Цена жизни - Павел Нечаев

— Роберт Краних, солдат, — Грин не заметил, как произнес это вслух. — Пал на чужой войне.

— Как так получилось, Грин? — спросил Даник. — Почему он? Почему он должен был за этих гадов воевать? — В глазах у Даника стояли слезы. Он пытался их скрыть, но они все равно прорывались.

— Он воевал не за них, — покачал головой Грин. — Он дрался за нас. — Грин помолчал, спросил: — Как мать?

— Плохо. Да ты сам видел, — ответил Даник. Его мать, по сути, под руки увели с кладбища женщины. Она с трудом стояла на ногах, и выглядела очень плохо.

— Иди домой, Дан, — приказал Грин. — Присмотри за матерью.

— А вы? Вы что же, не собираетесь ничего делать? Что, все зря? — закусил губу Даник.

— Тебе сколько лет, Дан? — задумчиво спросил Грин.

— Четырнадцать! — Даник сжал кулаки.

— Иди домой, Дан, к матери, — повторил Грин. Даник не сдвинулся с места, и Грин прикрикнул: — Да иди же! Иди, и передай ребятам, пусть будут наготове, и ждут сигнала.

— Когда? — спросил Даник.

— Скоро, — ответил Грин, и повторил, глядя на могилу: — Скоро…

Тысячи беженцев, скопившихся в Поселке и промзоне, надо было как-то устраивать. Армия нуждалась в переформировании. Масштаб потерь власти держали в секрете, но ясно было, что они значительны. Многих и многих недосчиталась Земля Отцов. Строилась новая оборонительная линия, на этот раз сразу за Поселком. План был прост — отгородиться от сарацинских территорий цепочкой укрепленных пунктов. Дела хватало всем. Но про группу Грина, казалось, забыли. У властей хватало забот и без него. Шли дни. Грин потихоньку поправлялся. Он вместе с бойцами поселился в Семье Бориса. Тот даже рад был таким гостям, и старался угодить, чем мог. Когда вокруг творится черт знает что, хорошо иметь рядом вооруженных, натренированных, уверенных в себе парней. Бойцы, пользуясь передышкой, оттягивались кто во что горазд. Никиту отпустили из лазарета спустя неделю. Держать оружия он не мог, но в остальном чувствовал себя хорошо. После прорыва из Сафеда члены маленького отряда еще сильнее сдружились. Никита влился в команду, о былой неприязни никто не вспоминал. Мишку, которого отец Грина забрал к себе, сменил Амир, тот, что вел бронетранспортер.

— Ты мне второй раз жизнь спас, — поблагодарил Грин Никиту, когда навещал того в лазарете.

— Это как? — не понял Никита.

— Ведь это ты сказал Эрану, что я вел себя как подобает? — полуутвердительно спросил Грин.

— Да. А разве это неправда? — прикинулся валенком Никита.

— Правда, — улыбнулся Грин. — Новые указания насчет меня получил?

— Да, получил, — спокойно ответил Никита, глядя Грину в глаза.

— Будешь выполнять? — поднял бровь Грин.

— По обстоятельствам, — в том же спокойном тоне ответил Никита. Грин заметил, что у него с Никитой появилась общая черта — вот это вот ледяное спокойствие. Они перешли на новый уровень, взгляд на жизнь, и смерть изменился. Если бы не это, отец с Эраном его бы не пожалели. Важно было не то, что он сказал, а как он это сказал. Своим поведением, мельчайшими нюансами, своей энергетикой, он внушил им, что их подозрения безосновательны, и его оставили в живых. Грин прошел по лезвию бритвы, не сбив дыхания.

Так прошел почти месяц. Сарацины не пересекли условных границ изрядно уменьшившейся Земли Отцов. Грин занимался тем, что ел, спал, гулял, разрабатывая заживающую ногу, и снова ел. Отдых пошел ему на пользу, он поправился, поздоровел и стал похож на обывателя. А потом Грину снова стали сниться сны.

На этот раз ему приснилось, что он стоит на берегу горной речки. Быстрый поток, бегущий в галечном русле, наверное, журчал, но Грин не слышал ни звука. Кино оказалось немым. На берегу речки, где сосны отступали от берега, образуя поляну, стояла конусообразная палатка из шкур, рядом с палаткой горел костер. У костра на бревнах сидели двое. Одним из сидевших был старый шаман, которого Грин уже видел. Голый по пояс, с трубкой в зубах, он строгал что-то самодельным ножом. Напротив него сидел Вайнштейн. Вайнштейна Грин узнал не сразу. Он казался моложе на двадцать лет. Вайнштейн что-то горячо доказывал шаману, тыча пальцем в лежащую на коленях книгу. Шаман кивал, то ли соглашаясь, то ли просто так, и попыхивал трубкой. Над костром поджаривалась туша какого-то зверя. Вайнштейн периодически отвлекался от книги, чтобы повернуть вертел. Грин постоял в стороне, не веря своим глазам, потом подошел. Вайнштейн глянул на него, и что-то сказал шаману. Оба рассмеялись, и шаман указал Грину на бревнышко. Грин сел. Вайнштейн стал что-то возбужденно ему говорить, но Грин не услышал ни звука. Когда Вайнштейн понял, что Грин его не слышит, он попросил помощи у шамана. Шаман протянул Вайнштейну то, что выстрагивал все это время. Оказалось, что он сделал из куска сосновой коры лодочку. Вайнштейн просиял, нашел ровную палочку, и, проковыряв по центру лодочки дырочки, приделал мачту. Затем, он достал из заднего кармана записную книжку с котом на обложке, вырвал оттуда листок, и у лодочки появилась мачта. Вайнштейн встал, и подошел к реке. Держа мачту двумя пальцами, он опустил лодочку на воду, и отпустил. Течение тут же подхватило ее, и понесло. Вайнштейн обернулся к Грину, и вопросительно глянул на него: понял, мол? Грин кивнул, подтверждая. Вайнштейн дружески обнял Грина, что-то сказал, и вдруг столкнул его в воду. Ледяная вода обожгла Грина, он крикнул что было сил, и проснулся.

