Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) - Бувэй Люй

непременно найдет достойного партнера.

КНИГА ПЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Опасение большого / Шэнь да

Чем более велик мудрый властитель, тем больше он настороже, чем он сильнее, тем более он начеку. Великие всегда стараются принизить соседние государства, сильные вечно стремятся одержать верх над возможными соперниками. Но победы над соперниками несут массу забот, принижение соседей приносит много неприятностей, а когда забот и неприятностей хватает, каким бы сильным ни было государство, невозможно не быть настороже, нельзя не быть начеку. Поэтому мудрый властитель думает об опасности, даже когда все спокойно, думает о возможных поражениях, даже когда ему сопутствует успех, думает о гибели государства, даже приобретая новые территории. В «Чжоу шу» об этом говорится:

Как на краю пучины стоя,

Как по тонкому льду ступая, —

В делах осмотрителен будь!

Цзе, утратив дао, стал наглым и алчным злодеем и насильником. Вся Поднебесная дрожала от ужаса, страдая от него. Однако сетования были самого разного характера и содержания, так что трудно было понять их природу, и тогда министр Гань Синь прибегнул к устрашению и обрушился со всей силой на чжухоу, дабы предостеречь народ. Мудрые и добрые пребывали в растерянности и печали. Тогда он убил Лун Пана, чтобы все злодеи покорились, а народ зароптал, и у многих появилось желание отправиться подальше. Никто не смел больше говорить открыто, не был уверен, доживет ли до завтра. Крупные сановники пребывали в скорби или тайно возмущались. Тем не менее сам Цзе полагал себя весьма и весьма мудрым, он восхищался своими ошибками и превозносил свои бесчинства. Дао правителя, таким образом, оказалось под угрозой, а подданные государства были охвачены великой смутой.

Тогда Тана охватило беспокойство и тревога по поводу неурядиц в Поднебесной, и он повелел И Иню отправиться в Ся, чтобы наблюдать там за ходом дел. Однако, опасаясь, что ему там не поверят, Тан собственноручно выстрелил в И Иня. И Инь бежал в Ся и через три года вернулся в Го, столицу Тана, с докладом: «Цзе совершенно потерял голову от Мо Си. Он увлечен яшмой вань и тань. Он совершенно не заботится о своем народе, и народ не намерен больше сохранять ему верность. Высшие и низшие терпеть не могут друг друга, в сердце народном накопилась скорбь. Все говорят: «Небеса отвернулись от нас, правление дома Ся пришло к концу!»

Тан тогда сказал И Иню: «Я никогда не забуду то, что ты сообщил мне о делах в Ся!»

После этого Тан вступил в союз с И Инем с целью непременно сокрушить Ся. И Инь тогда вновь отправился в Ся, чтобы дальше наблюдать за обстановкой там, и услышал там от самой Мо Си следующее: «Сегодня ночью сыну неба приснился сон, что с западной стороны взошло солнце и с восточной стороны взошло солнце, они встретились и вступили в схватку. Западное солнце одержало победу, восточное не могло его осилить». И Инь сообщил об этом Тану. В царстве Шан в это время была засуха, но Тан все же послал войска, чтобы подтвердить верность своему союзу с И Инем, и при этом повелел войскам выйти из пределов царства на западе, чтобы наступление совершалось с восточного направления. Его войско не скрестило еще клинки с противником, как Цзе бежал, и он гнал его до самых Великих песков Даша, тело его было расчленено и на виду у всего мира обезглавлено. Тот, кто не в состоянии выслушать честное увещевание, хоть и будет потом сожалеть об этом, да будет уже поздно!

Так Тан стал сыном неба, и народ Ся очень этому обрадовался. Все равно что получил любящего отца. Двор остался на месте, крестьяне не покинули своих наделов, торговцы продолжали заниматься своим делом, как обычно, в своих лавках. Они любили И Иня так же, как прежде любили Ся.

Вот это и называется высшая справедливость, высший порядок, высшая верность, — когда он пришел на помощь И Иню, не стремясь уклониться под предлогом такого несчастья, как засуха. Он почтил И Иня в ряду предков и из поколения в поколение приносил ему жертвы, пока существовал дом Шан.

Когда У-ван одержал верх над Инь, то, не сойдя еще с боевой колесницы, он повелел отвести потомкам Хуан-ди земли Чжунь, отдать во владение потомкам Яо местность Ли, а потомкам Шуня — земли Чэнь. Сойдя с колесницы, он повелел отдать во владение потомкам династии Ся земли в Ци, потомкам Чэн Тана — земли в Сун и оставил за ними право приносить жертвы в Санлине.

После этого У-ван впал в мрачное состояние духа и со слезами на глазах стал просить Чжоу-гун Даня, чтобы он отправился к оставшимся старейшинам Инь и спросил их о причинах гибели Инь, а также о том, что любит их народ и чего бы он желал от новой власти.

Старейшины Инь отвечали на это: «Народ желает восстановления режима правления времен Пань Гэна».

Тогда У-ван восстановил для них порядки, существовавшие при Пань Гэне. Он также роздал зерно из государственного хранилища Цзюйцяо и деньги из казны Лутай, чтобы убедить народ в собственном бескорыстии. Он выпустил заключенных, амнистировал обвиненных в преступлениях, произвел раздачи и простил долги, чтобы тем поддержать нуждающихся и оказавшихся в стесненных обстоятельствах. Он привел в порядок могилу Би Ганя, украсил дворец Цзи-цзы и вывесил на воротах Шан Юна повеление всем, кто двигается пешком, проходить ворота церемониальным шагом, а тем, кто двигается в повозках, сходить на землю.

В течение трех дней он произвел всех мужей, принимавших участие в разработке плана кампании, в звание чжухоу, всех дафу наградил пособием в размере дохода двадцати пяти семейств, а рядовых дружинников, если ими исправлялась должность, освободил от уплаты податей. После этого он переправился через Хуанхэ и направился на запад, с тем чтобы представить благодарственный доклад в храме предков, а затем отпустил боевых коней пастись на горе Хуашань, а рабочих волов — на пастбища в Таолине, чтобы кони никогда больше не участвовали в походах, а волы — в работах. Барабаны, знамена, панцири и секиры были обмазаны кровью жертвенных животных и отправлены на хранение в дворцовые арсеналы, чтобы никогда более не применяться в бою.

Такова была добродетель У-вана. Вот почему в Минтане рода Чжоу двери никогда не закрывались, чтобы показать всему миру, что в нем ничего не скрывают. Ибо только ничего не