Под кожей – только я - Ульяна Бисерова

Лука видел, что с ее опущенных ресниц вот-вот закапают слезы, и поспешил остановить бурный поток великодушия мачехи.

— Мы с Мией собирались пробраться к шоколадному фонтану. Составишь компанию?

— Ох, я бы с огромной радостью, но чуть позже, ладно? Надо еще перекинуться парой слов с польским президентом и австрийским премьер-министром. Скука смертная, но что поделать.

Ли Чи обворожительно улыбнулась и растворилась в толпе гостей.

— В чем дело? Почему ты так расстроена? Мне показалось, Ли Чи искренне стремилась угодить.

— Да. Даже чересчур.

— О чем ты?

— Не слишком ли много чести для внучки лакея?

— Да брось, ты же не затаишь обиду из-за подобной ерунды?

Миа промолчала, разглядывая носки собственных туфель.

— Знаешь, Ли Чи… Она, ну, не сразу раскрывается. Мне она тоже поначалу казалась холодной, напыщенной. Как же я сердился на Тео, что он ходит перед этой ханьской фифой на задних лапках, как дрессированный пудель! Но Тео… он никогда не ошибался в людях. Он сразу разгадал, что ее холодность — всего лишь маска, за которой скрывается доброе и любящее сердце.

На следующий день празднества в честь юного мессера Ганзы выплеснулись на улицы Бремена. С раннего утра фасады и окна домов украсили флаги с фамильным гербом, за столиками уличных кафе, на маленьких площадях и рынках горожане обсуждали последние новости, удивленно вскидывая брови и всплескивая руками.

Лука весь день разыскивал Мию, но ее и след простыл. Вечером по главной улице города, украшенной иллюминацией, прошло праздничное шествие. Оказавшись на дворцовой площади, змея из тысяч людских голов и ног изогнулась, чтобы пуститься в обратный путь, рассыпаясь на ходу на крошечные атомы. Лука наблюдал за шествием из окна рабочего кабинета, укрывшись за тяжелой портьерой. Кажется, люди на площади скандировали его имя — мозг отказывался фиксировать этот факт, как нечто совершенно небывалое и невозможное.

— Лукас! — Ли Чи ворвалась в кабинет, взбудораженная, разгоряченная. — Весь город будто с ума сошел!

— Видимо, мой дядюшка Вольфганг пользовался настолько сильной симпатией и уважением, что даже я кажусь вполне приемлемым вариантом в роли мессера.

— Нет, просто твоя история — это же как ожившая сказка.

— Ну да, несчастный сирота вдруг оказывается не безродным бродягой, а наследником миллиардов. Золушка на новый лад. А ты, получается, фея-крестная?

— О, да! И сейчас я продемонстрирую тебе настоящее волшебство! — Ли Чи с нескрываемой гордостью вывела Мию, которая все это время стояла за ее спиной. — Ну, что теперь ты скажешь про скромного воробушка?

Лука оторопело смотрел на Мию, разряженную в разноцветные тряпочки и перья. Ярко накрашенная, она стала походить на гламурных пластиковых красоток, выкроенных словно по одному и тому же лекалу, которые рекламировали модные бренды одежды и косметики. На ней был голубой парик — уложенное на ровный пробор каре.

— Миа, — опомнившись, улыбнулся Лука. — Тебя прямо-таки не узнать. Ты сразу стала такой… привлекательной. Как с рекламного плаката.

— Тебе правда нравится? — тихо спросила Миа.

— Конечно! — с преувеличенным воодушевлением воскликнул Лука. — Просто… немного непривычно, вот и всё.

Ресницы Мии, на которых сияли драгоценные стразы, задрожали.

— И вообще, я — тот еще советчик… Я же в моде разбираюсь, как свинья в апельсинах.

Миа сделала неловкий шаг, и ее тонкие ноги в туфлях на высоченной платформе подломились, как у олененка. Лука едва успел подхватить ее. Оттолкнув его, она вскочила.

— Кажется, прежняя Миа все же нравилась мне чуть больше, — улыбнулся Лука.

— Ну вот, все усилия насмарку, — закатила глаза Ли Чи.

Следующие несколько недель слились в череду поездок. Ганновер, Билефельд, Дортмунд, Эрфурт, Кассель, Олденбург — Лука быстро потерял счет городам. Прибыв в новое место, он произносил короткую воодушевляющую речь перед толпой нарядно одетых горожан, собравшихся на главной площади, которые размахивали флагами и приветствовали его радостными возгласами. С высоты трибуны лица и руки людей, стоявших за ограждением, которое охраняли солдаты Армии Неспящих, сливались в бестолково плещущееся море. Поначалу строгие и явно избыточные меры предосторожности, на которых настаивала Ли Чи, сопровождавшая его в каждой поездке, как и Миа, вызывали у Луки недоумение и оторопь: он не привык, чтобы на каждом шагу его сопровождало плотное кольцо телохранителей и снайперов. Но Ли Чи, поднаторевшая в политических играх, которая редко открыто противоречила Луке, здесь была непреклонна:

— Не бывает лишней предосторожности. Есть старая ханькая мудрость: даже если меч понадобится лишь однажды, носить его стоит каждый день. Потому что день этот ведом только богам.

— Разве правитель должен бояться своего народа? — тихо спросила Миа.

— Мне хочется видеть лица людей, которые собрались с раннего утра, чтобы поприветствовать правителя Ганзы, хочется перекинуться с кем-то парой слов, пожать руку. Что в этом плохого?

— Мой мальчик, — с терпеливым вздохом произнесла Ли Чи, — никогда нельзя предугадать, нет ли в рукоплещущей толпе сумасшедшего фанатика, озлобленного на весь мир, который пронес за пазухой обрез. Даже близкие люди подчас наносят удар исподтишка, совершают подлые поступки — из мести или ради выгоды. Как ты можешь быть уверен в чистоте помыслов тысяч совершенно незнакомых людей на площади?

— Мне кажется, ты сгущаешь краски. Это обычные законопослушные бюргеры, которые из любопытства пришли поглазеть на меня, как на жирафа в зоопарке. Я не чувствую угрозы. Разве что кто-то, пожимая мне руку, сломает кисть, стиснув ее слишком сильно от избытка верноподданических чувств.

— После того, как я потеряла Теофиля, не проходит ни дня, чтобы я не проклинала себя за легкомыслие и самонадеянность… Больше я не совершу подобной ошибки.

Луке нечем было крыть эту карту. Он знал, каково это — винить себя в гибели близкого человека: ничто не закроет этой свистящей сквозняком бреши в сердце.

После торжественной церемонии на площади, в финале которой бургомистр преподносил молодому мессеру драгоценный ларец, где на алой бархатной подушке лежал огромный ключ от города, кортеж провозил его по празднично украшенным улицам. Иногда делегация делала короткие остановки, чтобы осмотреть площадку, где велось строительство моста, школы или больницы. Там тоже все шло по заведенному сценарию: подрядчики жаловались, что камень и раствор стали практически на вес золота и уложиться в смету нет никакой возможности. Представитель магистрата шел багровыми пятнами и раздувал щеки, а Лука широким жестом выделял недостающее финансирование за счет фамильного фонда, чем повергал собравшихся в восторженную оторопь, лишь бы поскорее закончить ломать эту порядком надоевшую комедию. Разумеется, вечером ему придется в сотый раз выслушать нравоучения Ли Чи о том, что истинный правитель никогда не идет на поводу толпы, не ищет дешевой славы, разбрасывая семейный капитал налево и направо, не