Спящие от печали (сборник) - Вера Галактионова

Парень укатил в Воркуту, чтобы заработать немного денег на лесоповале, и дочь родилась без него. Лунная Красавица выносила девочку на постоянной изжоге от копеечной магазинной пищи и на изматывающем чувстве звериного голода. Но ни разу не позвонила Старику и не пожаловалась ни на что, хотя парень ей почти не писал. В первом своём письме он сообщил ей о влюблённой в него, но сумасшедшей кладовщице. А во втором утверждал, что кладовщица – нормальная. Третьего письма Лунная Красавица не получила.

Весной парень забрёл к Лунной Красавице вместе с полупьяным мужиком, пожилым и сухим как оглобля.

– Он теперь живёт у меня, – сказал полупьяный мужик про парня.

Дочь спала в коляске, купленной с рук по дешёвке, и не плакала, а улыбалась во сне. И Лунная Красавица ждала, когда парень подойдёт к девочке, завёрнутой в разорванную юбку, и посмотрит на неё и тоже улыбнётся. Но парень не подошёл, он отправился вместе с мужиком на кухню.

Лунная Красавица разогрела остатки картошки и подала её на стол. Мужик съел всё, парень – тоже.

– … Так! – внушительно сказал ей мужик, поднимая от пустой тарелки небольшое деревянное лицо. – Я знаю про вас всё. Вашу жизнь вы начали с блядства.

Лунная Красавица отправилась в комнату, где спала дочь. Она собрала вещи парня в свой чемодан и в его сумку и притащила их на кухню. Мужик и парень встали. Мужик подхватил чемодан, а парень – сумку: он вышел за мужиком лёгкой своей поступью.

Осенью она отвезла пятимесячную дочь к матери отца на Украину, жалея, что бабушки-калмычки уже нет в живых. А мать Лунной Красавицы работала сельской начальницей и, как образованная, не стала бы сидеть с внучкой. Теперь её дочери было три года и почти три месяца, но Лунная Красавица все ещё надеялась накопить денег, чтобы забрать девочку от полуслепой и почти незнакомой бабки.

Старик по-прежнему стал приходить изредка к Лунной Красавице – часто он этого не делал никогда. В последние же два года Старик подолгу лечился в больницах и санаториях. И однажды Лунная Красавица влюбилась в знаменитого поэта на встрече с читателями.

– Эй! Сколько тебе лет? – спросил он её, бегущую с графином воды в руках.

В зале шумел уже немногочисленный собравшийся народ, но здесь, в полутёмном коридоре, не было никого, кроме них двоих.

Лунная Красавица остановилась на бегу, едва удержав графин.

– Двадцать пять! – ответила она с готовностью и обрадовалась, что не зря надела на этот раз бусы из халцедона, подаренные Стариком.

– Плохо, – огорчился поэт. – Очень плохо. Я думал, ты моложе. Замужем?

– Была, – созналась Лунная Красавица, потом подумала и соврала: – Дважды.

Он вздохнул.

– …Это говорит о том, что ты – человек переменчивый. Непостоянный, – с укором произнёс он. – Человек нецельного характера. Плохо… Ай, как плохо! Но всё же позвони мне, свет очей моих. Завтра не звони. И на той неделе не звони. А вот на третьей – можешь. Только не в понедельник. И не во вторник. И не в среду… Позвони мне – в четверг! Адресок твой на всякий случай запишу, пожалуй… Ай, какая жалость – я ведь подумал, что тебе лет восемнадцать, не больше!

Угрюмая добрая девушка, заведующая этим клубом, проходила мимо. Она молча указала Лунной Красавице на жену поэта, сидящую в первом ряду. И Лунная Красавица увидела слащавую тётку с грубым лицом, украшенную бриллиантами, перед которыми её халцедон был ничто. Ещё она увидела, что поэту не хватает десятка лет для того, чтобы сравняться с женою в возрасте.

Влюбившись, Лунная Красавица не стала звонить поэту, а ночами говорила в потолок:

– Вот ещё! Глупости! «Позвони в четверг!» Сейчас тебе. Разбежалась. Ты что – больной или раненый? – и подолгу ворочалась в постели.

Прошло довольно много времени, прежде чем он появился на пороге в половине четвёртого ночи.

– Ты откуда в такую рань? – спросила Лунная Красавица недовольно: она старалась ворчать, чтобы он не увидел её радости, и нарочно не поправляла растрёпанных кос.

– А-а-а… – отмахнулся поэт. – От бабы…

Он сам поставил на кухне чайник и сам нашёл в холодильнике мясо, которое принёс Лунной Красавице Старик.

– А где твоя тётенька? – сияла Лунная Красавица – она спрашивала про жену поэта, а он сноровисто резал мясо и был недоволен её ножом.

– В Англии. По путёвке. Это очень плохой нож. Очень. Сядь, не мешай, свет очей моих…

Позже он завёл на кухне огромный удобный нож, который всякий раз точил сам, – поэт отменно вкусно и быстро готовил.

