сама затянет раны, превратив провалы в красивые лесные озера”. Однако когда герой-рассказчик пытается найти карьер предыдущей экспедиции, работавшей неподалеку всего полгода назад, то не верит своим глазам — его словно никогда и не было, хотя ошибиться в его местоположении невозможно. Вместо него — “широкое, поросшее девственным разнотравьем поле”. Но и не это самое удивительное. Исчезла и рудоносная залежь, которую космические горнодобытчики намеревались разработать…

Главная мысль рассказа, конечно, не нова, но и не из тех, что со временем напрочь устаревают: нельзя видеть в природе только неисчерпаемую кладовую, бездушное потребительство может привести к самым неожиданным последствиям. В рассказе “Остановка”, вспомним, оживает и движется песок, здесь — как бы сама планета сводит на нет усилия людей, стремящихся прежде всего не понять и изучить чужой мир, а урвать от него при минимуме затрат максимум возможного.

Не нова, впрочем, и сача идея самозащиты, отмщения природы, как естественная реакция на посягательство ее целостности. Замечу кстати, что и приоритет тут принадлежит не фантастам, а прозаикам-реалистам, в свое время забившим тревогу по поводу нарушения экологического равновесия, вызванного хищническим вмешательством человека в природу. Другое дело — и это тоже примета времени, ибо еще лет 15–20 назад фантастика о подобных вещах даже и не задумывалась, — что писатели-фантасты стараются провести данную мысль, доказать ее непреходящую актуальность и важность уже в иных, космических масштабах.