Неостывшая память (сборник) - Борис Друян

Торопыгин был мягким, добрым человеком, с Дудиным он дружил много лет. Конечно же, это четверостишие в восторг Володю не привело. Но что поделаешь: старший товарищ строг, ядовит, но справедлив! Не многие обижались на Дудина за дружеские поэтические уколы. Другое дело, когда поэт намеренно резко оттачивал против кого-то свое перо. Две-четыре строки, и – портрет готов!

В последнюю прижизненную книгу Дудина «Грешные рифмы» вошло далеко не все, написанное им «в легком жанре». Вместе с Натальей Банк я был составителем этой книги. У меня хранится множество автографов – неопубликованных эпиграмм Михаила Александровича. Каждая – на отдельной карточке.

Вот эпиграмма без указания адресата, хотя в те времена все без труда узнавали в ней склонного к интриганству серенького прозаика, который искусно плел из ивы корзины:

Плетет корзины, как интриги,И на досуге пишет книги.

Вот четыре острых строки «Об одной лысине». Это о человеке, которым восхищалось, как тогда выражались, «всё прогрессивное человечество»:

Мы подняли страшный шум,Но возвысили не ум,А пятно на лысинеМы с тобой возвысили.

Так и подмывает процитировать еще хотя бы несколько дудинских «колючек», дружеских, не очень и совсем не дружеских:

* * *У Коржавина НаумаНе житье, а красота,Только очень много шумаВ основанье живота.

* * *Божья искра случайно оброненаВ беспросветную душу Воронина.

* * *Островой – титан Москвы,Века однокашник.Только вместо головыНосит набалдашник.

ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНАЯРИФМА-ЛОВУШКАМаргарита АлигерПроглотила как-то… муху.Очень жалко мне старуху,Не бери ее в пример.

* * *Береги колхозный дворОт клопа от лютого.Покупай не клопомор,А сочиненья Кутова.

Лишь талантливый человек может «прилюдно» посмеяться над самим собою. К своему пятидесятилетию Дудин сочинил «Страшно печальную песню»:

Жизнь прошла наполовину,Жизнь пошла на сжатие:Стала е. я МихаилуСущее проклятие!

А в шестьдесят признанный мэтр, Герой Социалистического Труда отметил свой юбилей восьмистишием под названием «Трагическая ситуация»:

Мне за столом ГероемНе быть наверняка, —Выходит геморроемБутылка коньяка.Теперь моей особеНе ликовать, увы.И повисают обеС похмелья головы.

У непреклонных ревнителей чистоты родного языка может вызвать протест рискованная лексика «грешных рифм», хотя лексика сия в наши дни бесцеремонно вторгается не только в устную речь, но и в произведения профессиональных литераторов. В данном случае в оправдание замечу: совершенно обойтись в «грешных рифмах» без «грешных» слов – дело немыслимое!

В один из летних дней девяносто первого года в «Неву» зашел непривычно мрачноватый Дудин.

– Здравствуй хорошенько! – привычно поздоровался он, присел к столу, быстро что-то написал на листе бумаги и сказал: – Шел сейчас к тебе по Невскому, и вот что написалось. Послушай-ка:

Ты блядь минуешь. Глядь-поглядь —Тебе опять навстречу блядь.Твой город стал теперь на видПо-европейски блядовит.В нем от скрещения идейРастет количество блядей.

Я рассмеялся, стал повторять строчки, говорить об отменной рифмовке.

– Да нет, не в этом главное, – прервал меня Михаил Александрович. – Понимаешь, каждый день хожу по Невскому, а только сегодня вдруг ощутил, что город-то, наш город становится… да что там говорить, уже стал каким-то другим, кругом вывески, рекламы не на русском языке. На домах написано: «Невский проспект», а снизу: «Кока-кола». Да еще девки косяками… на потребу. Может, так и должно быть… Время такое. Не знаю. Но видеть это тошно.

В тот раз долго сидел в моем кабинетике Михаил Александрович. Заглянул главный художник «Невы» Борис Федорович Семенов. М. А. прочитал свои новые стихи и хлесткие, давно известные и совсем еще никому не известные эпиграммы, опять была прочитана «грешная» миниатюра «Проходя по Невскому». Вспомнили и дудинское четверостишие «Из новой ленинградской истории», написанное во времена правления партийного вождя Г. В. Романова:

О город крови и туманов,Идей великих и могил,Тебя вознес один Романов,Другой Романов – загубил.

– Думали, хуже быть уже не может, ан нет, оказывается, еще как может… Но ничего, пройдет и это, – неожиданно улыбнулся М. А.

Перед уходом он взял со стола бумагу с текстом миниатюры «Проходя по Невскому», написал на обеих сторонах листа еще несколько горьких стихотворных мыслей и протянул мне. Привожу некоторые:

ЕСЛИ БЫ…Был бы жив Великий Петр,Он бы всем устроил смотр.Всю бы мэрию вкупеИ администрациюОн послал бы в Кемь на пе —Реквалификацию.

К ОЧЕРЕДНОМУ ПОВЫШЕНИЮРост цен не остановишь квотой,Он бесшабашен и нелеп.И никакой теперь работойНе заработаешь на хлеб.

* * *

Нас всех одни печали жмут.И нам не вырваться из круга,Там, где не сеют и не жнут,Там, где воруют друг у друга.

За два месяца до смерти, в конце октября 1993 года, Михаил Александрович по телефону прочитал мне только что сочиненные четыре строки. Я их тут же записал:

С соизволения тщетыВ разгуле мелкой страсти,Кто нас довел до нищеты,Тот снова рвется к власти.

Написано это будто сегодня, в наши сумеречные дни, о наших общих бедах и горестях. Многие «грешные рифмы» рождены болью поэта за человека, за Россию. В них – добрая, ироничная, насмешливая, саркастическая, иногда – презрительная дудинская улыбка. Он ненавидел неистребимое племя бюрократов, чиновников всех мастей и рангов ни во что не ставящих простого человека-труженика.

Один в тоске своих усилийНе отлежишься на печи.…А от чиновников в РоссииТемнеет, как от саранчи,

Раздумье учит средоточью.И ужас душу холодит.И – ночь не в ночь!Чиновник ночьюЕще чиновника плодит.

Жажда власти, мздоимство, самодовольство, безнаказанность рождали гневные, афористичные строки поэта:

Живут же сукины сыны,Своей не чувствуя вины,Как будто есть одна винаУ Салтыкова-Щедрина.

После кончины Дудина очень быстро, в основном благодаря активности Натальи Борисовны Банк, была собрана книга воспоминаний его друзей – поэтов, прозаиков, журналистов, художников, ученых. Но, оказалось, составить книгу в наше время – это даже не половина дела. На издание нужны деньги. И немалые. Куда только мы не обращались за помощью – и к руководителям крупных промышленных предприятий, и к банкирам, и в Фонд культуры, и в Комитет по печати мэрии, – все впустую! Все помнили и хорошо знали Михаила Александровича, но… дальше разговоров и обещаний дело не двигалось. Лишь Фонд мира выделил один миллион рублей: по тогдашним неденоминированным временам – капля в море. Этого должно было хватить лишь на оплату работы художника и технического редактора. Все авторы воспоминаний даже не помышляли о гонорарах.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});