Командировка - Борис Михайлович Яроцкий

Предполагали всякое, в том числе и близкое к истине. Тайна оставалась тайной, пока ею владели немногие.

Глава 42

Профессор Гурин довольно быстро освоил новый для него микроскоп. Он мало чем отличался от отечественного, на котором были установлены изюмские линзы. Отличие заключалось в самом материале. Одно дело исследовать структуру сталистого чугуна, из которого еще недавно отливали корпуса артиллерийских снарядов, и другое — структуру живого организма.

В первые недели Иван Григорьевич не отходил от микроскопа. Он один держал в зрительной памяти образ женской яйцеклетки и, деформированной агрессивной молекулой, ее структуру. Яйцеклетку не с чем было сравнивать, ее нужно было увидеть. Благо в материале для исследования недостатка не было. Но все это стоило денег.

Деньги зарабатывали на сертификатах. К концу зимы уже трудилось около тридцати лаборантов. Все они были специалистами высокого класса. Желающих попасть в лабораторию не убывало. По этой очереди можно было судить: сколько в этом городе лаборантов! Брали только по рекомендации. По просьбе Забудских Иван Григорьевич принял на работу их сына Женю. Надежда Петровна заверила, что за сыном она будет смотреть неотступно. Иван Григорьевич верил и не верил. Больше, конечно, не верил: ведь Женя запойный пьяница.

— Сам-то он желает? — Иван Григорьевич уже знал, что многие молодые люди в связи с вакханалией в экономике работать не жаждут.

— На Севере он был шофером, — уклонилась от прямого ответа Надежда Петровна.

— Шофер у нас есть. А вот экспедитор…Пусть приходит.

Женя пришел. Притом, трезвый, хотя и с лицом, опухшим то ли после недавней выпивки, то ли после драки.

— Я так уразумел, — начал с порога, первым подавая руку профессору, — вы меня намереваетесь куда-нибудь пристроить?

Иван Григорьевич пожал протянутую руку, заметил:

— Не пристроить, а принять в коллектив.

— О, боже! И тут коллектив! — простонал он. — А впрочем, я согласен. Если будете платить, как при социализме, — за выход на работу.

Иван Григорьевич мягко напомнил:

— Байку об уравниловке оставь при себе. У меня есть должность экспедитора.

— Это сидеть рядом с шофером?

— Не сидеть, а доставлять из больниц нужный материал. Притом в целости и сохранности. Если шофер будет один, сам понимаешь, его могут ограбить. Даже из грузовика высадить.

— Если ночью — высадят, — подтвердил Женя. — Вот в охранники я пойду. Только чтоб с оружием.

— Оно у тебя есть, — сказал Иван Григорьевич.

На небритом Женином лице расцвела лукавая ухмылка.

— Уже настучали?

— Знаю.

Насчет оружия Иван Григорьевич сказал вроде в шутку — кто в нашем городе безоружный? — а Женя воспринял всерьез.

— С моим стволом, Иван Григорьевич, будет в кабине тесно.

— Сильно громоздкий?

— Как вы считаете, пулемет Калашникова — громоздкая штука?

— А ты его обменяй.

— Да вы что? Я за него отдал «Ангару».

— Это что такое?

— Автомат системы Никонова. Штука отличная — не дает рассеивания. Правда, автомат пока еще секретный.

— А ты где его достал?

— Выменял. За травку.

В конце разговора Женя пообещал найти что-нибудь «полегче». В Прикордонном, как узнал Иван Григорьевич, вооружались уже с того времени, как в Донбассе начались шахтерские забастовки. Вооружались на всякий случай. Так что редко в какой квартире не было «ствола».

Лаборатория имела свой транспорт — новенькую «газель». Шофером был Вася. Еще недавно, осенью, с ним Иван Григорьевич исколесил почти все Приднепровье — сопровождал американцев из фирмы «Экотерра». С этой фирмой Вася порывал дважды: первый раз седьмого ноября, когда присоединился к митингу. Тогда мистер Джери простил ему, сказав коллегам: «От старых привычек избавляются не сразу». Но молниеносно выгнал, когда на вопрос «Почему к своим американским друзьям украинцы относятся сдержанно?» Вася ответил: «Радуйтесь, мистер Джери, что сдержанно. Были б мы несдержанными, от вас и подметок не осталось бы».

Вася как в воду глядел. Уже нет в живых ни мистера Джери, ни его коллег-топографов. По слухам, они умерли дважды: сначала подорвались на немецкой мине, а потом на чеченской — и тут же пошли под лед. По просьбе пана Гончарыка на экотерровский вездеход сел его племянник, приехавший из Львова. Он пропал вместе с американцами.

Васю отыскал Иван Григорьевич. Без работы хлопец бедствовал. От голодной жизни семью спасала жена Люся. Она работала посудомойкой в столовой патронного завода. Зарплату рабочим выдавали, как и везде, — своей продукцией. Конечно, кое-что перепадало и Люсе. Патроны Вася обменивал на продукты.

Вася и Женя работали в паре: скоро голубую «газель» знали все больницы города. А в лаборатории все пристальней изучали материал. Но результат был нулевой. Чутье Ивану Григорьевичу подсказывало, что агрессивная молекула уже внедряется в продукты питания. Но здесь чутья было мало. Здесь нужны были доказательства. Выручить мог институт молекулярной биологии. А он располагался в Москве. Там, в секторе молекулярной генетики, работали специалисты, которые занимались — должны были заниматься — яйцеклеткой.

— А может, наши поиски напрасны? — однажды высказал свое coмнение Лев Георгиевич. — Надо радоваться, что ничего не находим.

За окнами силу набирала весна. После жестокой зимы в Приднепровье установилась теплая погода. В безоблачном небе сияло солнце, и потухшие мартены не затеняли его черной маслянистой копотью. Можно было широко распахивать глаза, не опасаясь коксовой пыли. Во всяком плохом, оказывается, есть и что-то хорошее.

Первый раз, услышав сомнение в целесообразности начатой pa6оты, Иван Григорьевич промолчал: каждый имеет право на сомнение, тем более исследователь. Так засомневаться могла рядовая лаборантка, не представляющая надвигающейся трагедии, но засомневался товарищ, ближайший коллега, осознающий, что случится с целым народом, на который обрушится это страшное оружие. Когда это оружие себя обнаружит, будет, наверное, уже поздно.

И тогда Эдвард окажется абсолютно прав: на Украину украинцев станут завозить из Канады — богатейшие в мире черноземы перейдут к ним. Но навсегда исчезнут аборигены, которых сейчас называют самостийными. Они разделят участь печенегов, половцев, не говоря уже о сарматах.

Спустя несколько дней о своих сомнениях Лев Георгиевич напомнил вторично:

— Вы допускаете, Иван Григорьевич, что мы сами себе вбили в голову идею фикс, дескать, нас обязательно хотят уничтожить? Вы ссылаетесь на Директиву конгресса США, согласно которой Пентагон своими новыми видами оружия будет сокращать население бывшего Советского Союза примерно на половину.

— У вас, Лев Георгиевич, крепкая память, — сказал бывший разведчик. — В Директиве названа цифра «130». Сто тридцать миллионов бывших советских людей будет, как там записано, сокращено. По замыслу конгресса, сокращение произойдет цивилизованно, то есть не мгновенно, как планировалось при нанесении ядерных ударов, а в течение тридцати — сорока лет.

— Вы со всей Директивой знакомы?

— Да.

— Знакомились в Москве?

— В Вашингтоне.

Темные навыкате глаза Льва Георгиевича округлились, в них — недоумение.

— Кто же вы,