Перекресток в Никодимске - Ярослав Чеботарев

наглоталась. Тогда откуда «ДОПРОСЫ»? И ещё белое пятно в её истории, в самом начале, когда она о депрессии говорила, от которой избавилась с помощью верёвок — ну этого художественного связывания. Что за причина была, она же не рассказала.

    Жанна задумалась и пошла чуть медленнее, давая попутчику перевести дух, затем остановилась возле лавочки:

— Давай присядем на пять минут. Ты прав, этих деталей я не заметила, слишком тщательно смотрела на лица. Из тебя выйдет хороший детектив.

— Буду как доктор Ватсон,— ухмыльнулся Миша.— Осталось хату снять на Бейкер-стрит.

    Жанна не улыбнулась шутке, а откинулась на спинку скамейки и снова задумчиво уставилась на небо, словно пыталась прочесть там ответ. Потом она заговорила, не глядя на собеседника и не меняя положение головы:

— Я думаю, она нас не обманывала. Не знаю, как это объяснить, но я прямо почувствовала её облегчение после признаний. Мы с ней чем-то похожи: нам обеим тяжело врать. Если никто ничего не спрашивает — ещё нормально, можно молчать, игнорировать проблему. Типа не спросили — так вот я и не говорю. А вот если спросили прямо и ждут твоего ответа, тут уж соврать нет никаких сил. Вот бывают моменты, когда прямо тошно от вранья становится. Кругом все врут, по любому поводу — и близким, и далёким, и вообще!.. Кругом — одно враньё: начиная от рекламы на столбе и заканчивая параграфом в учебнике. Мне кажется, именно это она имела в виду, когда про свои верёвки рассказывала. Блин, не знаю, как это бы правильно сказать. Короче, она нас этим как бы связала. Даже не связала, а дала себя связать. Ну словами как бы… Чтобы мы были как этот… как его, Мастер. Ей нужны те, кому она могла бы довериться; повиснуть, короче. Расслабиться, что ли… Ну как-то так я думаю.

— Исповедь,— внезапно сказал Миша, любуясь профилем девушки.— Это как исповедь в храме. Нормальная проблема — выговорится; от этого людям становится легче. У тебя же тоже такая проблема, наверное, есть?

— Ну я с родителями разговариваю, они меня поддерживают во всём,— отозвалась Жанна.— Не то чтобы это прям проблема…

— Но нельзя же обо всём с родителями говорить,— возразил Миша.— Я тоже с мамой много общаюсь, но всего рассказать не могу. Вот ту же историю Ксении Олеговны ты им перескажешь?

— Нет, они же про неё меня не спросят. Промолчать можно: не спрашивают — я и не рассказываю. Это не моя тайна, она не сможет так давить, ну как своя, в общем. А врать я не могу, прямо вот физически тяжело, особенно на прямой вопрос,— сказала Жанна, доставая из кармана телефон.

— Ты меня любишь?

    От неожиданности девушка выронила смартфон, и он едва не упал на асфальт дорожки. В последнюю секунду она резко сомкнула кроссовки и поймала стопами за мгновение до того, как он коснулся земли. Жанна обернулась и пронзительно посмотрела на парня. От этого взгляда в животе появился какой-то холодный комок, сердце снова бешено заколотилось, да так, что его удары отдавались в ушах. Жанна смотрела на него секунд сорок, он не отвёл взгляд.

— Сейчас — нет,— выдохнула девушка и нагнулась за телефоном.— Потом посмотрим.

    «Вывернулась,— подумал Миша,— и ведь не скажешь, что соврала. Интересно, что бы детектор лжи показал, будь она к нему подключена?».

— Извини, я не удержался,— неуверенно произнёс он.— Просто давно хотел спросить.

— А ты? — резко спросила Ивова, снова уставившись ему прямо в глаза.— Ты меня любишь?

— Сейчас да, а там посмотрим.

— Какой хитрец! — ухмыльнулась девушка.— А что будет потом?

— Потом, может, астероид рухнет, и станет некому любить, да и некого даже,— ответил Миша.— И вообще это другой вопрос. Я точно знаю, что ты — самая невероятная из тех, кого я вообще встречал. Вот взять сегодняшний день. Я не то что из друзей — я из взрослых никого не знаю, кто был бы способен на такой дерзкий поступок!

— Дурацкий план! — возразила Жанна.— Я сама не знаю, что на меня нашло, как я на такое решилась. Ведь будь он в квартире не один — и нам пиздец, по-другому не скажешь. Прикинь, мы его вытолкали, а с кухни собутыльники,— ещё два тела,— вываливают: один с ножом, другой с табуреткой. Вот бы весело было!..

— Но ты же учитывала такой вариант?

— Я только у двери послушала, тихо там или нет, и всё.— отмахнулась Жанна.— Конечно, был второй баллончик, но гарантий никаких, да и действует гель не сразу. Ладно! Считай — я удачливая, но на этом всё не закончилось. Ты готов продолжать?

— С тобой — да! — уверенно сказал Миша.— Что надо делать?

— Отличный настрой,— улыбнулась Жанна.— Пойдём пока дальше, а то мне мама уже сообщения шлёт.

    Миша вспомнил, что так и не включил свой телефон, но и сейчас не стал этого делать, хоть и испытал угрызения совести. Мать подумает, что он работает, и не станет переживать, а клиенты… фиг с ними, ради такой прогулки можно и бóльшим пожертвовать. Они снова зашагали рядом, и на сей раз Миша взял Жанну за руку, продолжая другой нести злополучную дверцу.

— Нельзя оставлять Елену Андреевну,— уверенно заявила Жанна.— Месяца два-три… а может, вообще полгода. Она может не выдержать и простить этого мудака. Я тебе не говорила, что это уже не впервые — и в первый раз она просто смолчала?

— Нет.

— Ну это вчера, в общем, было, когда я…— Жанна осеклась, вспомнив, о чём ещё говорила ей учительница вчера.— В общем, перед тем, как к тебе пришла, я же ещё раз там была. Мы чай пили и разговаривали. Короче, нам нужно и у неё дома бывать, и сопровождать её, если она куда выйти соберётся.

— Думаешь, он опять нападёт? — неуверенно начал Миша.

— Нет, скорее придёт извиняться и уговаривать,— предположила Жанна.— На дочку будет уповать и вообще. Проблема Лайки в том, что она слишком мягкая и добрая. Даже в школе строит из себя строгую, но стоит чуть надавить на жалость — и всё, она уже не может сказать «НЕТ».

— А нам-то что делать?

— Просто быть с нею и поддерживать. Я думаю, всё как-нибудь образуется. Главное — развод пережить и первое время привыкнуть. Надеюсь, и Ксения Олеговна