Тайны войны - Юрий Корольков

Машина остановилась у подъезда двухэтажного здания штаба.

Командующий 9-й армией генерал Корап, человек средних лет, начинающий преждевременно тучнеть и уже с трудом затягивающий на ногах обмотки, встретил корреспондентов подчеркнуто вежливо. Он только что поднялся после обеденного отдыха. Припухшие глаза его носили следы недавнего сна. Добродушно-застенчивый, лишенный какой бы то ни было военной выправки, генерал явно старался понравиться журналистам, произвести впечатление. Радушно улыбаясь и доверительно склонившись к собеседникам, будто сообщал им большую тайну, командующий армией сказал, что ждал их приезда – ему накануне звонили из ставки. Генерал уже принял необходимые меры. Он предупредил командира дивизии. Господа корреспонденты могут рассчитывать там на исключительный прием.

Через несколько минут генерал Корап с таким же конфиденциальным видом рассказывал гостям о том, как он брал в плен Абдаль-Керима во время какого-то очередного восстания рифов в Северной Африке, как вождь повстанцев благодарил его, тогда еще лейтенанта Корапа, за то, что именно он пленил его. Это событие, происшедшее лет пятнадцать тому назад, по-видимому, было вершиной военных удач генерала. О походе он вспоминал с гордостью и нескрываемой похвальбой. Чтобы проверить, какое впечатление производят на слушателей его слова, генерал откидывался на спинку кресла, потом снова склонялся к ним, как заговорщик.

Журналисты доставили большое удовольствие генералу. В течение часа они вежливо выслушивали подробности пленения Абдаль-Керима. Генерал с некоторой грустью и сожалением отпускал корреспондентов. На прощание долго жал каждому руку.

– А теперь, – почему-то понизив голос, сказал генерал Корап, – поезжайте на передний край. Я рад буду услышать ваше мнение о моих войсках.

Генерал проводил их до двери. Он оставался неизменно вежливым.

Чего другого, а вежливости во французской армии хоть отбавляй! Терзи иронически отметил это про себя, вспоминая другие встречи и наблюдения. Начиная от посещения ставки, они пребывали в атмосфере такой приторной вежливости, которая, будто зеленый луч уличного светофора, открывала им все дороги.

Генерал Корап поручил адъютанту проводить гостей до дивизии, хотя дорога здесь была прямая и заблудиться не представлялось никакой возможности.

В дивизию – она стояла на правом фланге армии, близ такого же сонного городка, как Вервейн, – приехали к вечеру. Заночевали в гостинице. Хозяйка подала им нагретые простыни. Все было как в мирное время.

Утром отправились в полк. Командир дивизии тяготился бездельем и скукой фронтовой жизни. Он сам вызвался сопровождать гостей. Через полчаса езды машины свернули в сторону от дороги, к одинокой крестьянской усадьбе. За садом, обнесенным невысокой каменной стеной, тянулась траншея, исчезавшая в мелком кустарнике.

В тот год зима во Франции стояла суровая, и только в половине марта солнце начало по-весеннему пригревать землю. Во дворе усадьбы солдаты грелись на солнцепеке. Они сидели на куче бревен, видимо приготовленных для ремонта хижины. Но война нарушила планы хозяина. Сырые и потемневшие бревна лежали посреди двора рядом с кучей дров, напиленных из тех же бревен.

С появлением офицеров солдаты вскочили, вытянулись и стояли до тех пор, пока комдив не исчез в дверях хижины. Избавившись от присутствия начальства, солдаты почувствовали себя вольно, окружили машины и принялись расспрашивать шоферов о новостях, допытываясь, кого и зачем привезли они в полк.

Терзи остался во дворе, прислушиваясь к разговорам.

Вскоре в проломе стены, отгораживающей усадьбу от сада, появилась долговязая фигура в солдатской одежде. В руке солдат держал лопату и грабли, зажав оба черенка в широкой ладони. Он неторопливо перешагнул через пролом и присоединился к группе, стоявшей вокруг машины.

– Эй, Фрашон, – встретил его невысокий смешливый парень в засаленном кителе и таких же потертых штанах, – твои кролики еще не подохли?

– Ладно, ладно, – добродушно ответил солдат, которого назвали Фрашоном, – скоро ты у меня попросишь кроличьего рагу! Это будет раньше, чем станут нестись твои куры.

Фрашон попросил закурить, набил трубку, постоял, послушал и, вскинув на плечо лопату и грабли, полез обратно в пролом.

Терзи подошел к стене, заглянул в сад. В углу, за кряжистыми ветвями старых яблонь, громоздились самодельные клетки, сколоченные из ящиков. В одной из них за проволочной сеткой лежала крольчиха и вокруг прыгали малыши – пушистые шарики. Рядом на крыше сарая возвышалась голубятня. Около нее, стоя на лесенке, возился солдат. Куском фанеры он вычищал из голубятни помет.

