Образ врага - Полина Дашкова

Цитрус на пленке был похож на живого мертвеца. Он говорил сначала совсем вяло, бессвязно, бормотал, всхлипывал. Веки плотно сжаты, лицо серое, впалые щеки в седоватой щетине.

— Яхта будет ждать в Порт-Саиде… Карл, как мужик мужика, пойми меня… выйди на минутку… Алиса живет в Стране Чудес…

Нет, он не повторил на сеансе у Елены Петровны дословно все, что сумел вытянуть из него предыдущий гипнотизер. Имя Подосинского испарилось из его больной, истерзанной памяти.

— Это ж надо так раскиснуть, смотреть противно! — презрительно фыркнул Мальков. — Может, пристрелить, чтоб не мучился?

— Кровожадный ты человек, Петька, — проворчал Азамат, — не жалко тебе старого приятеля? За что же его мочить? Нажали на человека, лишили воли. Неизвестно, как бы ты, дорогой, выглядел на его месте.

— Нет, я просто спросил, — смутился Мальков, — я как раз наоборот, хотел сказать, что мочить его не надо.

— Вот спасибо, дорогой, — усмехнулся Азамат, — я бы никак без твоего умного совета не обошелся.

— Нет, ну я в том смысле, что, если они с ним работали, а потом труп найдут, это нехорошо, это сразу может насторожить их, — Мальков совсем запутался в словах, даже вспотел от волнения. — Я просто хотел сказать, что Цитрус хоть и дурак, а фигура заметная.

— Дураки часто бывают заметней умных, — глубокомысленно заметил Азамат, Аллах с ним, пусть живет. Ты вот лучше соберись с мыслями и подумай, есть ли у тебя знакомые, которые учились в Институте Международных отношений с восемьдесят второго по восемьдесят четвертый. Желательно в аспирантуре.

— Есть. А что? — не задумываясь, выпалил Мальков.

— Узнай для меня, дорогой, что это за Алиса такая, мне стало интересно, кого любил в те годы Карл Майнхофф. Я хочу знать, как у нее теперь дела. Где живет, где работает. Только очень быстро и совсем тихо узнай. Чтобы никто не понял, почему ты вдруг интересуешься.

* * *

Алиса была по-своему права, заметив, что Валерий Павлович Харитонов ступил на чужую территорию, когда принялся рассуждать о высоких чувствах. Но тут необходимо уточнить: не на чужую, а на ту, которой нет вовсе. Пустота; вакуум. Потому что нет никаких высоких чувств. Если и дано их испытывать человеку, то исключительно к себе самому, ни к кому другому.

Человек все и всегда в этой жизни делает исключительно ради себя. Каждый сам себе драгоценен, а другие могут быть полезны, либо опасны, либо безразличны.

Валерий Павлович считал себя достаточно тонким психологом, чтобы понимать не только явные, но и скрытые мотивы, которые движут людьми. Все вполне примитивно: материальная корысть, инстинкт самосохранения, тщеславие. Вот три кита, на которых держится жизнь. Анализируя самые странные, бескорыстные на первый взгляд и вроде бы необъяснимые поступки совершенно разных людей, всегда рано или поздно приходишь к одной из этих отправных точек: корысть, инстинкт самосохранения, тщеславие. Ничего иного человеку не дано. Всегда утыкаешься носом в рыхлое дерьмо человеческих страстей и страстишек, подернутое тонким слоем так называемой морали. И вот в этом дерьме Валерий Павлович чувствовал себя как дома. Это была его родная, обжитая и знакомая территория. Он понимал людей, он их видел насквозь и знал, чего от них ждать.

Он всегда довольно точно мог прогнозировать чужие действия. Однако сейчас, как ни напрягал свои умные многоопытные мозги, не мог ответить на единственный вопрос: явится Карл Майнхофф в Москву, чтобы увидеть своего единственного сына, о существовании которого только что узнал, или не явится?

Ну в самом деле, зачем ему это надо? Жил же он одиннадцать лет без этого белобрысого мальчишки, делал свои дела, прятался, водил за нос разведки всех стран, имел при себе Ингу Циммер, и этого было ему вполне достаточно.

Собственная железная логика подсказывала Валерию Павловичу, что напрасно он ждет Майнхоффа здесь, возле женщины с ребенком. Однако объективная информация совершенно противоречила его собственной логике. И это противоречие терзало душу.

Почему Карл, который никогда не рисковал и умел проскользнуть сквозь игольное ушко, вдруг так неуклюже, так идиотски засветился перед ЦРУ и перед МОССАДом? Из-за ребенка. Полковник не находил иных объяснений, а это, единственное, его совершенно не устраивало. Плавать в пустоте, в вакууме, который иные именуют областью высоких чувств, отставной полковник не умел. А учиться в его возрасте поздновато.

