Юрей теу - Дин Сухов

— Я сирота, Петти… Моя мать умерла, когда мне было пять лет. Своего отца я совсем не помню, — оставшись наедине с Петти, охотно открылся ей бывший раввин.

— А кем был ваш отец, Алиен?

— Сложно сказать…Судя по тому, что я представляю собой сейчас, он вполне мог быть Бонифацием Восьмым. Но, к сожалению мятежный пантифик умер задолго до моего рождения и теперь мне приходиться лишь гадать, кем был мой настоящий отец.

— Что вы можете сказать о своем детстве? Вы ведь были ребенком?

— Ха-ха-ха, вы забавная, Петти! Да, конечно, наверное, я был ребенком, но у меня совсем не было детства.

— Как так, разве такое бывает?

— В моем случае все было именно так… Я родился в Бруклине. В еврейском квартале. В три года моя мать отдала меня в хедер. Возможно, она хотела, чтобы я стал раввином. Я пробыл в хедере два года, а после того, как она умерла, меня перевели в школу для бедных детей. Там я до восьми лет изучал Пятикнижие, а после восьми лет занимался углубленным изучением Талмуда. Нас заставляли механически запоминать священные текста, а тех, кто плохо себя вел на уроках, ждало строгое наказание и голодный паек. До сих пор помню, как наш старый меламед издевался над нами. Мне доставалось больше всех. Но мне некуда было идти, и я терпел.

После окончания учебы в талмуд-торе, меня направили на учебу в еврейскую академию Ide Crown, расположенную в Чикаго. К тому времени я числился на хорошем счету у своих суровых учителей, и они сделали немало для того, чтобы я поступил в это престижное заведение. После года учебы в академии в моей жизни произошли большие изменения. Один из моих деканов походатайствовал о моем переводе в иерусалимскую иешиву Неве-Цион. Так я оказался в городе, в котором когда-то жил наш Спаситель. Благополучно окончив иешиву, я получил смиху и стал раввином.

Потом, что-то со мной произошло, и я решил пойти в армию. К тому времени у меня уже было израильское гражданство, и я считал своим долгом послужить своей второй Родине. В 2000 году я окончил двухмесячные офицерские курсы, и поступил на службу в одно из сухопутных подразделений ЦАХА/la. Я был офицером, отвечающим за «кциней дат», т. е, координатором по религиозным вопросам. Кроме этого почти два года я возглавлял подготовительные курсы «ульпаней-гиюр» для военнослужащих, желающих принять иудаизм. Я был инспектором осуществляющим надзор за приготовлением пищи и соблюдением Шаббата.

— Я слышала, что у евреев Шаббат считается особым днем, это так?

— …И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал…

— Что это?

— Это из Пятикнижия о субботе.

— Кстати, сегодня тоже суббота, по-вашему, шаббат!

— Нет, просто суббота.

— Хорошо, просто суббота…А как вы попали обратно в штаты, Алиен?

— После достаточно спокойной службы в ЦАХАЛе, меня вдруг потянуло на военные приключения. В 2003 году приказом главного военного раввина я был отправлен в запас в чине капитана. Но спустя полгода я уже служил военным раввином в Корпусе морской пехоты США.

— Зачем вам это понадобилось? Зачем вы бежали от мирной жизни?

— Я же говорю, меня вдруг потянуло на военные приключения.

— И вы попали на войну?

— Да, целых три года я вместе со своими однополчанами защищал демократию на афганских маковых плантациях.

— Мой бывший муж тоже воевал в Афганистане в морской пехоте.

— Значит вам не нужно подробности о моей службе в этой стране.

— Нет, не нужны. Я уже достаточно наслушалась об этом от своего сумасшедшего мужа. Барни был специалистом по диверсионной работе. И он часто рассказывал мне, как убивал «духов», так американские солдаты называли местных патриотов.

— Хм, патриотов!..Возможно, мы встречались там с вашим мужем?

— Вам лучше знать, Алиен… И как закончилась ваша военная эпопея в Афганистане?

— Можно сказать, трагически, Петти.

— Вас ранили?

— Нет, Бог миловал. На моих глазах погибло много хороших людей и не очень, но мне всегда везло. В моем случае, Бог сберег своего посланника от мученической смерти.

— Что же тогда с вами случилось, Алиен?

— В начале марта 2007 года в округе Нангархар на наше подразделение напал террорист-смертник. Он подорвал себя и многих моих солдат…Все сразу как-то покатилось кувырком. Я до этого не раз участвовал в боестолконовениях. Воевал в Гильменде, Урузгане и участвовал в жестоких боях под Кандагаром. Естественно мне приходилось стрелять, чтобы защитить себя и своих товарищей. Но тех, кого я, возможно, убил, были воинами. Они были готовы к смерти…А в тот день…я, вдруг позабыв о том, кто я и какова моя миссия в этой стране, поднял оружие на мирных жителей.

