Механизм пространства - Генри Олди

– Мсье Карно дома?

– Мсье Карно не принимает.

Морда – булыжником. Сюртук в плечах скоро треснет. Кулачищи – гири. Под верхней одеждой, за поясом, пистолет. Такие здесь привратники, значит.

– Это срочно!

– Мсье Карно не принимает.

– Это вопрос жизни и смерти!

– Мсье Карно не принимает.

– Он хотя бы дома?

– Дома. Но не принимает.

Торвен лихорадочно искал аргументы, способные убедить непреклонного стража, когда в доме хлопнула дверь. Сквозь решетку ограды было видно, как по ступенькам спускается господин средних лет: кремовый жилет в клетку, пенсне… бородка… саквояж…

Торвен не знал, каким чудом он распознал в человеке доктора.

– Мсье Карно болен?

– Да.

– Холера?!

– Типун вам на язык! – яростно сверкнули стекла пенсне.

Привратник открыл для доктора калитку и, не скрываясь, развел руками: видите, мол, что за народ к нам ходит?

– У мсье Карно скарлатина. Тоже не подарок, но я надеюсь на благоприятный исход. Всего доброго…

Туча, похожая на кляксу, под напором ветра высвободила краешек солнца. Мир засиял красками и светом. Торвен захотел вздохнуть с облегчением – и не смог.

4

Для своей свиты Эминент снял квартиру на острове Святого Людовика, в двенадцатом доме по Сен-Луи-ан-Л'иль – том самом, где в начале века жил несчастный инженер Лебон. Великан Ури громко восхищался апартаментами, довольно жалкими, если говорить честно; мошенник Бейтс втихомолку бранился, полагая, что патрон мог бы выбрать жилье и получше.

Оба знали, что Эминент ничего не делает просто так. В выборе дома крылся некий смысл. Но оба спутника покойного барона фон Книгге предпочитали не задумываться: какой именно.

Меньше знаешь – крепче спишь.

Сам Эминент поселился не здесь. Где именно – никто не знал. Бейтс, расчесывая перед зеркалом бакенбарды, предположил, что фон Книгге остановился в особняке Де Клер, у баронессы Вальдек-Эрмоли. «Век бы жил у такой цыпочки!» – хмыкнул он. Ури напомнил приятелю о почтении, которое «мы должны испытывать к дамам, если, конечно, они не жены мерзких докторишек», пригрозил наябедничать патрону, и тема увяла.

Китаец отказался составить компанию этим двоим, хотя Эминент сразу предложил снять еще одну квартиру, этажом ниже. В предложении маячил намек. Безукоризненно вежливый, фон Книгге тем не менее ясно давал понять: до уплаты долга за оказанную услугу он склонен видеть в китайце скорее наемного работника, чем «вольную птицу». Это не было оскорблением. Отношения между Посвященными славились замысловатой, архаичной структурой. Здесь обижались не так, как это делают обычные люди. Просили на особый манер, платили по-своему; сходились и разбегались по-другому…

И мстили – иначе.

– И видим не так, – сказал Эминент, продолжая вслух ход мыслей, доступный обоим. – Мы даже между собой отличаемся виденьем. Это как закон природы. Подброшенный камень падает на землю. Дано, и не изменить.

В ответ Чжоу Чжу поднял с мостовой плод каштана. Зеленый ёж свернулся в желтоватой ладони, щетинясь колючками. В трещине мягко темнел лаковый, недозрелый бочок. Без размаха китаец бросил каштан через перила моста. Повиснув над рекой, ёж, казалось, обрел крылья, не желая тонуть. Тихо скрежетали шестеренки Механизма Времени: один, два… пять… десять…

Нет.

Каштан не падал.

– Вы прекрасно поняли, что я имел в виду, герр Чжоу, – с легким раздражением фон Книгге взмахнул рукой, затянутой в перчатку, и каштан с плеском ушел под воду. – Своим действием вы не отменили закон природы. Вы даже не нарушили его. И знаете это не хуже меня.

– Вы сегодня не в духе, – китаец приятно улыбнулся.

Они стояли на набережной Сены, любуясь Консьержери. В сумерках дворец-тюрьма терял присущую ему мрачность, приобретая обаяние воздушного замка. Он парил, опираясь на подушку из теней – каштан, подброшенный над рекой времени, удерживаемый от падения чьим-то пристальным взглядом.

– Да, я не в духе, – согласился Эминент. – Я допустил какую-то ошибку в обряде. Человек, которого я приговорил, не заболел холерой. Увы, герр Чжоу. Даже наши методы несовершенны.

От слова «приговорил» Чжоу Чжу изменился в лице.

– Жертва осталась здорова? – спросил он, с трудом возвращая самообладание. Казалось, это китаец приговорил кого-то, и неудачно. – Она узнала о вашем покушении?

