Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна! - Дмитрий Георгиевич Драгилев

списки заносились имена эмигрантов и «инвалидов пятого пункта». Но скоро с вещания сняли многих из тех, кто оказался связан с Рознером: Владимира Макарова, Тамару Миансарову…

«Он уехал очень тихо, – рассказывает Ирен Маркович, вдова Луи Марковича. – Слезное расставание. Он не имел сил на это, он страдал, но его все равно тянуло»[56].

12 февраля 1973 года среди пассажиров самолета, следовавшего рейсом Москва – Берлин, были Эдди Рознер и Галина Ходес. Сестра Рознера – Дора Глазберг встречала их. В тридцатые годы Дора вместе с родителями Эдди эмигрировала в Бразилию. Теперь, к приезду брата и его жены, она сняла для них квартиру на Айзенцанштрассе, 12[57], в западноберлинском районе Шарлоттенбург, том самом Шарлоттенбурге, Шарлоттенграде, где сорок шесть лет назад Рознер получил свои первые ангажементы.

Ирина Прокофьева-Рознер:

В шестидесятые годы отцу регулярно приходили письма из-за границы – от Марты, Доры, Эрны, все они нашлись. Наверное, поэтому он постоянно был под наблюдением, ему не доверяли.

Весной 1973 года они с Галей из Берлина полетели в Америку – в гости к Эрне. Слухи о том, что Эрна была весьма состоятельной дамой, не пустая сплетня. Но формально она ему ничего не была должна, тем более речь не шла ни о каком «наследстве». Отец, человек гордый, помочь не просил. Даже не намекнул. Он понимал, что нужно самому карабкаться, налаживать жизнь в родном Берлине.

Поначалу он был очень позитивно настроен. Надеялся, что эхо его советской славы долетело и до Германии. Но увы. Так началась новая жизнь. Мне предстояло познакомиться с совсем другим отцом, который сам стал похож на какого-то клерка: он ходил с чемоданчиком, полным бумажек, писал на машинке бесконечные просьбы и петиции, заявления и ходатайства. Это его совершенно пригнуло.

Рознер борется с инстанциями, на сей раз – немецкими. Он претендует на компенсацию и специальную пенсию, которые предусматривались законами ФРГ о возмещении ущерба лицам, преследовавшимся нацистами по политическим, расистским и религиозным мотивам.

В возмещении ущерба Рознеру отказали. Формальная причина: «Вы должны были вернуться раньше, срок подачи заявлений истек несколько лет назад». Со спецпенсией обстояло получше: во второй половине 1973 года Эдди начинает получать ее. Попутно Рознер пишет в Москву. Он просит прислать ему трудовые книжки: для начисления обычной пенсии западноберлинские чиновники требуют доказательств трудовой деятельности в Советском Союзе. Однако письма в Москву останутся без ответа.

Юрий Диктович:

В свое время его очень допекал Кадомцев – парторг Москонцерта. Он всячески его долбил. Ты, дескать, Рознер, безыдейный, такой-сякой. Уехав, Э. И. однажды прислал ему откуда-то с пляжа открытку. На открытке «царь» – красивый, загорелый, а на обороте комментарий: «Вот так я здесь мучаюсь. А те антисоветские анекдоты, которые ты рассказывал, я всем пересказываю здесь, и все очень смеются».

Разными способами Рознер пытается напоминать о себе и поддерживать связь с «оставшимися там». В марте 1973 года он шлет открытку в Москву музыкальному редактору Чермену Касаеву:

«Нахожусь у моих родственников. Обязательно напишу Вам из США».

На лицевой стороне открытки – Шадоштрассе, центральная улица Дюссельдорфа, известная тем, что туристы именно сюда чаще всего спешили на шопинг.

Из Мадрида от Рознера пришла открытка в Гомель: «сердечный привет» Валерию Радькину «и всем сотрудникам филармонии».

«Безыдейный» Рознер полон идей. Он пытается завязать контакты с западноберлинской радиостанцией RIAS, созданной в 1948 году. В семейном архиве дочери Валентины сохранились партитуры, которые Эдди писал на нотной бумаге, принадлежавшей отделу музыкального вещания RIAS.

Связывал ли Эдди свои дальнейшие планы со знаменитым RIAS биг-бэндом? Этот оркестр (в нем в свое время блистала Катарина Валенте) был весьма похож на коллектив, которым Рознер руководил в Москве.

Так или иначе, вакантное в 1974 году место главного дирижера танцевального оркестра RIAS досталось тридцативосьмилетнему берлинцу, джазовому аранжировщику и пианисту Хорсту Янковскому.

Эдди заводит знакомство с Лутцем Адамом – одним из музыкальных редакторов RIAS. Лутц пытается отговорить Рознера от рискованной затеи – клуба Gamasche, для которого Рознер был готов арендовать полуподвальное помещение неподалеку от своей первой берлинской квартиры. По некоторым сведениям, например, согласно Хорсту Бергмайеру в рамках этого проекта Эдди собрал ретроквинтет Weintraub’s Söhne, но не выступал с ним. В интервью берлинскому радио Deutschlandfunk в июне 2001 года Лутц Адам рассказывал о недолгой судьбе клуба и своих тогдашних сомнениях. Ирина Прокофьева-Рознер пожимает плечами: «Рассказывают о каком-то ресторане “Гамаше”. Я этого не знаю».

В любом случае свинг в Западной Германии переживал тогда не самую лучшую пору. Неспроста популярный актер и певец Петер Александер (в шуточной песне под аккомпанемент оркестра Курта Эдельхагена) еще двадцатью годами раньше предрекал: Damit haben Sie kein Glück in der Bundesrepublik – с этим в ФРГ вы не будете иметь успеха.

Рознер ждал приезда дочерей.

Ирина Прокофьева-Рознер:

С четырнадцати лет я жила по году у отца, по году у матери в Магадане. Поступив в 1970 году в университет в Москве, поселилась в квартире на Каретному ряду. Галя была очень корректна со мной. После отъезда отца и Гали я жила либо у Валентины, либо у маминой подруги в Новинках.

Летом 1973 года в Москву прилетела Дора. Это отец послал к нам свою сестру, она привезла очень много подарков. Шесть часов в Шереметево потрошили несчастную старуху. Измучили. Проверяли даже на гинекологическом кресле. Каждый пакетик разорвали, вспороли подкладку чемоданов. Мы не понимали, в чем дело, что ищут. Я вообще впервые столкнулась с таким отношением. У меня страх появился. По глупости папа передал письма, облигации. Всё отобрали.

Грозно спросили: «Кто тут родственники?»

Мы были ошарашены и не смогли выдавить не слова.

– Это моя тетя, – нарушила я молчание.

Отец прислал мне вызов. В конце года я подала документы. Ирония жизни: как раз сдала историю партии на пятерку, и меня тут же выгнали из комсомола. Полгода ждала разрешения. Забрали паспорт, поставили черный крест, пытались отправить к матери в Магадан. Попала даже на прием к какому-то высокому чину.

6 августа 1974 года меня выпустили из страны.

В Берлине я стала говорить отцу: хочу познакомиться со старшей сестрой. Ныла до тех пор, пока Эдди не купил мне билет на авиарейс до Нью-Йорка, где в ту пору жила вся семья Каминских. Таким образом 3 января 1975 года я впервые встретилась с Эрикой, Рут, Идой и ее мужем Мелом, с дочерью Эрики – Амарус