На Карла Майнхоффа у полковника Харитонова имелся собственный богатейший архив, который, вопреки всем правилам, хранился у него дома, теперь уже не в обычной канцелярской папке, а в компьютере, в специальном засекреченном файле.

Пятнадцать лет назад, когда Харитонову поручили разработку агента Штази, аспиранта МГИМО, он почти сразу почувствовал, что этот молодой человек очень далеко пойдет.

За Штази вообще и за молодым перспективным агентом Майнхоффом в частности стояло много всего. Западная группа войск, расположенная на территории ГДР, представляла собой совершенно особую структуру. Внутри этой прогнившей, развращенной структуры происходили сложные процессы. Дерьмо бродило и переваливалось через край, словно кто-то кинул палочку дрожжей в отхожее место. Бойкая торговля оружием, поставки наркотиков в воинские части, секретные базы, на которых осуществлялась подготовка арабских террористов, чтобы потом с их помощью контролировать ситуацию на Ближнем Востоке.

Оружием торговали, как помидорами на рынке. Часто посредниками при продаже крупных партий становились агенты Штази. Таким образом они не только зарабатывали деньги, но получали нечто большее — компромат на высоких чинов Советской Армии, ГРУ и КГБ.

Сотни новеньких автоматов Калашникова, противотанковых и противопехотных мин и прочего добра нелегально, при посредничестве Штази, переходили из рук доблестных советских воинов в руки крупных террористических группировок.

По непроверенным данным, Майнхофф был связан с западногерманскими и французскими неофашистами, с Ирландской революционной армией (ИРА), с турецкой неофашистской организацией «Серые волки», с исламскими фундаменталистами, с арабским «Черным сентябрем», даже с «Красной армией Японии».

Список был длинным. Казалось, весь террористический «бомонд» планеты окутан сетью связей этого молодого немца. Харитонов не сомневался, что по крайней мере три четверти информации — блеф. С Майнхоффом произошло вот что: он был агентом, но так глубоко внедрился в бандитские круги, что застрял там надолго и всерьез. Он как бы вошел в роль, а выйти из нее уже не удалось.

У Майнхоффа имелась черта, совершенно лишняя для человека его профессии. Он был яркой независимой личностью. А агент должен всегда оставаться серым пятном. Агент должен быть скромным и обязан подчиняться.

Однако свой врожденный «изъян» Карл с лихвой компенсировал высоким интеллектом. Он не желал никому подчиняться и давно бы погиб, если бы не был таким умным и хитрым. В результате вокруг него, как снежный ком, накручивались самые невероятные слухи и мифы. Некоторые из них он сам распространял, то ли забавляясь, то ли издеваясь над кем-то.

В далеком восемьдесят третьем году майор Харитонов работал в так называемом «жидовском» секторе.

Он занимался израильской организацией Сахнут, которая развернула на территории СССР весьма активную нелегальную деятельность.

Агенты Сахнут не только помогали советским евреям, пожелавшим выехать на историческую родину, но и всячески подогревали это желание в тех, кто еще колебался. Они переманивали крупных ученых, в том числе и засекреченных, устраивали нелегальные побеги из страны, подделывали документы, выкрадывали печати и штамповали их на паспорта. В ход шли не только деньги и обещания светлого будущего на земле обетованной, но и запугивание, разжигание антисемитизма, распространение слухов о предстоящих еврейских погромах. Именно Сахнут стоял в качестве одной из добрых фей-крестных у колыбели национально-патриотического общества «Память».

Казалось бы, КГБ не должен был препятствовать еврейской эмиграции. «Да пусть хоть все уедут, воздух чище станет», — говорили в кабинетах, в курилках и в столовых. Говорили вполголоса, интимным шепотком, однако так, чтобы другие слышали. Антисемитизм считался хорошим тоном. Он не выходил из моды. Сами по себе цели сионистской организации Сахнут вовсе не противоречили внутренним убеждениям большинства сотрудников КГБ вообще и «жидовского» сектора в частности. Проблема состояла в другом. Уезжать или не уезжать советские евреи должны были не по собственной прихоти, не по воле некоей израильской организации, а с высочайшего соизволения главных органов советской страны.

Агенты Сахнут тщательно отлавливались и судились за шпионаж и подрывную деятельность. Из материалов, поступивших к Харитонову, следовало, что агент Штази Карл Майнхофф связан с агентурой Сахнут в Москве. Цепочка была сложной и непостижимой для постороннего понимания.