Морок - Юлия Аксенова

— Я поняла. Продолжай, — помогла мне жена.

— Ты делала ошибки. Особенно в письменном тексте. Грубые ошибки. Почему?

Она довольно долго молчала.

— Ты помнишь, как плохо я говорила и безобразно писала, когда только приехала в Англию?

— Помню, у тебя были определенные проблемы с языком. И что же? Все когда-нибудь начинается, но потом…

— Виктор, постой!.. Когда я посылала тебе телеграммы… Я писала тебе…

Ее голос стал глухим и таким тихим, что среди дорожного шума я, лишь затаив дыхание, различал слова.

— Когда я писала тебе, я была совсем не той, кем ты думаешь. И не тогда.

Я содрогнулся. Поспешил бросить мостик через пучину безумия, из которой прозвучал ее голос:

— О чем ты? Кем ты была?

— Собой. Но давно… Ладно, попробую. Тебе приходилось видеть страшный сон, будто ты еще ребенок и должен сдать экзамен в школе, а материала не знаешь и вязнешь от ужаса в непонятных текстах и формулах?

— Да.

— А приходилось тебе, просыпаясь после этого противного сна в безопасности, взрослым, мудрым и сильным, вдруг понимать, что то была твоя реальная жизнь, а вот теперь-то только и начался сон, и что пора просыпаться и учить уроки, иначе ты все-таки не сдашь экзамен?

Я молчал, ожидая продолжения. Но его не последовало.

— Виктор, прошу тебя, — наконец холодно сказала жена, — о чем угодно меня спрашивай. Только не об этом. Там нет информации. Там нет смысла. Там только боль и страх. Я не хочу говорить об этом.

— Хорошо. Извини, — ответил я сухо, немного раздосадованный ее отчужденностью.

— Потом, попозже, в другой обстановке, — примирительно добавила жена.

— Конечно.

Разговор больше не клеился. Я думал о ране, которая оставалась в душе жены — столь болезненной, что лучше не прикасаться. Я пытался осмыслить, через что же пришлось пройти жене в то время, когда самого об этом постепенно охватывало забытье. Я понял одно: она сама не в состоянии что-либо объяснить. И не надо! В эту бездну, из которой мы чудом выбрались, ни ей, ни мне заглядывать вновь не следует.

* * *

Дорога требовала порой полного сосредоточения. Сквозь темень и моросящий дождь по мокрому асфальту тянулся тощий, но не иссякающий поток попутных и встречных машин.

Краснодарский край — край рек. Трасса то и дело взмывала мостами над пологими оврагами, в которых темнела вода ручьев и речек. Въезд на мост — это летишь вниз по склону высокого, хотя и довольно плоского холма, а впереди, глубоко внизу, белеет узенькая полоска моста с непрочными на вид бетонными балясинками ограждения, раструбом расходящимися в стороны, чтобы принять в себя заметно более широкую полосу шоссе. И неизбежно сбрасываешь скорость, теряя драгоценные секунды.

Полотно во многих местах ремонтировали, горлышко трассы сужалось порой так сильно, что туда с трудом могла бы протиснуться одна фура. Даже грозовой ночью у этих горлышек иной раз собирались машины, ждавшие своей очереди разъехаться.

Из-за каждого такого промедления я нервничал, зло размышляя над вопросом, что в конечном счете выгоднее: нестись по скоростной трассе, то и дело притормаживая до нескольких миль в час, или петлять в лабиринте соединительных дорог, в этих краях на удивление благоустроенных, широких и пустых.

Радовали только посты автоинспекции: никто из дежурных не выходил под дождь, чтобы проверить соблюдение скоростных ограничений.

Указатель «Объезд» перед очередным ремонтируемым участком трассы меня даже обрадовал: не придется вновь ползти через бутылочное горлышко. Я бодро скатился на объездную дорожку, покрытую плотным гравием.

— Посмотри! — воскликнула жена. — Грузовик, который за нами ехал, проскочил прямо.

Я увидел удалявшиеся на приличной скорости красные огоньки. Дальше спорный участок основной трассы пропал из виду за высокими кустарниками, поскольку я продолжал ехать вперед.

— Не заметил знака.

— Вряд ли. Наверняка старый знак снять забыли. Местные об этом знают и чешут прямо, а приезжие лохи, вроде нас с тобой, делают крюк, вместо того чтобы воспользоваться отличным, свеженьким, с иголочки шоссе.

Тут только у меня возникло подозрение, что нага бесполезный объезд добром не кончится. Я заколебался, не сдать ли назад, затормозил. Но буквально в нескольких метрах впереди увидел симпатичную, поблескивавшую мокрым асфальтом дорожку, в которую впадала наша грунтовка и которая очевидным образом вела прямо к основной трассе. Оставалось только на эту дорожку выехать.

Как раз в том месте, где гравий заканчивался, уступая место асфальтовому покрытию, раскинулась широкая лужа. Лужу я аккуратно объехал, зацепив лишь ее край. При этом автомобиль чуть заметно накренился: как я и опасался, лужа была довольно глубока. Теперь моя машина оказалась у самой кромки асфальтированной дорожки. Я вывернул руль, чтобы перебраться с обочины на полотно.

Я продолжал с прежним усилием давить на педаль газа, но машина перестала двигаться вперед. Притопил педаль сильнее — и характерный визжащий звук проворачивающихся колес разъяснил мне суть происходящего.

Я сделал несколько грамотных — не единожды приходилось застревать в бездорожье! — рывков вперед и назад, почти выскочил из западни, но в последний момент колеса стали зарываться вновь, и я прекратил бесполезные попытки, чтобы не утопить машину еще глубже. Вышел осматривать снаружи, изучать масштабы бедствия.

Самое досадное, что колеса автомобиля купались в черноземной жиже в нескольких дюймах от твердого асфальтового покрытия!

С протяжным стоном я нырнул в багажник и убедился, что Стив не возил с собой никакого подобия лопаты или хотя бы совка: у каменистых горных трасс — своя специфика. Вот колодки под все четыре колеса у него были.

Чавкая кроссовками по жидкой грязи, я добрался до кустарников, плотной стеной росших вдоль дороги. С размаху схватился за ветку и вскрикнул.

— Что с тобой случилось?! — подала голос жена, тоже вылезшая из машины под дождь.

— Колючки. Кусты колючие — звери просто! Ветви толстые, резать их нечем. Если только ломать.

Я прикинул, чем бы обмотать руку. Такие колючки прохватят даже сквозь несколько слоев ткани. Вытерпеть можно. Но сколько времени займет этот пасторальный сбор хвороста?

— Давай сходим за помощью? — предложила жена.

Эту идею — самую приятную из всех — я временно также отверг. Движение на трассе сейчас весьма скудное. Поход за помощью; ожидание на обочине, кто остановится; объяснения проблемы; уговоры — время, время, время. Кому захочется съезжать с трассы на неведомую дорожку, где один автомобиль уже застрял, или выходить в такой дождь из машины, чтобы осмотреть место происшествия? Даже за вознаграждение?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});