— Что случилось? — Лена проснулась. Оказалось, что он кричал наяву. — Опять сны?

— Пустое, — махнул рукой Грин. Занималась заря, и Грин не стал ложиться спать. Он прошел по спящему дому на кухню. Он налил себе стакан воды, и как был, в трусах, вышел на крыльцо. Горизонт на востоке светлел.

— Пора, — сказал в пустоту Грин, и сделал глоток. — Пора. — Приняв решение, он тут же принялся обдумывать все детали предстоящего эндшпиля, просчитывать все на много ходов вперед. Он настолько погрузился в свои мысли, что, спустя час, когда уже рассвело, Лена обнаружила его стоящим на крыльце с недопитым стаканом в руке.

На то, чтобы оповестить нужных людей, не ушло много времени. В царившей неразберихе некому было следить, кто куда пошел, поэтому действовали, фактически, открыто. На следующий день в старом Клубе, в промзоне, собрались полтора десятка заговорщиков. Многие из тех, кто пришел на такое же заседание два года назад, не пришли. Половину присутствующих Грин с трудом узнал, так они выросли. После обмена приветствиями, Грин сразу перешел к делу.

— Я вас вот зачем собрал, — начал он. — Пришло время выполнить то, о чем мы говорили два года назад. Наши враги ослаблены, им не до нас. Поэтому я предлагаю собрать наличные силы, и выступать.

— Выступать сейчас, когда сарацины у порога? — перебил Грина Эмиль. — Допустим, мы победим. Что делать с сарацинами?

— Я много над этим вопросом думал, — ответил Грин. — И пришел к такому выводу: это не наша война. Это вообще приступ массового помешательства. Весь мир погиб, а мы тут на крохотном пятачке режем друг друга. Это безумие, блин! Участвовать в этом я не хочу. Думаю, что вы тоже. Поэтому я предлагаю выбрать вариант, которого в списке нет: свалить отсюда… — Грин принялся излагать присутствующим свой план.

— А почему мы не можем взять всех, кто захочет? — подал голос Денис.

— Есть несколько причин, — ответил Грин. — Во-первых, недостаточно мест. Во-вторых, все надо провести в тайне. Если о нашем плане узнают враги, они просто не отпустят людей. Да и нам несладко придется. И в третьих, это самая главная причина — я не хочу брать кого попало.

— Это как? — не понял Эмиль.

— Мы не должны повторить ошибку Комитета, — Грин рубанул ладонью воздух. — Нечего брать потенциальных предателей. Потом меньше проблем будет. Возьмем только своих. Поговорите с ребятами. У каждого из вас своя группа. Пусть сами выберут, кому сообщить, кого взять с собой. Родственников, друзей — не важно. Лишь бы это были наши люди, не чмулики.

— Поправка, — поднял руку парень лет шестнадцати. Грин поймал себя на мысли, что забыл, как того зовут. — Если мы распространим информацию раньше времени, кто-то обязательно проболтается.

— Габи прав, — поддержал Эмиль. Грин вздрогнул, услышав, как зовут парня.

— Да, — справился с собой Грин. — Так и есть. Поэтому вы должны будете посвятить их в курс дела, когда первый этап будет завершен. У вас будет сорок восемь часов, чтобы собрать людей. После этого мы уходим, соберутся все или нет. Главное, что вам надо решить сейчас, это хотите ли вы уйти, или, все же, останетесь. И ребят своих спросите.

— Это авантюра, — покачал головой Эмиль. — Огромный риск вот так уходить в никуда.

— Хочешь остаться, и драться за Землю Отцов с сарацинами? Дело твое, — резко ответил Грин. — Я считаю, что это глупо. Планета огромная и пустая, есть тысячи мест, где нет ни сарацин, ни фашистов. Нам незачем хвататься зубами за этот клочок земли. Оставим его сарацинам, а себе найдем место поспокойнее. Двинем на север, туда, где только недавно сошел снег. Там мы сможем жить, не опасаясь, что придет очередной Барзель.