Последний тайник - Фернандо Гамбоа

— А вам не приходило в голову, что они могут отказать нам и не взять нас с собой? — спросила она, по-видимому растерявшись от только что пришедшей ей в голову мысли.

— Дорогая моя, а не поздновато ли ты об этом подумала? — недовольно спросил профессор, который пребывал далеко не в бодром расположении духа.

— Да это просто шутка. Я уверена, что они не откажут нам в помощи.

— Ну что ж, — сказал я, снова трогаясь в путь, — сейчас у нас есть только один способ это проверить.

Вскоре мы подошли к лагерю туарегов так близко, что различили и их шатер, который имел характерную форму, и полсотни находившихся вокруг него верблюдов светло-песочного цвета, и даже неподвижную фигуру в черной одежде, одиноко стоявшую у шатра. Мы брели, еле передвигая ноги и то и дело прикладываясь к своим флягам с водой, которые очень быстро пустели.

Еще минут двадцать ходьбы — и мы вплотную подошли к стоявшему у входа в шатер человеку, голову которого почти полностью покрывал черный тагельмуст — головной убор туарегов, оставлявший открытыми только глаза. Глаза эти смотрели на нас с явной настороженностью. Свою левую руку человек положил на пояс, поближе к висевшему там кинжалу, а правой снял с плеча и как бы невзначай направил в нашу сторону длиннющее одноствольное ружье. На вид оно было таким древним, что, пожалуй, при стрельбе могло оказаться опаснее для самого стрелка, чем для его цели. Но, тем не менее, ружье служило очевидным предостережением для непрошеных гостей.

Никаких других людей поблизости не было, однако я не сомневался, что внутри шатра есть кто-то еще, потому что вряд ли один человек смог бы управиться с таким большим количеством верблюдов.

— Ас-саламу алейкум, —сказал я, подходя к туарегу.

— Ва алейкум ас-саламу, — недружелюбным тоном ответил он, да и то после довольно длинной паузы.

— Parlez-vous français?[40] — без особой надежды спросил я. Туарег продолжал стоять неподвижно, как статуя, и с его губ не слетело ни единого звука.

— English?[41] Испанский? — спросил я, еще меньше веря в успех.

Молчание.

Касси разочарованно вздохнула:

— Ну и вляпались же мы!

Ситуация была критической, потому что у меня появилось подозрение, что если мы не сумеем быстренько преодолеть возникшие лингвистические трудности, то наш немногословный друг, чего доброго, еще отправит нас пинком под зад обратно в деревню.

— Я — Улисс, — представился я, решив использовать отработанную вчера в деревне манеру общения и тыкая себя пальцем в грудь. Показав затем на профессора и Касси, я назвал их имена.

Туарег поочередно посмотрел на каждого из нас, задержав взгляд на Кассандре, а затем, к моему большому облегчению, переложил ружье в левую руку, а правую протянул мне в знак приветствия.

— Ибрагим, —сказал он.

Потом он завел нас внутрь шатра, где в полутьме сидели пятеро мужчин, выражение лиц которых не внушало особого доверия. Они пригласили нас присесть на потертые ковры и выпить с ними по стакану чая.

Затем с помощью жестов, географической карты региона, в котором мы находились, и огромного терпения нам кое-как удалось объяснить туарегам, что от них требуется. Поразмыслив несколько секунд, Ибрагим произнес по-французски всего три слова:

— Trois cent mille[42].

— Что он сказал? — спросил у меня профессор, не веря тому, что он и сам, по-видимому, понял.

— Он просит триста тысяч франков КФА, — ответил я.

— Для человека, не говорящего по-французски, он довольно легко оперирует цифрами, — заметила Кассандра.

— Готов поспорить, что этот тип говорит по-французски получше меня, — ответил я, покосившись на Касси.

Профессор снял с себя шляпу и тыльной стороной ладони вытер со лба пот.

— Да хоть по-корейски, но триста тысяч франков КФА пускай просит у своей любимой тети, — раздраженно произнес Кастильо.

— Не переживайте, профессор, торги еще только начинаются. Они просят триста тысяч, я им предложу пятьдесят тысяч, и в конце концов мы сойдемся где-то посередине. В Африке всегда торгуются — по любому поводу.

Это был уже не первый раз, когда мне приходилось торговаться, находясь в крайне неблагоприятной для себя ситуации, и я знал, что, если я хочу добиться более-менее приемлемой цены, мне придется выдержать долгую и трудную дискуссию, потому что у меня, образно говоря, не было козырей. Да какие там козыри — оставшейся у нас питьевой воды не хватило бы даже на обратную дорогу в деревню. Поэтому я очень удивился, когда, вопреки моим ожиданиям, мне удалось довольно быстро сойтись на весьма выгодной для нас цене.

— Ну вот мы вроде бы и договорились, — сообщил я своим спутникам. — Они сказали, что довезут нас до Табришата за восемьдесят тысяч франков КФА.

— Ты молодец! — похвалила меня Кассандра. — Это хорошая цена.

— А когда мы выезжаем? — спросил профессор, с довольным видом похлопав меня по спине.

— Завтра рано утром. В Табришате мы будем дня через три-четыре.

— Замечательно! — воскликнул Кастильо, потирая руки. — Мне не терпится добраться до того таинственного ящичка.

Однако лично я был весьма далек от эйфории, охватившей моих друзей, потому что поведение туарегов вызвало у меня определенные подозрения. Мне показалось, что они украдкой посматривали на нас, как лиса на курицу.

Касси, заметив мою озабоченность, взяла меня за руку.

— Что с тобой? — тихонько спросила она.

— Ничего. Все в порядке. Я просто не ожидал, что мне удастся так быстро сбить цену.

Касси удивленно подняла брови:

— И это тебя беспокоит?

— Меня беспокоит то, насколько быстро у меня это получилось. Вспомни, что люди этой народности всю свою жизнь занимаются торговлей, и, стало быть, им то и дело приходится торговаться. Они имеют в этом огромный опыт и, учитывая ситуацию, в которой мы оказались, могли бы вытянуть из нас столько денег, сколько сочли бы нужным. Однако все вышло совсем наоборот: мне почему-то позволили значительно сбить цену, причем слишком быстро.

Я посмотрел на туарегов, которые в этот момент о чем-то между собой разговаривали и пересчитывали деньги, которые я им только что передал.

— Слишком быстро, — повторил я.

31

Я всю ночь не сомкнул глаз, переживая не столько из-за гиен (их противный запах отчетливо чувствовался по всей округе), сколько из-за подозрительного поведения туарегов, от которых можно было ожидать чего угодно. Когда я поднялся рано утром, у меня под глазами были большие темные круги, а когда мы тронулись в путь, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не уснуть, сидя верхом на верблюде: он шел, равномерно покачиваясь, и это только усиливало мою сонливость.