— Как, неужели вы стреляли в безоружных?

— Представьте себе, да. Я убил одного мужчину, двух пожилых женщин и молодую мать с ребенком на руках. Всего мы расстреляли около двадцати человек. Если бы люди с улицы не разбежались, то жертв могло бы быть значительно больше.

— Что случилось после?

— Потом был военный суд. Моим делом лично занимался главный раввин армии США в чине вице-адмирала и главный военный прокурор ISAF. В моем случае все ограничилось отстранением от исполнения обязанностей военного раввина и отставкой. Двум другим парням повезло меньше. Их ждал суровый военный трибунал и годы искупления вины в военной тюрьме.

— Вы чувствуете вину за убитых вами людей?

— Зачем вам это знать, Петти?

— И все же, ответьте мне. К примеру, мой бывший изверг-муженек не только не чувствовал себя виноватым, но и еще бахвалился своими «подвигами».

— Если вы хотите услышать от меня правду, то я скажу ее вам.

— Да, я хочу слышать от вас правду?

— Нет, я не чувствую за собой никакой вины за убитых мною людей.

— А что вы скажете об убитом вами ребенке? Разве он виноват в том, что ваши товарищи погибли?

— На войне нет невиновных, Петти.

— Вы меня разочаровываете, Алиен.

— Отчего же, позвольте узнать?

— Вы такой же, как все: жестокий, циничный и грубый. Вы-варвар!

— Я польщен вашей откровенностью, Петти.

— Теперь я понимаю, почему вас интересует персона Жака Лурье. Он ведь тоже был священником, что впрочем, не помешало ему стать убийцей невинных девочек и женщин.

— Природа человека намного сложнее, чем вы думаю, Петти. И как бы мы не пытались обуздать свою дикость уздечкой культуры, древние инстинкты, скрывающиеся в глубине нашего разума, все еще оказывают и будут оказывать свое влияние на нас.

— Неужели долгие годы обучения в религиозных школах и мирская практика прошли для вас даром?

— Хм, в последнее время я склонен считать, что мое религиозное обучение и стало катализатором насилия. Аскетичный образ жизни обострил мои животные инстинкты. Я стал острее воспринимать и чувствовать, происходящее во мне и вокруг меня. Жизнь человека наполнена conquista чувствами и эмоциональными проявлениями насилия. Все наши чувства есть насильное проникровение в девственную плеву мира.

Любовь и ненависть. Страх и радость. Симпатия и отвращение. Преданность и склонность ко лжи и обману. В разные сезоны своей жизни человек подвержен разнородным страстям и влиянию окружающего мира. Весной он сходит с ума от любви и ради объекта своего обожания, готов идти на любые жертвы. Лето наполняет людей ленивой снисходительностью к ближним и тягой к неконтролируемым совокуплениям.

Осень олицетворяется у многих с меланхолией и непонятной тоской. Зимой возрастает процент самоубийц, не находящих выплеска своей ненависти и отчаянию. Но все это лишь проявления жизни и смерти. Ведь важнее этих понятий нет ничего. Нельзя все время любить кого-то одного, как и невозможно полюбить весь мир. Безграничная ненависть выжигает душу и вряд ли способна умертвить всех твоих врагов. Говорить правду все время надоедает, так как правда особо никому не нужна. Если бы все вокруг лгали, то мир давно бы уже пошел на дно.

Секс прекрасен во всех своих проявлениях и глупы те, кто пытаются обуздать свое либидо. Ведь рано или поздно старость иссушит сок в чреслах и наступит похмельный закат.

Насилие очищает кровь от раковых клеток толерантности к чужому ближнему и придает новый импульс жизни.

И как все-таки все странно устроил Бог! Платоническая любовь зачастую приносит нам горечь потерь и ускоряет падение в Бездну Ада. Насилие, обостряет нашу чувственность, и дарит настоящее наслаждение, уставшим от пресной любви романтикам. Кровь возбуждает тягу к удовольствию, а слезы боли превращаются в источник откровения, проникшихся сладостью насилия.

Религиозный фанатизм обостряет пристрастие к удовольствию от насилия. Сначала ты ненавидишь свою жизнь, наполненную бесконечными молитвами к невидимому и непонятному Богу и засоренную однообразным штудированием выхолощенных бездушных священных текстов. Дурная пища, неумолимые учителя и спартанская обстановка закаляют твое тело и разум. Но постепенно, незаметно для самого себя, ты начинаешь получать удовольствие от этой бесконечной муки. Со временем ты превращаешься в камень, полость которого заполнена чувственностью дикого животного. Дух, тебя наполняет просветленный дух! Ты становишься властелином и хозяином своих чувств, коих легион и они, словно боевые кони, еще ни разу не побывавшие в бою.