– Ты, должно быть, всегда пережариваешь мясо, – говорил он, перча розовые ломти. – Оно у тебя наверняка получается жёстким как подошва. Мясо жарится почти мгновенно. А чеснок бросается чисто промытым в раскалённый жир прямо в кожуре.

– Что же ты от бабы ушёл? – спросила тогда Лунная Красавица.

– А-а-а… – поморщился поэт. – Чокнутая какая-то попалась на этот раз! Только легли, она мне, представляешь? «А почему ты пришёл ко мне без цветов?» – передразнил он бабу гнусным голосом. – Я оделся сразу. Ну её. Убежал поскорей на всякий случай.

Обнявшись, они долго смеялись тогда над бабой…

Но Лунная Красавица не хотела, чтобы Старик однажды невзначай увидел поэта у неё дома. И знала уже, как следует поступать в нужное время, чтобы поэт немедленно ушёл. Она начинала смотреть ему в глаза неподвижно и тяжело. Потом резко швыряла что-нибудь небьющееся на пол.

– …Женись на мне!!! – кричала Лунная Красавица под грохот сковороды.

Поэт в ту минуту становился необычайно гордым. Он уходил в прихожую, одевался и важно отвечал ей оттуда:

– Ни! Ког! Да!..

Теперь её и его ребёнок лежал в картонной коробке на балконе. Полузадушенная трупным запахом, Лунная Красавица чувствовала в безысходности, как быстро намокают под нею свёрнутые в жгуты простыни, и знала, что умирает. Смерть начиналась с ног – они были охвачены холодом.

Ещё Лунная Красавица знала: покойник никогда не уходит на тот свет в одиночестве – он прихватывает следом одного из близких родственников. Маленький непогребённый покойник уводил за собою – её.

Она умирала. Но телефон звонил снова и снова. И к этому звону медленно тянулась вялая рука ее. И дотянулась. Лунная Красавица заплакала от слабости. И оттого, что поэт не скажет ей: «Потерпи немного, я иду – ты слышишь меня?» Она выронила трубку, и та упала рядом с бесчувственной расцарапанной щекой.

– …Ты слышишь меня? – заговорил с укором мягкий женский голос. – Почему ты не хочешь ответить? Я с ума по тебе схожу… У тебя такая походка… У тебя такая гибкая спина… – Женщина продолжала, волнуясь: – Ты не ответила ни на одну мою записку. Я знаю, что ты читаешь их. Я заглядываю в твой почтовый ящик, ты ведь каждый раз их забираешь… Когда мы встретимся? Я не могу больше ждать… Я зайду к тебе сейчас. Я живу рядом, а ты до сих пор меня не знаешь… Тебе будет хорошо со мной… Ты слышишь меня? Очень хорошо… Как никогда ещё не было… Ты думаешь, в этом есть что-то дурное?.. Ты увидишь, как ты была не права. Милая. Хорошая… Кто мне может запретить любить тебя?.. Ну, скажи, разве дурно любить цветок, если он прекрасен? Разве дурно любить зарю?.. Ветку черёмухи – разве дурно? Так почему же дурно любить женщине прекрасное женское тело?

Говорившая дышала часто, потом успокоилась.

– Вспомни только, как омерзительны голые мужчины с их костлявыми коленками, с волосатыми кривыми ногами, с огромными подмышками, – неприязненно продолжала она. – И разве способны они любить женщину, грубые недоразвитые существа?.. Какое же счастье дадут они тебе, самовлюблённые, любящие в любви всегда самих только себя, одних себя со своими уродливыми конечностями? Никакого. Потому что не смогут оценить тебя, твою дивную красоту, упоённые козлиным самомнением. Они давно выродились – они потеряли давным-давно драгоценный дар любви к женщине… Потому и способны приносить одни несчастья, понимаешь?.. Кто-нибудь из них сказал тебе, что свет глаз твоих необычен – так он глубок и чист! Ведь равного ему нет в мире. Да никто из них и не увидел этого. У них есть они сами… А ведь ты не повторишься больше в жизни: она уходит, уходит по минутам, лишённая любви, настоящей любви!.. А у тебя – летящая походка… И… спина, способная доставить столько счастья, невозможного счастья! О, милая!.. Скажи мне хоть что-нибудь!..

Лунная Красавица между тем высморкалась в пододеяльник.

– Пошла на …, – хрипло прибавила она в трубку скверное мужское ругательство, предельно краткое и непереносимое, должно быть, для слуха лесбиянки. А потом повторяла ругательство без всякой на то надобности, но со злым удовольствием. И Лунной Красавице захотелось есть.

Она приплелась на кухню, тяжело переставляя ноги. Чёрствый хлеб лежал в ящике стола. Выковыривая зелёные пятна плесени, Лунная Красавица принялась жевать его. Затем нашла проросшую луковицу, легко ободрала её и съела с коркой батона, макая в соль. После этого Лунная Красавица помедлила немного, тупо улыбаясь. И вдруг вспомнила про банку тушёнки в нижнем ящике пустого холодильника. И разогрела эту тушёнку, а заодно поставила чайник и заварила крепкого чаю.