Трилогия тумана (сборник) - Карлос Сафон

В середине июня 1937 года месье Леконт попрощался с семейством Совель на шестом перроне Аустерлицкого вокзала. Симона с двумя детьми села в вагон поезда, который должен был увезти их к побережью Нормандии.

Глядя вслед исчезающему составу, Леконт улыбался про себя. Его вдруг посетило предчувствие, будто жизнь семьи Совель – настоящая жизнь – только начинается.

2. География и анатомия

Нормандия, лето 1937 года

В первый день, только вселившись в Дом-на-Мысе, Ирен с Симоной сразу попытались привести в божеский вид новый очаг. В то время Дориан как раз открыл для себя новое увлечение: географию, а точнее, рисование карт. Вооружившись карандашами и альбомом, подаренным Анри Леконтом на прощание, младший сын Симоны Совель забрался в укромное местечко, обнаруженное среди утесов. Это была ровная площадка над скалистой кручей, откуда открывался потрясающий вид.

Центральную часть просторной бухты занимал городок с небольшой рыбачьей пристанью. На восток широким полотном без конца и края раскинулся белый песчаный берег – жемчужная пустыня у моря, – известный как Английский пляж. А дальше когтистой лапой выдавалась в акваторию коса мыса. Новый дом семейства Совель был построен на его оконечности, отделявшей Голубую лагуну от широкого залива, который местные жители называли Черной лагуной из-за темного цвета воды и значительной глубины.

В открытом море, примерно в полумиле от береговой черты, Дориан увидел островок со старым маяком, опоясанный бусами пробковых бакенов, – они то зарывались в волны, то вновь всплывали на поверхность. На острове возвышалась башня маяка, темная и загадочная, ее силуэт расплывался в тумане. Обратив взгляд назад, на землю, Дориан разглядел на веранде Дома-на-Мысе свою сестру Ирен с матерью.

Новое жилище являлось двухэтажным строением из светлого дерева. Оно угнездилось на вершине утеса, террасой нависавшего над пропастью. За домом начинался густой лес, а над кронами деревьев виднелся Кравенмор – величественная резиденция Лазаруса Жана.

Кравенмор напоминал замок или кафедральное сооружение, плод причудливого, буйного воображения. Высокая крыша была перегружена арками, аркбутанами, башенками и куполами, создававшими замысловатую композицию. В плане здание представляло собой крест с несколькими пристроенными флигелями. Дориан внимательно рассмотрел жутковатые очертания обители Лазаруса Жана. Армия горгулий и ангелов, вырезанная в камне, охраняла фриз фасада, точно сонм призраков, в оцепенении дожидавшихся наступления ночи. Закрывая альбом и собираясь возвращаться в Дом-на-Мысе, Дориан недоумевал, каким нужно быть человеком, чтобы поселиться в таком нелепом дворце. Мальчик надеялся вскоре узнать ответ на свой вопрос: семейство в полном составе получило приглашение отужинать вечером в Кравенморе – жест любезности со стороны Лазаруса Жана, их нового благодетеля.

Комната, где поселилась Ирен, была обращена на северо-запад. Из окна виднелись островок маяка и море. Солнце щедро разукрасило поверхность воды мазками света, сверкавшими, как озерца расплавленного серебра. После трехмесячного заключения в тесной каморке в Париже отдельная комната, выделенная в ее полное распоряжение, показалась девочке почти вызывающей роскошью. Возможность закрыть дверь и наслаждаться уединением дарила опьяняющее чувство свободы.

Наблюдая, как закат окрашивает волны в медный цвет, Ирен ломала голову, что надеть для первого званого ужина с Лазарусом Жаном. От обширного некогда гардероба осталось меньше половины. Когда девочка думала о приеме в особняке Кравенмор, то приходила в отчаяние: имевшаяся одежда казалась ей нищенскими лохмотьями. Примерив два туалета, которые с грехом пополам еще годились для такого торжественного случая, Ирен столкнулась с совершенно неожиданной для себя проблемой.

С тех пор как девочке исполнилось тринадцать лет, тело ее упорно стремилось к переменам: оно неуклонно увеличивалось в объеме в одних местах и уменьшалось в других. Теперь, когда Ирен приближалась к порогу пятнадцатилетия, отражение в зеркале яснее ясного продемонстрировало результаты причудливой работы природы. Для новой фигуры с плавными изгибами и округлостями не подходил прямой крой детских поношенных платьев.

Незадолго до наступления темноты, когда на поверхность вод Голубой лагуны легла гирлянда пурпурных бликов, Симона негромко постучала к дочери в комнату.

– Войдите.

