Не время для славы - Юлия Латынина

– Я ни в коем случае не хотел оскорбить вас, – ответил Вадик, – и с удовольствием взял бы вашего шурина замом, но у него только пять классов образования.

– А чем тебе не понравилась щебенка, которую предлагал Али? Почему ты не заключил с ним контракт?

– Мы ни с кем не заключаем отдельных контрактов, – ответил Вадик, – а проводим редукцион и берем у того, кто предлагает наименьшую цену. Пусть Али приходит на конкурс; только я должен сказать, что цена, которую он предложил, была ровно в пять раз выше цены наших поставщиков.

Слова «редукцион» Хаген не знал и поэтому воспринял его как тонкое хамство, но так как он пришел не ссориться, а дружить, он сдержался и положил ему на стол еще одну бумагу.

– Слушай, Вадик! – сказал Хаген, – я ведь хочу тебе только помочь. Ты ведь возглавляешь финансовый департамент. У вас есть электронный документоооборот?

– Да, – ответил Вадик.

– Отлично, – сказал Хаген, – я тут нашел ребят, которые за три миллиона улучшат вашу программу; или продадут вам свою.

Вадик пролистал бумаги, которые дал ему Хаген, поднял на Арийца глаза и сказал:

– Хаген Альфредович, у нас в компании ни один человек не подписывает контрактов лично. Когда речь идет о покупке услуг, она происходит в два этапа. Сначала одна команда составляет список надежных поставщиков, а потом другая проводит среди них тендер; эта фирма вряд ли попадет в список, потому что человек, на которого она оформлена, всю жизнь проработал пастухом в селе Хуш. Он что, программированием там занимался?

Тут Хаген понял, что этот человек не понимает по-хорошему. Он взял Вадика за голову и ударил его этой головой о пластиковый стол, так, что стол разлетелся, а Вадик упал на пол. Когда он падал, офисное кресло выкатилось из-под Вадика и полетело к окну, Хаген подхватил это кресло за стальную ножку и всем этим креслом крепко огрел Вадика по спине. Он ударил Вадика еще пару раз, перевернул его на спину, стал ботинком на руку, засунул Вадику в рот «стечкин» и сказал:

– Ты, сукин сын. Ты мне по жизни должен. Ты сейчас подпишешь мне и щебенку, и бухгалтерию, и будешь подписывать все, что я скажу, потому что здесь тебе не Уортон.

Через полминуты Хаген вышел из кабинета с подписанными бумагами, сел в «мерс» и уехал, а сбежавшиеся сотрудники департамента застали молодого Вадика без сознания в луже крови и в обломках стола.

* * *

Как мы уже сказали, Вадику было двадцать пять лет, и половину из них он прожил в Америке. Из-за этого у него были неправильные представления о жизни.

Он очнулся в больнице на следующий день, и когда он увидел, что никто не берет у него показаний, он позвонил по телефону «02». Через час в больницу приехал начальник охраны завода и глава Чирагского РОВД.

Вадик написал заявление, обернулся к начальнику охраны завода и сказал:

– Мне нужна круглосуточная охрана, потому что я не собираюсь платить по этим контрактам.

– Послушай, – сказал начальник охраны завода, – какая охрана? Мои ребята друзья Арийца, если Ариец придет снова тебя бить, им надо будет ему помочь. Или ты хочешь, чтобы тебя били трое вместо одного?

– Эй, да вы слышите, что он говорит? – вскричал бедный Вадик, поворачиваясь к начальнику РОВД.

– Нет, не слышу, – ответил тот.

Вадик похлопал-похлопал глазами, да и сказал:

– Что ж, я тогда, пожалуй, уволюсь.

– Вот это правильное решение, – одобрил начальник милиции.

* * *

Вот прошло два дня, в Торби-калу вернулся Кирилл Водров, и через час после того, как он приехал в офис, к нему в кабинет зашел Вадик и положил заявление об отставке.

– Это почему? – спросил Кирилл.

– Я решил уехать на стажировку в Лондон, – ответил Вадик.

Кирилл оглядел молодого человека, и, так как Кирилл был человеком внимательным, он сразу заметил, что лоб у него в бинтах, рука в люльке.

– Ну-ка выкладывай! – приказал Кирилл.

* * *

Через два часа после этого разговора «мерс» Кирилла остановился у ворот дома Хагена в его родном селе. Это были очень хорошие ворота: трехметровые, бронированные, такой толщины, что по воротам этого дома можно было лупить из подствольника без всякого для них вреда, и с красивой арабской надписью под клубками колючей проволоки.

Ворота отползли вбок, пропуская бронированый «мерс», и Кирилл вылез из машины и пошел по мощеному плиткой двору к наружной лестнице, туда, где на веранде второго этажа под раздувающимся парусом навеса стоял статный голубоглазый блондин с двумя рыжими кобурами, крест-накрест перечеркивающими черную рубашку.

