Под кожей – только я - Ульяна Бисерова

разнородные фрагменты живой биомассы в однородный фарш, легко поддающийся формовке. Положительное заключение комиссии пришло всего через четыре месяца.

Когда надзиратели вели его к воротам лагеря, Флику казалось, что его сердце выпрыгнет от радости. Он боялся сделать что-то не то, спугнуть удачу и еле передвигал ватные ноги. Навстречу им попался строй заключенных из женского блока. Он скользнул взглядом по серым пустым лицам и споткнулся. На мгновение ему показалось, что среди этой молчаливой толпы обритых наголо, понурых женщин без возраста мелькнуло лицо его матери. Просто померещилось, уговаривал разум. Померещилось. Ты не можешь уйти, сказало сердце.

И Флик остался. Прибился к больничному корпусу, окна которого выходили прямиком во дворик женского блока. Выполнял за миску супа разную грязную работу. Санитарки гоняли его с поручениями день-деньской, не стеснялись обсуждать при нем разные сплетни. Кажется, они считали его умственно неполноценным, потому что он никогда не произносил больше двух слов зараз и, проходя мимо окна, всякий раз застывал, словно забывая, куда и зачем шел.

Но, сколько бы он ни всматривался в серые сгорбленные фигурки, которые, шаркая тяжелыми подошвами шлепок, бродили по дворику меж чахлых кустиков, как слепые потерянные души, он не видел среди них никого, кто бы хотя бы отдаленно напоминал мать. И с каждым днем все сильнее утверждался в мысли, что это был просто морок, обман зрения. А потом встретил того, кого, как ему казалось, потерял навсегда. Исхудавший, обритый наголо, изменившийся почти до неузнаваемости, но это, несомненно, был он. Лука. Брат.

В ту ночь Тео приснился сон. Одинокий путник брел по грунтовой дороге, которая терялась в зарослях букши, вымахавшей выше человеческого роста. Он толкал старую тачку, груженую ветошью и грошовым скарбом. Низкое солнце почти не грело, ветер приносил потоки прохладного воздуха с далеких синих гор. Заметив ручей, путник спустился в овраг. Сев на корточки, он с наслаждением погрузил руки в ледяные струи, смыл пыль с усталого лица. Он шел уже давно, укрываясь на время полуденного зноя в чахлых зарослях кустарника. Идти оставалось недолго: уже за следующим поворотом дороги покажутся выгоревшие на солнце плоские крыши Кара-Чолока. Места, куда Тео уже не надеялся когда-нибудь вернуться. Где за увитой плющом изгородью взрыхляла скудную землю чудаковатая травница, одержимая мечтой населить мир семенами новой жизни, с которой они так и не договорили о чем-то важном…

Тео проснулся. Он спрятал мокрое лицо в ладонях и застонал. Арген на койке справа проснулся и с нарастающим беспокойством всматривался в тощего парализованного мальчишку, прикованного к кровати в корпусе для испорченных лагеря «Примирение», который, легко взмахивая руками, словно он дирижировал невидимому оркестру, смеялся от счастья. Тео вытер слезы ладонью и закрыл глаза. Вскоре он уснул, и сон его был крепок и спокоен.

Глава 9

В честь юного наследника в резиденции Вагнеров был устроен роскошный прием. Анфилада бальных залов не вмещала всех приглашенных, и празднество вылилось в дворцовый парк: деревья были украшены иллюминацией, журчали фонтаны, лилась музыка. Лука чувствовал, что теряет рассудок от бесконечной череды незнакомцев, которые во что бы то ни стало жаждали заручиться его дружеским расположением.

Когда вечер был в разгаре, шампанское лилось рекой, оркестр играл вальс, и всюду раздавались смех и звон бокалов, Лука заметил в дальнем конце зала одинокую фигуру девушки в простом белом платье. Она стояла, отвернувшись от сутолоки и гомона парадной залы, и поливала из серебряного кувшина поникшую пальму в большой кадке. Миа! Сердце Луки споткнулось. Значит, старик все-таки сдержал слово.

Лука почти бегом пересек бальный зал и схватил Мию в охапку. Она тихо вскрикнула от неожиданности.

— Как же я рад!

— Ну здравствуй, Лукас Вагнер. Мессер Ганзы… Кто бы мог подумать?

— Да брось, я все тот же. Ну какой из меня правитель, сама посуди? Смех, да и только! Просто придержу жезл для Тео, а то налетит воронье, растащат тут все по кирпичику.

— Ты ничуть не изменился, Лукас Вагнер! — рассмеялась Миа. Ее глаза лучились счастьем. Лука с тревогой заметил, что с последней встречи она еще сильнее похудела, истончившись почти до прозрачности.

— Ты же любишь шоколад? Пойдем, в соседней зале бьет настоящий фонтан! Правда-правда, вот увидишь!

Он взял ее хрупкую, почти детскую ладонь, но Миа мягко отстранилась. Увлеченный разговором, Лука пробирался сквозь толпу гостей и почти налетел на Ли Чи. В тот вечер она была ослепительно хороша: тугой корсет из алого шелка подчеркивал женственные изгибы, а пышная юбка напоминала бутон королевского пиона. На фоне царственной, победительной красоты Ли Чи застенчивая девичья миловидность Мии сразу как-то поблекла, выцвела.

— Ли Чи, позволь представить: это Миа Ван. Миа — моя… мой большой друг.

Ли Чи, на лице которой недоумение сменилось вежливой полуулыбкой, радушно протянула руку для рукопожатия.

— Ли Чи была женой моего отца, и без ее советов и наставлений я бы здесь точно пропал.

— Милый, ты сильно преувеличиваешь, но, не скрою, мне приятно это слышать, — улыбнулась Ли Чи, погладив Луку по щеке в белоснежной шелковой перчатке. — Так значит, Миа? Ах да, кажется, я вспомнила — советник Юнг упоминал о вас. Так это вы и есть та самая сиротка, которую он по просьбе Лукаса забрал с Мусорного острова? Внучка местного лакея?

— Садовника, — поправил Лука. — Старый Ван проработал в парке много лет.

— Прекрасно, прекрасно… Поразительно, как эта ультракороткая стрижка идет к вашим тонким чертам лица. Вы кажетесь такой хрупкой, беззащитной — как тонкий стебелек, былинка… Требуется определенная смелость, чтобы решиться на столь радикальные перемены во внешности, далекие от канонов красоты. Я бы вот — ни за что! К моим волосам ни разу не прикасались ножницы — там, откуда я родом, это считается дурной приметой.

Медовый голос Ли Чи журчал и переливался, как горный ручей, но Лука чувствовал, как Миа настороженно ежится под ее пристальным взглядом.

— Жаль только, что советник Юнг совершенно не смыслит в моде. Отправить вас на первый в жизни выход в свет в таком банальном наряде — это сущее преступление. Спрятать красоту под этой старой шторой — кощунство! О, я придумала! — Ли Чи даже захлопала в ладоши от радости. — Завтра же мы отправимся в салон красоты и по магазинам и накупим кучу-кучу платьев, туфель, косметики. Будем объедаться разными сладостями и болтать, как настоящие подружки!

Миа бросила быстрый взгляд на Луку и потупилась.

— Я росла среди одиннадцати братьев и всегда мечтала о младшей сестре. Вы же не откажете мне в удовольствии?

Миа кивнула, не поднимая глаз.