Дочь пирата - Роберт Джирарди

— Вставай. Нам действительно нужно уходить отсюда.

— Отстань. Я здесь хорошо себя чувствую. Беспокоиться надо о Луисе. На прошлой неделе он отправил свои любимые картины и весь этот мусор в большом контейнере в Париж своей семье, которая ненавидит его. Утром, когда началась бомбардировка гавани, он попросил, чтобы я дала ему последний раз, и он трахнул меня прямо в этом кресле, а потом начал курить эту дрянь вместе со мной, хотя бросил лет десять назад, подарил прощальный поцелуй и удалился. Сходи и посмотри, что с ним.

— Где он?

— В своей комнате. Второй этаж, второй коридор направо, вторая дверь налево. Я тебя подожду.

Спальня Португи была обставлена аскетически. Единственной мебелью были золотое стоячее распятие шестнадцатого века и односпальная кровать, пригодная разве что для монаха. Кафельный пол поражал блеском. Уилсон смотрел, как его отражение движется в сторону ванной.

Тело дона Луиса плавало лицом вверх в мраморной ванне. Кровавая баня еще источала пар. Все случилось недавно для Уилсона и поздно для идальго.

Уилсон тихо прочитал молитву по душе усопшего, вышел из ванной и закрыл за собой дверь.

Крикет по-прежнему пребывала под столом. Пульс у нее, Уилсон проверил, был нормальный, просто она отключилась. Уилсон с трудом вытащил ее и перекинул через плечо. Он пронес бесчувственное тело по коридору, вынес во внутренний двор, сбросил на заднее сиденье машины Крикет, завел мотор и выехал за пределы поместья. Здесь он встретил лейтенанта Пиви и колонну морских пехотинцев. Уилсон затормозил и вышел из машины. Крикет зашевелилась, но не проснулась. Пиви предложил Уилсону «Нейви кат», и они, покуривая, принялись созерцать виллу «Реал» в лучах заходящего солнца.

— Смотрится как Букингемский дворец, черт побери, — заметил Пиви.

— Но это, увы, не он. Как развивается операция?

— Неплохо. Кое-где встретились очаги сопротивления. Они подавлены к полудню. Теперь мы распределяем продовольствие среди туземцев. Похоже, они очень рады нашему появлению.

Уилсон на минутку задумался:

— Местная экономика наверняка полетит к чертям.

— Это не наша забота.

— Как сказать, — усомнился Уилсон. В этот момент Крикет застонала.

— Ваша жена?

— Она самая.

— С ней все в порядке?

— Более или менее.

Морские пехотинцы топтались на месте, скрипели ботинками. Над джунглями повисла долгая тропическая мгла, а закат стал кровавым — багрово-красным. Пиви отшвырнул окурок и перевел взгляд голубых, как у Питера О'Тула, глаз с заката на Уилсона.

— Там кто-нибудь еще остался? — Лейтенант кивнул на усадьбу Португи.

— Никого.

— Так, ради любопытства, что бы вы предложили сделать?

Уилсон глянул на виллу «Реал», мирно стоявшую в тени, и задумался о четырехсотлетней истории обработанных камней, мортир, садов со скульптурами, культивированных земель, — всего того, что возникло здесь за счет работорговли, пиратства и убийств. Вспомнил о комнатах, когда-то увешанных картинами, о предках дона Луиса, которые стали рабовладельцами, убийцами и пиратами ради того, чтобы носить высокие круглые плоеные жесткие воротники, бархатные камзолы или элегантные напудренные парики и треуголки и читать при этом томики Вольтера. Увидел внутренним взором идальго, плававшего в собственной крови, как эмбрион в формальдегиде, вздрогнул и отвернулся. Четыреста лет — не так уж много по сравнению с вечностью. Пришла пора положить этому конец.

— Я бы устроил воздушный налет.

— Вроде как жалко, — возразил Пиви.

— Нет! — отрезал Уилсон. — Это будет скорее акт справедливости, чем вандализма. Здесь ничего не должно остаться.

Он снова сел в машину, включил сцепление и задребезжал по меловой дороге в сторону города. Когда они достигли опушки леса, над ними пролетели «Си Харри-еры». Уилсон включил фары и назад смотреть не стал. Взрывы достигли его ушей, уже приглушенные густой листвой и замшелым молчанием джунглей.

15

Крикет высадили на необитаемый остров. В поперечнике он едва ли достигал двухсот ярдов, а при приливе вообще сокращался до тридцати. На берегу валялись деревянные обломки, ржавые банки из-под консервов, вот, пожалуй, и все. В прибое копошились пестрые крабы размером с ладонь.

Крикет ступила на мокрый песок с брезгливостью кошки.

— Это не честно, — заявила она.

— Приказ капитана, мадам, — ответил лейтенант Пиви.

Крикет посмотрела вверх — на небо, на кружащих чаек.

— Позвольте нам попрощаться, — попросил Уилсон. — Она пока еще моя жена.

Пиви согласно кивнул:

— У вас пятнадцать минут, не больше. Нас ждут на «Оводе».

Уилсон помог Крикет перетащить лодку на ту часть острова, что была обращена к континенту. Они постояли рядом, испытывая некоторую неловкость, посмотрели на темную полоску на горизонте, которая обозначала Бенин.

— Это будет не так трудно, — заговорил Уилсон. — Африка в десяти милях к востоку отсюда. Плавание займет всего несколько часов. На всякий случай у тебя есть с собой трехдневный запас продуктов и воды, а также прибор для ее очистки. Когда достигнешь берега, тебе останется преодолеть каких-то восемь миль до Порто-Ново, я проверил по карте. У тебя ведь там друзья, правда?

Крикет опустилась на песок и положила голову на колени. Уилсон взглянул на ее волосы, отливающие медью, и присел на корточки.

— Так должно быть, Крикет, — сказал он мягко. — Они хотели отдать тебя в распоряжение ООН для предания суду наравне с уцелевшими пиратами. Мне пришлось долго убеждать их не делать этого… — Он замолк.

— К черту все это. Я хочу, чтобы ты остался со мной. — Крикет подняла голову.

— Не могу, — ответил Уилсон, но глаза отвел в сторону.

— Почему?

Уилсон устало махнул рукой:

— Крикет, это мучительно.

— Нет, ты объясни мне.

— Вспомни о Вебстере. Со мной то же самое чуть не случилось. С меня хотели содрать кожу и насадить на кол, как кусок говядины.

— Но ведь ты застрелил папу. Ты убил моего отца. Мы оба должны кое-что друг другу простить. Я тогда не знала, насколько ты мне нужен.

— Что я должен сделать, чтобы получить пиратский развод? — перебил он ее.

— Высадить меня на необитаемый остров.

Уилсону захотелось встать и уйти к лейтенанту Пиви и его людям, но последний порыв сердца удерживал его. Он схватил твердую, покрытую ссадинами руку и нагнулся было, чтобы поцеловать.

— Ты любишь меня, — сказала Крикет. — Я чувствую это.

Уилсон сжал челюсти, отпустил ее руку и посмотрел на море.

— Ты права, — признался он. — Я люблю тебя. Я люблю тебя так, как мужчины любят войну, пьянство и все прочее, и это для них плохо.