Вадик остался у подножья лестницы, а Кирилл поднялся вверх. Хаген ждал.

– Где у тебя тут сортир? – спросил Кирилл.

– А что?

– Я привез тебе туалетную бумагу, – ответил Водров, и швырнул на пол перед Хагеном контракты, которые он держал в руках.

Ветер подхватил листки и поволок их по полу, туда, где дальний угол веранды был весь в черных пятнах от падающих ягод, и где сквозь резные листья шелковицы сверкал на солнце минарет старой сельской мечети.

– Слышь, Кирилл, – сказал Хаген, – я вложил в этого лоха лимон и хочу отбить свои бабки. Если он тебе нужен, заплати его долг и будем считать, что он твой.

– Я не собираюсь тебе платить, – отозвался Кирилл, – и я знаю, что сделает Джамал с тобой за эти бумаги. Он тебя порвет.

– Что ж, – усмехнулся Хаген, – неужели ты меня заложишь? Никогда не знал, что ты стукач.

– Я не стукач, – ответил Кирилл, – и поэтому я даю тебе три дня сроку. За эти три дня ты должен сам прийти к Джамалу и рассказать, что случилось.

С этими словами Кирилл повернулся, спустился во двор, и уехал, и Хаген, со второго этажа, задумчиво смотрел, как машины вьются вниз по серпантину.

Их было три, бронированный «мерс» и два крузера, все набитые людьми, как стручки горохом, однако Кирилл зашел к нему во двор один, и разговаривал один, не считая, конечно, «стечкина» у него за поясом.

* * *

Вот прошел день, и другой, а Хаген все не ехал к Джамалу. По правде говоря, он понимал, что влип, и крепко влип, потому что Джамал много раз говорил ему не воровать людей и не трогать завод, и Хаген даже подумывал о том, чтобы пристрелить, тишины ради, этого дурака Вадика, но чего уж там! Стрелять надо было раньше.

Два дня Хаген прятался в селе, словно нашкодивший щенок, а вечером третьего он приехал в резиденцию.

Джамалудин Кемиров смотрел телевизор у себя, на втором этаже. Новый начальник ОМОНа, Шамиль, сидел на диване, а Джамалудин лежал, поигрывая пультом и положив ноги в чистых черных носках на колени Шамиля, и по телевизору танцевали какие-то девочки и шла реклама мужского одеколона. Джамалудин щелкал каналами.

– Это реклама или порнуха, – в сильном раздражении сказал Джамалудин, – ни одного канала нельзя найти вечером! Мы тут решили пустить два вечерних часа на передачу об исламе, а куда ее, спрашивается, поставить, между сисек, что ли?

Тут Джамалудин снова щелкнул каналом, и попал на рекламу прокладок. Шамиль расхохотался, а Хаген сказал:

– Есть разговор.

Шамиль вышел, а Хаген достал из кармана мобильный телефон и передал его Джамалудину.

– Маленький Алихан обманул нас, – сказал Хаген.

Джамалудин молча проиграл запись, которая была на мобильном.

– Он ни в кого не стреляет, – сказал Джамал, – и здесь нет слов.

– Конечно. Он просто ехал с Мурадом в одной машине и снова уговаривал его сдаться, а Мурад высунул ствол и убил мусорка.

Джамалудин по-прежнему лежал, удобно устроившись на диване. Черная рубашка сбилась вверх на его животе, открывая чистую белую майку, поперек которой торчала темно-бурая рукоять «стечкина». Улыбаясь, он протянул мобильник Хагену, а потом махнул рукой.

– Дай-ка мне побеседовать с парнем.

– Тебе ведь нужен не парень, а его отец? – мягко спросил Джамал. – Посадишь мальчишку в подвал, а потом скажешь Кириллу, чтобы он забыл о Вадике?

– Так он все-таки настучал! – воскликнул Хаген.

Джамал резко встал. Улыбку как смыло с его лица.

– Запомни, Ариец, в этой республике два миллиона человек. А это значит, что в этой республике у меня четыре миллиона ушей, не считая двоих ушей Наби, которые ему отрезали, и двоих твоих ушей, которые не слушают, что им говорят. У тебя голова или подставка для шляпы? Я тебе говорил – отстать от завода, или нет?

– Да при чем тут завод! – закричал Хаген, – этот шайтанчик был на Белой Речке! Он был с Мурадом, когда они стреляли ментов! Кирилл его прикрывает, он с ума сошел на своем чечененке! Какого черта его понесло в Тленкой принимать ислам? Если он хотел принять веру, почему он не мог сказать об этом мне или тебе? Что он забыл в Тленкое? Тамошнему имаму давно пора отрезать язык, да и башку заодно!

Хаген в бешенстве ударил кулаком о кулак и заорал так, что на столе зазвенели чашки:

– Он – стреляет – в мента! После зачистки в Тленкое! Ты хочешь, чтобы он выстрелил в твоих детей?