Под позолотой — кровь - Александр Золотько

   Володя легко подхватил Дашу, одетую в линялую больничную сорочку и осторожно двинулся в сторону лестничной клетки.

   Все будет хорошо, маленькая, все будет хорошо, еле слышно шептал Володя. Вначале ему казалось самым важным найти Дашу. Потом… Его совершенно не волновало, что будет потом. Потом все решится само. Только склонившись над Дашей в палате, Володя вдруг ясно понял, что не сможет уйти с ней через окно. Если бы они пришли вместе с Палачом… Если бы.

   Оставалась единственная возможность – центральная лестница. Прямо напротив стола дежурной. Володя видел, что там еще сидит милиционер, понимал, что его неминуемо попытаются остановить, но мозг даже не пытался искать варианты. Он должен пройти.

   Взгляд Володи остановился на стоявших возле грузового лифта носилках на колесах. Он осторожно положил на них Дашу, набросил себе на плечи белый халат, лежавший на носилках. Он понимал, что шанса проскочить незаметно почти нет. Только чудо могло ему помочь, и Володя чуть не поверил в это самое чудо.

   Кто-то шумно ворвался на этаж, Володя услышал крик, потом стол с грохотом опрокинулся на пол, завизжала женщина.

   Успеть. Володя толкнул носилки, потом, правой рукой вынул из-за пояса пистолет и снял его с предохранителя.

   Колесико поскрипывало. Двери палат открывались, в коридор выглядывали люди, и Володя понимал, что нельзя останавливаться ни на секунду, кто-нибудь мог заинтересоваться, куда это он везет девушку.

   Получится, получится, получится. Не может быть, чтобы он не смог спасти Дашу. Когда медсестра повернулась спиной в его сторону и пошла по коридору, что-то говоря больным, сердце у Володи екнуло.

   Милиция не станет его спрашивать, что и зачем. Он везет больную, для больницы это естественно, а милиционеры не особенно вникают в правила внутреннего распорядка больниц.

   Володя толкнул носилки, сворачивая к лестнице. Они его не видят, они заняты тем, что поднимают стол и собирают разлетевшиеся вещи. До лестницы оставалось метров пять, когда Володя заметил ленивый взгляд милиционера. Он скользнул по носилкам, белому халату, Володиному лицу и ушел в сторону.

   Нормально. Еще несколько секунд и лестница. Лестница. Придется оставить носилки и нести Дашу на руках. Ничего, он справится. А там, внизу, его уже не смогут остановить.

   Взгляд. Взгляд милиционера снова скользнул по Володиному лицу. Стараясь не смотреть на милиционера прямо, Володя краем глаза заметил, как расширяются глаза сержанта, и почувствовал, как откуда-то из глубины души поднимается волна ярости и бессилия.

   Взгляд сержанта становился узнающим, и одновременно с этим словно ножом полоснуло Володю: «У тебя деньги есть?» «Ты напал на сотрудника милиции при исполнении.» «Стоять, козел!»

   Этот был среди тех троих, которые остановили Володю возле машины. Из-за них он не успел приехать за Дашей. И из-за них тоже.

   Сволочи. Из-за них, все из-за них. Жена. Даша. Из-за этих подонков. Даша. Жена. Он узнал сержанта. И успел даже испытать сожаление, что не убил их там, возле машины, не оставил их пятнать черным белую пудру пыли.

   – Ты? – неуверенно спросил сержант.

   Он еще не верил своим глазам, его мозг еще отказывался верить в то, что тот, из-за кого сам подполковник Симоненко обещал расправиться с ними, кто посмел не просто оказать сопротивление, но и победить их, стоит сейчас всего в нескольких шагах.

   Он не верил, но рука его уже тянулась к кобуре, он еще не верил, но лицо уже искажала гримаса яростного восторга.

   Володя одним движением поднял Дашу с носилок, забросил себе на левое плечо, головой назад. Теперь Володю узнал и второй милиционер и тоже потянулся к пистолету. Третий, тот что был с автоматом, медленно поворачивался, не понимаю что происходит.

   Сержант лязгнул затвором:

   – Стоять, падла, стоять.

   У него был шанс. Если бы он стрелял сразу, от бедра, то скорее всего попал. С такого расстояния промахнуться было трудно. Но, во-первых, сержант был не готов просто так выстрелить в человека, без предупреждения, а во-вторых, в милицейском тире он всегда стрелял из одного положения, повернувшись к мишени боком и подняв пистолет в вытянутой руке.

   Для Володи все было по-другому. Он видел, как дуло медленно движется вверх, словно старается заглянуть ему в глаза, видел, как рот сержанта кривит гримаса то ли страха, то ли восторга, как белеют суставы пальцев, сжимающих пистолет.

