Путинбург - Дмитрий Николаевич Запольский

закону, а создавшие свои понятия, свой кодекс, где можно было не накалывать купола[497] и звезды, где не впадлу[498] было пить с мусорами и вообще всё не впадлу, кроме денег, власти и собственности.

Еще в СССР действовала модель преступности и общаки. Специалисты-аналитики рассказывают, что преступные сообщества организовываются вовсе не вокруг лидеров и не по месту нахождения, даже не обязательно привязаны к конкретной территории. Начиная с давних времен группы преступников формируются вокруг общей кассы, куда отчисляются определенные проценты от их добычи. Например, в романе Диккенса «Дэвид Копперфильд» уже есть описание такого общака — центра, куда юные карманники приносили свою добычу. Над общаком есть смотрящие — те, кому доверяют участники группы. Это может быть самый авторитетный вор, имеющий большие связи, а может быть несколько авторитетов, обучающих преступному ремеслу новичков. Все зависит от ситуации. Главное, что надо понимать: смотрящие — вовсе не хозяева наворованного, они не могут тратить ценности по своему усмотрению.

Общак — это общая касса, которая расходуется в интересах «акционеров». Преступное ремесло предусматривает «текучку кадров»: воры попадаются полиции, садятся в тюрьму, гибнут во время перестрелок и погонь, конфликтов, просто не могут сохранить свою жизнь и здоровье в связи с психопатическими чертами личности. В коррумпированном обществе часть общака тратится на подкуп полицейских и судей, чиновников или приближенных к власти. В любой стране общаки расходуются на грев, то есть на поддержание участников, сидящих в тюрьме, — на еду, оплату защитников, подкуп надзирателей.

В СССР сложилась особая каста смотрящих — воры в законе. То есть те преступники, которых короновали: через специальную коллективную процедуру «наделения короной» признали членами высшей касты преступного сообщества, признали равными другим коронованным. Одним из условий было точное соблюдение воровского закона. Кандидат на этот статус был обязан доказать свой «профессионализм»: не заниматься ничем, кроме воровства, не иметь семьи и имущества, кроме того, которое необходимо для личной безопасности и независимости, и иметь условия для хранения самого общака. Естественно, этот человек должен быть засиженным — доказать своей биографией устойчивость и твердость характера, выдержку, способность переносить тюремный быт и сохранять здравый ум и, как ни парадоксально, снисходительность к чужим слабостям. В сущности, это требование ко всем руководителям в экстремальных профессиях.

Воры в законе не имели права сотрудничать с правоохранительными органами, чем разведчики в свое время и воспользовались. Когда ГРУ их вербовало, это не было нарушением воровского закона — разведуправление Генштаба не является правоохранительным органом, это как бы армия, защита государства от внешних врагов, оборона. Хотя, конечно, тайно сотрудничали воры и с НКВД, и с МГБ, и тем более с КГБ. Но это было опасно для них — прямое нарушение воровского закона предусматривало смерть. Для правоохранителей эта система была идеальна: она позволяла держать преступный мир полностью под контролем и практически управлять им.

В конце восьмидесятых годов ХХ века у воров, выстроивших преступный мир СССР, появились конкуренты — молодая поросль, не признававшая воровской закон. Как самолеты в свое время победили дирижабли, а мелкие крысоподобные зверьки, по утверждениям палеобиологов, погубили динозавров, — так бандиты стали теснить воров. И появилось это явление в самом несистемном регионе страны — в Ленинграде. По сути дела, Северная столица России, окно в Европу, была построена именно для этого: привнести в страну иные порядки управления. Не купеческие, а «регулярные». Коррупционный имперский город унаследовал традиции первого губернатора Меншикова, умудрившегося на средства «госзаказа», то есть царской казны, вместо задуманных Петром каналов построить себе дворец. И в дальнейшем именно питерские всегда отличались фрондой и неповиновением, как бы ощущая свой город не частью огромной страны, а доминионом, для которого вся остальная империя — колония. И когда СССР пошатнулся, практически рухнула воровская система — молодые хищники отвергли закон, перейдя от классической модели крупных общаков с авторитетными ворами к несистемной конструкции мелких самоорганизующихся групп. Воровская структура требовала от каждого участника получения ярлыка на данную территорию. Хочешь воровать — воруй. Но если тебе нужна защита, то есть участие в общаке как страховой кассе на случай возможных проблем, то есть гарантия будущего грева, — иди к смотрящему, получай благословение. А смотрящий — обязательно вор в законе или исполняющий обязанности, то есть не имеет короны, не прошел процедуру инициации, но как бы имеет положение вора (положенец). А если кто-то ворует без разрешения, то его надо рассматривать как нарушителя правил, уничтожить или загнобить в тюрьме, чтобы другим было неповадно.

Питерские преступники в конце восьмидесятых столкнулись с парадоксом — воров-законников, способных понять открывшиеся возможности, просто не было. А вот «преступных кадров» было очень и очень много, как и объектов для рэкета. Вообще-то рэкет — это не совсем по воровскому закону, предусматривающему честное воровство: грабить нужно только «плохих» людей. То есть в условиях перестройки, когда предпринимательство стало официальным, появился легальный бизнес. Соответственно, возникла возможность грабить не «плохих», а вполне даже правильных с точки зрения государства людей — тех, кто стал зарабатывать деньги своим делом. В городе появились сильные бригады со своими общаками. В каждой сложилась своя элита, не признававшая воровской закон. Почему нельзя иметь имущество? Что за устарелый подход? Почему надо обязательно просидеть много лет за решеткой? Почему нельзя иметь семью? Зачем эти нелепые церемонии коронации, что за архаика? И самое главное: мы гангстеры или робин гуды? Как в Америке тридцатых годов, в России конца восьмидесятых появились гангстеры. А ведь Санкт-Петербург — примерно ровесник Соединенных Штатов и тоже возник как совершенно новое историческое явление из понаехавших. Интересный материал для философов и историков…

Гангстеры не гнушались общаться с ментами. И с КГБ. И со всеми, кто мог быть полезен. Поэтому они с радостью шли на контакт, становясь агентами. А что такого? Сдать конкурента, чужими руками расчистить территорию, выкупить своих, получить информацию. Возможности открывались колоссальные. Но страна менялась на глазах, и очень скоро оперативники из госбезопасности и МВД стали сами агентами своих подопечных. Сплав оперативных навыков и данных с возможностями преступных групп и их лидеров открывал перспективы: огромные деньги делались из воздуха. А где деньги, там и власть. Особенно если никто ни во что не верит.

В начале девяностых Санкт-Петербург был бастионом в осаде. Единственный город, в котором воры не в состоянии были решить кадровые вопросы. Но как хотели! Я видел все это своими глазами. Меня постоянно окружали люди, пытавшиеся влиять на власть. Кто-то с серьезными намерениями, кто-то для самоутверждения. В девяностом заехал иркутский вор