Как убить своего мужа и другие полезные советы по домоводству - Кэти Летт

Вся на нервах, я жду в судебном буфете, наблюдая за пожилыми дамами, величественно сбрасывающими оперение, точно орлицы в период линьки. Я прихлебываю обжигающий чай и представляю их в роли крестных матерей Ист-Энда. Затем перевожу взгляд на поколение помоложе. Взаимозаменяемые блондинки в легких, коротких платьицах, держащихся, похоже, на креме для лица, громко ругаются и ноют, что в буфете нельзя курить; их голые ноги невосприимчивы к холоду.

Вера трогает меня за плечо. С упавшим сердцем я бреду в роскошный зал. Блеск огней и великолепие канделябров просто слепит. Подсаживаюсь к команде помощников адвоката, когда прокурор уже зачитывает обвинение:

— …Закон 1861 года «О преступлениях против личности» предоставляет английским судам юрисдикцию на отправление правосудия в отношении любого английского подданного, обвиняющегося в убийстве другого английского подданного. Ваша честь, мы располагаем дополнительными уликами, полученными от полиции Южной Австралии.

Вдова на скамье подсудимых выглядит испуганной и слабой, блестящие волосы убраны в пучок на макушке. Джаз хоть и пытается сохранять достоинство, но нервы выдают ее, и она то и дело по-кошачьи облизывает губы. Защитник блещет красноречием, обращаясь к судье с просьбой о выходе под залог: у подзащитной есть собственное жилье и она готова внести двадцать тысяч фунтов в качестве гарантийного обеспечения.

Королевский прокурор решительно возражает:

— Ваша честь, эта женщина намеревалась извлечь выгоду из смерти своего мужа. Она не из тех, кто скорбел бы о его кончине. Наоборот, она собиралась отпраздновать ее.

Лысиной воздавший за тревоги и беспокойства, обвинитель, без сомнения, обозлен на весь белый свет из-за прыщей, придающих его лицу вид прессованного творога, который проткнули вилкой, — явное препятствие для любых романтических устремлений. Только так можно объяснить, почему он принимается расписывать Джаз как вымогательницу, запутавшуюся в паутине преступного мира.

— Нет никаких сомнений в том, что совершено преступление. Счастливый семейный отпуск — притворство и фальшь. Все последние месяцы Джасмин Джардин находилась в состоянии повышенной раздражительности вследствие мучительного разрыва с мужем и постоянных ссор из-за имущества и опекунства над сыном.

Далее прокурор распинается о том, как Джаз, замыслив убить мужа с целью получения страховой выплаты в два миллиона фунтов, пыталась уговорить своего любовника Билли Бостона, находившегося в это же время в Австралии в качестве гостя литературного фестиваля, выполнить заказ на убийство, а затем избавиться от трупа, сбросив его в море.

— Когда же Билли Бостон ответил отказом, эта женщина, по-видимому, стала искать другие пути. У этого крайне корыстного человека были две очень веские причины убить Дэвида Стадлендза: деньги и сексуальная свобода.

Ого, думаю я, грызя ногти. Говорливый прокурор меж тем продолжает раскрывать суду все новые подробности из жизни обвиняемой, повествуя о том, как за последний год Джаз изменила мужу более чем с четырьмя десятками мужчин.

— Сомнительными типами с дурной репутацией; людьми, которые, надо думать, могли предложить ей немало способов бежать за границу. Похваляясь, что вскоре станет богатой вдовой, обвиняемая ударилась в романы на стороне, пока ее ничего не подозревающий супруг оказывал помощь бедному населению Африки.

В этот момент судья пренебрежительно хмыкает и пристально смотрит на Вавилонскую Блудницу поверх очков. Я едва не вскакиваю с места — крикнуть, что все не так, что, наоборот, именно Джаз чуть не отдала концы от передозировки супружеским донжуанством, а ее якобы безупречный муженек использовал бедняков в своих чисто корыстных целях, — но вовремя спохватываюсь, вспомнив, что меня здесь вообще не должно быть.

— Ваша честь. — Защитник Джаз встает, принимая подобострастную позу королевского лакея. — На самом деле речь идет о пропавшем без вести. Полиция Австралии официально объявила доктора Стадлендза в розыск. За помощь и информацию назначено существенное вознаграждение. Нет никаких оснований утверждать, что мы имеем дело с преступлением, кроме весьма сомнительных слов уголовника-рецидивиста.

Джаз всхлипывает и прикладывает к глазам платок.

Сочась сарказмом, обвинитель напоминает суду о том, что нет человека более безутешного, чем несчастная вдова.

— Настолько безутешного, что не прошло и суток после исчезновения мужа, а она уже бросилась выяснять про его страховой полис на два миллиона фунтов и выплаты по пенсионному пособию.

— Можно мне сказать? — спрашивает Джаз. И тут же продолжает, не дожидаясь разрешения: — Никто не исключал вероятности, что мой муж утонул, и я должна была встретить несчастье лицом к лицу, чтобы помочь сыну. У Джоша целая жизнь впереди…

— Суд вынужден напомнить, что аргументы защиты должны приводиться в надлежащее время. — Судья пытается утихомирить Джаз; тяжелые, округлые гласные сыплются на нее как удары. — И только через защитника.

Но Джаз не обращает на него внимания. Убежденность в своей правоте делает эту женщину бесстрашной.

— Да, не исключено, что мне еще предстоит принять неприемлемое — возможную смерть близкого человека, — но я не могу позволить скорби загубить жизнь сына. И если вы оставите меня в тюрьме, я не смогу поддерживать моего ребенка.

— Тишина в зале!

Судья издает звук, напоминающий крик рожающей сивучихи, и я начинаю всерьез беспокоиться за подругу: как она справится с тем, что ей придется всю оставшуюся жизнь штамповать даты возврата на книгах в тюремной библиотеке. Обвинитель меж тем продолжает:

— Существует реальная опасность, что ответчица попытается оказать давление на главного свидетеля, который в настоящее время выпущен под залог. Мы располагаем показаниями о том, что однажды она уже пыталась убить своего мужа, подменив его таблетки от малярии и тем самым подвергнув риску заражения паразитом Plasmodium falciparum. В другой раз она умышленно сняла неправильные мерки для его пуленепробиваемого жилета. Еще одно свидетельство злого умысла и безжалостности ответчицы.

И снова мой острый юридический ум вскрикивает: «Ой!»

Рыдания сдавливают горло Джаз. Но единственное, что может тронуть такого судью, — это его кишечник. Он безучастно разглядывает Джасмин, точно пробу на анализ под микроскопом. Страх дрожью проходит по моему телу. Ногти уже сгрызены под корень. И вот, когда будущее Джаз, казалось, вот-вот рухнет, как канатоходец из-под купола цирка, к обвинителю спешит судебный пристав и протягивает листок факса на официальном бланке. Тот пробегает его глазами, лицо удивленно вытягивается, творог свертывается в комковые сгустки.