– Нет и нет. Жертва ничего не узнала. И не осталась здорова. У жертвы – скарлатина. И меня это категорически не устраивает.

– Почему? Умирают и от скарлатины. Если вовремя помочь…

– Мне нужна холера, герр Чжоу.

– Я вас не понимаю.

– Согласно распоряжению властей, имущество человека, умершего от холеры, сжигают. Мне мало смерти. Мне нужен огонь.

– Какие сложности… Мы и впрямь видим по-разному. Даже такие простые вещи, как жизнь и смерть одного-единственного человека.

– А как видите будущее вы, герр Чжоу? – спросил Эминент, меняя тему.

– Мне будет проще показать. Вы согласны?

– Да.

Китаец поднял лист липы, опавший раньше срока. Достав из кармана фрака заветные ножницы, он обрезал зеленое «сердечко» по краям, превратив его в идеально ровный кругляш. Потянувшись к собеседнику, он приклеил листок на середину лба Эминента. Тот закрыл глаза и к чему-то прислушался. С минуту лицо фон Книгге ничего не выражало. Затем лоб вокруг листа покрылся каплями пота. Тонкая струйка побежала с виска на скулу.

Дрогнули губы, желая что-то сказать.

– Хватит! – Чжоу Чжу сорвал лист, искромсал его ножницами и бросил остатки в воду. – Для первого раза вполне достаточно.

– Сочувствую, – после длительного молчания бросил Эминент. – Это и впрямь трудно. Ни одной живой картины, ни единого звука. Одни… м-м… данные. Честно говоря, я не знал, что в вашей стране сейчас живет сорок процентов всего населения Земли. А потом началась и вовсе свистопляска.

…2004-й год КНР завершила с ростом экономики в 9,5 %; наращиванием государственных валютных резервов до 609,9 млрд USD; рекордным внешнеторговым оборотом в 1,154 триллиона долл. (+35,7 %); ростом населения до 1,3 млрд. чел; валовым сбором зерна в 469,5 млн тонн; закрыв из-за нехватки пахотной земли 4735 зон технико-экономического развития…

– Проклятье! Я до сих пор помню эти чертовы цифры…

«Я – обезумевший в лесу Предвечных Числ! – вскрикнул кто-то в мозгу фон Книгге. – Вы тексты от каких затерянных страниц? Остатки от какой разрушенной Вселенной?..»

– Что это было, герр Чжоу?

«Это не для человека. Это страшный сон. Кошмар. Извини, генерал. Втайне я упрекал тебя в слишком явной человечности. Оказывается, так ты борешься с этим…»

– Китай. А как видите вы, герр Эминент?

Фон Книгге наклонился и взял с перил жалкий огрызок листка, ускользнувший от внимания Чжоу Чжу.

– Вы позволите? – он размял резко пахнущую добычу в пальцах. – Ну, после вас это совсем просто. Давайте наугад…

И двумя пальцами тронул китайца между бровями.

– Разве могут восемьсот миллионов людей жить, не борясь?

– Нет!

– Всей стране – учиться у армии!

– Да!

– Больше читаешь – меньше знаешь!

– Три года упорного труда – десять тысяч лет счастья!

– Да-а-а!

– Еще! – белыми губами выдохнул генерал Чжоу.

– Это опасно для первого раза. Слишком яркие картины…

– Я не вижу картин.

– Не видите?!

– Да. Я вижу тьму винного цвета. И слышу голоса. Еще!

– Ну, если вы настаиваете…

– Мы – красные охранники Председателя Мао! Мы заставляем страну корчиться в судорогах. Мы рвем календари! Мы уничтожаем пластинки из США и Англии; мы возвышаем над всем этим портрет Председателя Мао!

– Не любить мать! Не любить отца! Любить только страну!

– Клянемся, что ради защиты великого вождя Председателя Мао, не задумываясь, отдадим последнюю каплю крови! Решительно доведем до конца культурную революцию!

– Курс «Трех красных знамен»!

– Да!

– Еще!

– Вы уверены?

– Да! Красные знамена! Стяги династии Хань! Я вижу их!

– Войны не нужно бояться. Будет война – значит, будут мертвые. Атомная бомба не страшнее большого меча. Если во время войны погибнет половина человечества – это не имеет значения. Не страшно, если останется и треть населения…

– Каждое поколение должно иметь свою войну!

– Наша задача – покорить земной шар. О том, как работать на Солнце, мы пока говорить не будем.

– Винтовка рождает власть!

– Хватит!

Эминент резко убрал руку.

Когда китаец наконец открыл глаза, по лицу его текли слезы. Чжоу Чжу не стыдился проявления чувств. Напротив, взгляд генерала сиял гордостью. Так грязному, измученному, вечно голодному каменотесу из Кельна во сне является призрак величественного собора – не чертежи и расчеты, а воплощенная красота! – и каменотес просыпается, дрожа от неведомого ранее счастья.