Мать закрыла за спиной дверь и быстро произвела рекогносцировку. Все вещи Ирен были разложены на кровати. Девочка в простой белой рубашке смотрела из окна на далекие сигнальные огни судов в проливе. Симона оглядела стройную фигурку дочери и улыбнулась про себя.

– Время идет, а мы его не замечаем, да?

– На меня ничего не налезает. Извини, – ответила Ирен. – Я пыталась.

Симона подошла к окну и присела рядом с дочерью. Огни города в центральной части бухты раскрашивали воду акварелью. Несколько мгновений мать и дочь завороженно наблюдали, как солнце садилось над Голубой лагуной. Симона с улыбкой потрепала девочку по щеке.

– Думаю, это место нас полюбит. Как ты считаешь? – спросила она.

– А мы? Полюбим ли мы его?

– Лазаруса?

Ирен кивнула.

– У нас чудесная семья. Он будет от нас в восторге, – пообещала Симона.

– Ты уверена?

– Не стоит скромничать, детка.

Ирен указала на свой гардероб.

– Выбери одно из моих платьев, – улыбнулась Симона. – По-моему, тебе они пойдут больше, чем мне.

Ирен слегка зарделась.

– Явное преувеличение, – укоризненно сказала она матери.

– Время покажет.

Увидев сестру у подножия лестницы в наряде Симоны, Дориан одарил ее взглядом, достойным первого приза. Ирен сердито сверкнула на Дориана своими зелеными глазами и угрожающе подняла палец, посылая предупреждение.

– Ни слова.

Дориан, онемев, кивнул. Он был не в силах оторвать взор от незнакомки с лицом сестрицы Ирен и говорившей ее голосом. Симона, заметив его смятение, подавила улыбку. Через мгновение с подобающей серьезностью она положила руку на плечо мальчика и присела перед ним, чтобы поправить иссиня-черную шевелюру, доставшуюся в наследство от отца.

– Ты живешь в женском царстве, сынок. Привыкай.

Дориан снова кивнул, испытывая смешанное чувство робости и восторга. Когда настенные часы пробили восемь вечера, семейство было готово к торжественному выходу в свет. Все трое щеголяли в лучших одеждах и умирали от страха.

С моря дул слабый ветерок, играя ветвями деревьев в чаще леса, окружавшей Кравенмор. Бестелесный шелест листьев сопровождался эхом шагов Симоны с детьми. Они шли по тропинке, которая пересекала лес и казалась настоящим туннелем, прорубленным в темных глухих дебрях. Бледный лик луны тщетно пытался заглянуть сквозь плотный полог тени, окутывавший лес. Щебет невидимых птиц, обитавших в кронах столетних гигантов, сливался в тревожную литанию.

– Это место наводит на меня страх, – призналась Ирен.

– Глупости, – поспешно прервала ее мать. – Обыкновенный лес. Идемте.

Дориан, шагавший в арьергарде, молча вглядывался в лесные сумерки. Темнота создавала странные силуэты и будоражила воображение – мальчик различал десятки демонических тварей, притаившихся в засаде.

– При свете дня ты увидишь только бурелом и деревья, – заметила Симона Совель, развеяв мимолетные чары, во власти которых Дориан начал находить удовольствие.

После недолгой ночной прогулки, показавшейся Ирен бесконечной, перед ними вырос массивный угловатый силуэт поселка. Кравенмор напоминал окутанный туманной дымкой замок из какой-нибудь легенды. В широких окнах резиденции Лазаруса Жана горели золотистые огни. На фоне неба вырисовывалась шеренга горгулий. Поодаль виднелась игрушечная фабрика, занимавшая большую пристройку к дому.

Оставив за спиной лесной чертог, Симона и дети остановились, пораженные ошеломляющими размерами имения кукольника. В этот момент из кустов вылетела птица, похожая на ворона. Энергично работая крыльями, она описала замысловатую траекторию над садом Кравенмора. Птица покружила над одним из каменных фонтанов и решила сесть у ног Дориана. Сложив крылья, ворон завалился набок. Сначала тельце его равномерно подрагивало, покачиваясь, а потом замерло. Мальчик опустился на колени и медленно потянулся к птице.

– Осторожно, – предупредила брата Ирен.

Дориан, пропустив мимо ушей ее совет, погладил крыло ворона. Птица не подавала признаков жизни. Мальчик взял ее в ладони и расправил перышки. Вдруг нахмурившись, Дориан повернулся к Ирен и Симоне. На его лице отразилась растерянность.

– Она деревянная, – пробормотал он. – Это машинка.

Все трое молча переглянулись. Симона вздохнула и попросила:

– Давайте произведем хорошее впечатление. Договорились?