   Володя выстрелил. Пуля ударила сержанта в середину груди и отбросила его. Падая, сержант широко взмахнул руками, словно пытаясь удержать равновесие, пистолет вылетел из его руки и полетел в лицо напарника, который пытался передернуть затвор своего пистолета, забыв снять его с предохранителя.

   Металл пистолета рассек ему бровь, он шарахнулся к стене, опуская оружие и прикрывая лицо левой рукой. Это продлило ему жизнь. На несколько секунд.

   Володя дважды выстрелил в лицо милиционера с автоматом. Тот успел только оглянуться, повернуться ему не хватило времени.

   Лицо этого Володе было незнакомо, но уже ничто его не могло остановить. Тело автоматчика полетело вперед, словно он нырнул в воду, но Володя уже не смотрел на него, а выстрелил в того, что пытался стереть с глаз кровь из рассеченной брови. В глубине коридора Володя увидел еще один мундир. Милиционер даже успел выстрелить, и пуля ударилась в стену. Милиционер успел нажать на спуск еще дважды, но эти пули уже ушли в потолок – пуля из Володиного пистолета глухо вошла ему в живот.

   Сволочи, сволочи, сволочи. Надо уходить. Надо уходить. В коридоре были люди. Медсестра сидела на полу и визжала, зажав уши руками, чуть дальше стоял кто-то в белом халате и двое в обычной одежде. Уходить.

   Володя повернулся к лестнице, шагнул, придерживая Дашу на плече. Все будет хорошо, все будет хорошо…

   Сдвоенный удар в спину и грохот. Автоматная очередь. Володю толкнуло вперед, он сделал два шага, чтобы удержать равновесие, обернулся. Еще один удар. На этот раз в грудь.

   В коридоре стоял милиционер и стрелял из автомата. Он выскочил из палаты на звук выстрелов и открыл огонь на поражение сразу, без предупреждения.

   Автомат трясло в его руках так, что новая очередь прошла слишком высоко над Володиной головой, обсыпав его штукатуркой.

   Что-то случилось со зрением Володи, он не мог видеть подробности, только темное пятно на белом фоне стен. Володя поднял пистолет и выстрелил. Милиционер шарахнулся в сторону, новая очередь разнесла кафель справа от Володи.

   Володя снова выстрелил. Раз, другой. Автомат захлебнулся, но Володя выстрелил еще трижды. Он не видел, как его пуля пробила плечо милиционеру, и тот сполз по стене, оставляя ярко-алый след, как две последних пули, выпущенные уже наугад, свалили на пол Свата, который так и не догадался упасть на пол во время перестрелки.

   Все внимание Володи сосредоточилось на том, чтобы не уронить Дашу. Он шагнул на лестницу, замер, а потом двинулся вниз, опираясь плечом о стену.

   Навстречу ему, снизу, послышались шаги. Володя шагнул в угол, в тень возле ящика пожарного крана. Снизу бежал милиционер, дежуривший в приемном отделении. Володю с Дашей на плече он не заметил.

   Володя попытался прицелиться ему в спину, но рука не хотела подниматься. Ставший вдруг невероятно тяжелым, пистолет тянул руку к полу.

   Ничего, все самое трудное уже позади. Сейчас они уйдут отсюда, машина стоит прямо перед больницей. Они уйдут.

   Володя даже не заметил на первом этаже дежурную. Он не стал искать дверь, а просто выпустил оставшиеся в пистолете пули в огромное окно вестибюля. Стекло с грохотом обрушилось, Володя прошел по стеклу, вышел на улицу.

   Возле машины остановился, попытался открыть дверцу, но мешал пистолет в правой руке.

   Потерпи, сейчас. Володя попытался сунуть пистолет за пояс, но тот выскользнул из руки и упал на дорогу. Борясь с накатывающейся темнотой, Володя положил Дашу на заднее сидение, а сам сел за руль.

   Все, Даша, мы поехали. Володе показалось, что это он сказал вслух.

   Наблюдатель

   Люблю тихие курортные города, подумал Гаврилин. Люди здесь добрые, ласковые. Еще и заботливые. Приходят в гости к больным, запросто так, не унижая их ненужной жалостью и не скатываясь до отвратительной щепетильности.

   Пусть и больные себя почувствуют нормальными людьми, не ущербными, а полноценными членами общества. Все эти сю-сю, не курить, не шуметь – как они должны надоесть пациентам хирургического отделения, с какой радостью они должны приветствовать этот загремевший среди ночи стол, звон бьющегося стекла, жизнерадостный голос припозднившегося молодого человека.

   Гаврилин дверь приоткрыл, но в коридор выходить не стал. Хватит. Он уже умный. Уже совсем. Он уже тут и в кафе сидел и ночью на пляж ходил. Хватит.