Фрашон подошел к солдату, посмотрел на его работу.

– Не выйдет из тебя хозяина, – укоризненно сказал он. – Кто же такое добро бросает? Такому навозу цены нет. Дай мне его.

– Бери, – лениво отозвался солдат, чистивший голубятню. – Для тебя мне дерьма не жалко…

Фрашон поддел лопатой сброшенный вниз помет, отнес в сторону и, поплевав на ладони, принялся копать грядки на оттаявшей влажной земле. Он работал, попыхивая трубкой, и, вероятно, испытывал истинное наслаждение, судя по тому, как старательно подымал пласты пепельно-желтой маслянистой земли.

Солдаты, говорившие с шоферами, начали расходиться, снова уселись на бревнах. Кто-то крикнул, повернувшись к задворкам:

– Эй, дядюшка Фрашон, сыграем в карты?

Фрашон молча продолжал работать, будто не слышал.

– Иди, отыграемся! – снова крикнул солдат. – Не надоело тебе копаться в грязи?

– Нет, не хочу.

– Ну и черт с ним! Давайте одни. – Солдат вытащил из кармана засаленную колоду, перетасовал карты. – Теперь его не оторвешь от грядок. Зарылся, как крот. Верно, что Редиска…

Солдаты стали играть в карты. Вскоре из дома вышел командир дивизии. Его сопровождали офицеры. Жюль Бенуа что-то на ходу записывал в блокноте. Терзи присоединился к группе. Солдаты вскочили, пряча за спиной карты.

Командир дивизии, пожилой, худощавый, с седыми, коротко подстриженными усиками, шел впереди. Полковник в отставке, он с началом войны вернулся в армию, подобно многим офицерам запаса. Так же, как многие, он считал начатую войну временным недоразумением, которое только отрывает людей от настоящего дела. Последние годы, уволившись в отставку, полковник держал магазин дамских шляп где-то на юге Франции. На фронте его больше всего тревожила мысль: как-то жена справляется одна с непосильной, свалившейся на нее обузой?

– Вот и все наше хозяйство, – сказал полковник, широким жестом указывая на траншеи. – Так и живем… Скучно!

Они остановились у края траншеи, на дне которой стояли желтые лужи. Впереди тянулись жиденькие проволочные заграждения. Еще дальше, за болотистой низинкой, поросшей осокой, виднелась шоссейная дорога с беленькими столбиками по краям. Вдоль нее шли два бельгийских пограничника с винтовками, закинутыми через плечо.

Из блиндажа без головного убора, в расстегнутом кителе вынырнул солдат, нагруженный порожними котелками. Выбирая места посуше, он шел по траншее, сосредоточив все внимание только на том, чтобы не соскользнуть в грязь. Сделав несколько шагов, он поднял голову, растерянно остановился. Солдат попытался застегнуть китель, но руки были заняты. Котелок упал в жижу. Солдат растерялся еще больше. Веснушчатое лицо его покраснело.

– Проходи, проходи! – нахмурившись, брезгливо сказал командир дивизии. – Господин лейтенант, почему у вас люди в таком виде? Примите меры!

– Слушаюсь! – Лейтенант козырнул, щелкнув каблуками.

Солдат, подобрав котелок, торопливо зашагал по траншее к ферме, шлепая по лужам и не разбирая дороги. Траншея доходила ему всего до пояса.

Стараясь замять неприятный инцидент, командир дивизии сказал, обращаясь к Бенуа:

– Здесь у нас пулеметная точка. Со временем поставим противотанковую пушку. Как видите, для нее готова площадка.

– Когда же это будет? – спросил Терзи.

– Когда поступит приказ… Пока она не нужна, да и вряд ли понадобится. Все это, – полковник снова сделал широкий жест рукой, – все это имеет только символическое значение. Немцы не настолько глупы, чтобы месить здесь грязь своими танками. Во Фландрию они не полезут, да и вообще…

– Простите, – возразил Терзи, – а мехельнский приказ? Разве не говорит он о планах Гитлера?

Полковник снисходительно посмотрел на Терзи.

– Ерунда! Обычная мистификация, свойственная немцам! Я читал допрос этого офицера связи… Сказка для детей! Вы знаете эту историю? – обратился он к Бенуа. – Глупее нельзя придумать. Видите ли, немецкий капитан Малин отправился поездом в Кёльн с совершенно секретным приказом и вдруг очутился на бельгийской территории, около Мехельна, на вересковой пустоши. Капитан утверждает, что летчик сделал вынужденную посадку, перепутал Кёльнский собор с маастрихтской кирхой… Кто этому поверит! Потом сделал вид, будто хочет сжечь пакет, и не сжег. Наивный мистификатор! По этому приказу немцы, оказывается, собирались совершить прорыв как раз через наше болото, которое вы видите. – Полковник рассмеялся, довольный своей остротой.