Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго - Андрэ Моруа

Это была высшая степень самоуничижения для актрисы и постоянная причина страхов для влюбленной женщины: волнующее кокетство и роковое очарование мадам Дорваль были общеизвестны. Дорваль покорила "джентльмена" - Альфреда де Виньи и не была ему верна; Жюльетта нисколько не сомневалась, что кокетка поведет атаку на молодого и красивого поэта. Жюльетта писала Гюго: "Я ревную тебя к вполне реальной сопернице, - ведь это неслыханная распутница, а сейчас она бывает с тобой каждый день, смотрит на тебя, говорит с тобой, прикасается к тебе. Ах, как же мне не ревновать к ней! И как мне больно, как я страдаю!.." Премьера "Анджело" (рукоплескания, вызовы, восторг, бешеный успех, в значительной мере благодаря двум исполнительницам главных женских ролей - они обе были любимицами публики) оказалась для Жюльетты настоящей пыткой, но ее преданность возлюбленному взяла верх. "Если бы ты знал, как часто я аплодировала мадам Дорваль, тебе стыдно было бы чем-нибудь обидеть нынче вечером мое бедное сердце, и так уже немного уязвленное сознанием, что не я, а другая передает публике твои возвышенные мысли. Ну вот, поневоле загрустишь и будешь волноваться, когда знаешь, что эта женщина возле тебя..." В похвалах исполнительнице роли она угадывала "своего рода брачный союз двух душ - актрисы и автора", и ей было горько, что не она, Жюльетта, "передает публике его возвышенные мысли".

Она имела право на награду и получила ее, - сначала в виде прекрасных стихов:

О, если я к устам поднес твой полный кубок,

И побледневшим лбом приник к твоим рукам,

И часто из твоих полураскрытых губок

Твое дыханье пил, душистый фимиам;

И было мне дано делить с тобою грезы,

Все тайные мечты и помыслы делить,

И твой услышать смех, твои увидеть слезы,

Со взором взор сливать, уста с устами слить;

И если надо мной звезда твоя сияла

Так ласково и все ж - так грустно далека!

И роза белая нечаянно упала

На мой тернистый путь из твоего венка,

То я могу сказать: "О годы, мчитесь мимо!

Ваш бег не страшен мне! Я не состарюсь, нет!

Увянуть все цветы должны неотвратимо,

Но в сердце у меня не вянет вешний цвет.

Все так же он душист и свеж... Ни на мгновенье

Не иссякает ключ, что жизнь ему дарит.

Душа полна любви, не знающей забвенья,

И вам не погасить огонь, что в ней горит"

[Виктор Гюго. "О, если я к устам поднес твой полный кубок..."

("Песни сумерек")].

Второй наградой было путешествие, которое они совершили на следующее лето. Хотя жить на два дома было весьма обременительно, Гюго мог это себе позволить: "Анджело" играли шестьдесят два раза со средним кассовым сбором в две тысячи двести пятьдесят франков. Книгоиздатель Рандюэль купил рукопись. В 1835 году он заплатил девять тысяч франков за право переиздать в течение полутора лет "Оды и баллады", "Восточные мотивы" и "Осенние листья", затем еще одиннадцать тысяч франков за новое переиздание плюс к этому "Песни сумерек" и новый сборник - "Внутренние голоса". За три года (1835-1838) Рандюэль уплатил Виктору Гюго сорок три тысячи франков. От издателей и из театров деньги рекой текли на Королевскую площадь и ручейком на улицу Парадиз.

В конце июля Адель захотелось поехать в Анжу на свадьбу их друга Виктора Пави. Гюго был приглашен, но он знал, что на свадьбе будет и Сент-Бев, с которым он не хотел встречаться. Чтобы совершить путешествие с Жюльеттой на полной свободе, он послал на свадьбу свою жену в сопровождении ее отца, Пьера Фуше. В разлуке муж и жена, связанные между собой больше братскими, чем супружескими узами, все время обменивались самыми ласковыми письмами.

Виктор Гюго - Адели, Монтеро, 26 июля 1835 года:

"Здравствуй, мой бедный ангел, здравствуй моя Адель. Как ты доехала?.."

Лафер, 1 августа:

"Надеюсь, ты хорошо повеселилась..."

Амьен, 3 августа:

"А ты? Где ты? Что ты делаешь? Как ты поживаешь?.."

Ле-Грепор, 6 августа:

"Какая эта красота - море, дорогая моя Адель. Надо нам когда-нибудь вместе поглядеть на него..."

Монтивилье, 10 августа:

"Надеюсь, что твое маленькое путешествие пошло тебе на пользу, что ты по-прежнему будешь пухленькой и свежей..."

Адель - Виктору:

"Я много думала о тебе, мой добрый и милый Виктор, хотелось бы, чтобы ты был возле меня... Не могу и сказать тебе, сколько волнений я пережила, мой бедный друг. Надеюсь, ты их поймешь и разделишь со мной..."

19 августа:

"В общем, если тебе весело, то я за тобой не числю никакой вины. Да и было бы с моей стороны несправедливо жаловаться на тебя, раз ты пишешь мне такие хорошие, прелестные письма..."

Кроткий и простодушный Пьер Фуше, сопровождавший дочь, признавался, что его немного удивляет неожиданное для него согласие между супругами. "По нашем возвращении в Анжер, - пишет он, - Адель нашла несколько писем от мужа. Он путешествует в Бри и в Шампани... Он очень ласков с нашей Аделью, пишет, чтобы она развлекалась, чтобы она думала о нем, чтобы она любила его, и кончает письмо так: "Желаю Пави такую жену, как ты, тогда пусть благодарит Бога..." Свадьба в Анжу была "пантагрюэлевской". Четыре дня пировали под тентом и на пароходах. Адель, жена знаменитого писателя и очень красивая дама, "восхищала свадебных гостей". Сент-Бев со слезами на глазах прочитал эпиталаму, слишком длинную, и ее слушали с вежливой скукой.

Адель - Виктору:

"Когда будешь в Париже, друг мой, напиши ему несколько строк в благодарность за его заботы".

Солнце сияло, поля смотрели приветливо, берега Луары были веселые, но Адель оставалась грустной. Ухаживания ее друга с реденькими рыжими волосами больше не утешали ее в том, что около нее нет мужа.

Адель - Виктору:

"Глядя на Луару, я говорила себе, что десять лет тому назад я видела ее вместе с тобой. Когда же мы поедем куда-нибудь вдвоем?.. Я старею, мне все приелось, я грущу беспричинно..." Ей надоели и Сент-Бев, и жизнь, и все на свете. Ревность пробуждает некое подобие любви. Дидина (одиннадцатилетняя девочка) ласково укоряла отца: "Мама иногда плачет, оттого что она не с тобою... Не забывай свою дочку, милый папочка, брось всякие тесаные камни и приезжай к нам, мы тебя очень любим..."

А тем временем Виктор и Жюльетта полностью наслаждались поэзией своего путешествия.

Жюльетта - Виктору:

"Ты помнишь, как мы уезжали откуда-нибудь и как мы прижимались друг к другу под откидным верхом дилижанса? Рука в руке, душа с душой, мы забывали обо всем, кроме нашей любви. А когда добирались до места, осматривали соборы и музеи и восторгались всякими чудесами, глядя на них сквозь призму чувств, волновавших наши сердца. Сколько шедевров тогда восхищали меня, потому что ты любил их и твои уста умели разъяснить мне тайну их прелести! Сколько ступеней я одолела, взбираясь на самый верх бесконечных башен, потому что ты поднимался впереди меня..."

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});