Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека - Михаил Попов

— Не понял.

— Переговоры закончены. Они уехали.

Рот Никиты приоткрылся, левое плечо стало выдвигаться вперед, правая рука начала подниматься. Он явно хотел схватить собеседника за горло и ударить в морду.

Сережа быстрым заячьим движением хлопнул ладонью по стенке шкафа, и у него за спиной тут же возникли братья офицеры, Андрей и Дима. В руках они держали приспособления, повышающие эффективность рукопашного боя.

— Не надо, брат единокровный. А то мы снова будем бить по голове.

23

— Пыль вытирать? — спросил Руслан, оглядывая помещение.

Денис мастеровито запустил окурок в холодное горло камина.

— На столе, пожалуй, вытри, и эти тряпки с кресел сними, а то неуютно.

— Неуютно? А может, камин разожжем? Огонь. Сразу уюту знаешь сколько.

— Не надо. Дым из трубы повалит. Какой-нибудь дурак из охраны обратит внимание, заинтересуется.

— Правильно, Диня, ты молодец, — согласился Руслан и набросился с тряпкой на широкий приземистый стол, стоявший между камином и диваном. Заставив столешницу таинственно сверкать, отразившись на всякий случай в ней, хозяин дачи отправился бродить по первому этажу с тряпкою наизготовку. Он страдал, не умея сообразить, какой из носителей пыли вызовет наибольшее внимание приближающихся к дому женщин. Он передвигал вазочки на каминной полке, растерянно выписывал пыльные каракули на подоконнике, сдирал затхлые чехлы с кресел и, конечно же, не знал, куда их девать.

— Да брось ты, — сказал неподвижный и недостижимо спокойный Денис, — консервный нож лучше принеси. И штопор.

— А, правильно, правильно, сейчас.

Дорога на кухню и обратно заняла у Руслана вряд ли целую секунду.

— Теперь открывай. Сначала консервы мясные, потом рыбные. Понял?

— Это тоже?

— Да хватит с них, еще кормить.

— Ну почему же…

— Стаканы принеси. Какие попроще, а то попадутся психованные, переколошматят все.

— А могут быть психованные? — выпрямился Руслан, приставив к груди штопор.

— Это я так, к слову. На всякий случай.

Руслан вернулся со стаканами. Расставил на столе и опять куда-то заспешил.

— Да все, Руслик, хватит, ничего больше не надо.

— Я в туалет.

Денис встал коленями на сиденье дивана, подбородок положил на спинку и внимательно посмотрел вслед другу.

— Что с тобой? — спросил он участливо, когда друг возвратился.

Руслан молча опустился в кресло и опрокинул лицо в ладони.

— Но, но, ты! — начал возмущенную речь Денис, — обратной дороги нет, место встречи изменить нельзя, понял!

Руслан выпрямился, он был сосредоточен и совершенно спокоен.

— Да, ты прав, у меня был понос, но я тебя не подведу. Только одна просьба.

— Время просьб прошло!

— Маленькая просьба.

— Говори, — подозрительно прищурился Денис.

— Если я останусь сидеть здесь, меня может снова прохватить.

— Откуда ты знаешь?

— Уж знаю.

— Что же делать?

— Ты встретишь их один. Не размахивай руками и не выпучивай глаза. Встретишь и одну из этих… женщин, по твоему усмотрению, направишь вон в ту комнату.

— А ты?

— А я буду сидеть уже там. Наготове.

Денис поскреб подбородок.

— А там у тебя не будет запора?

Руслан серьезно покачал головой.

— Не думаю. Во всяком случае, что бы там со мной ни случилось, я помешаю только себе.

— Спасибо, друг! — Денис повалился на диван и громко захохотал.

24

Стул был старый, расхлябанный, при малейшей попытке пошевелиться он покачивался и скрипел. А пошевелиться Никите хотелось все время. Руки, связанные за спинкой кресла, затекли, спина давно казалась чужой и деревянной.

Комната была ничем не примечательна, обычный среднебюрократический кабинет: вытертый паркет, обшарпанная мебель, настольная лампа с поцарапанным абажуром.

За голым окном невидимая машина, пыхтя и постанывая, загоняла в землю сваи.

Так или иначе, эта комната была попривлекательней той, где ему пришлось сидеть в обнимку с батареей парового отопления. Около получаса находился здесь Никита, разнообразно манипулируя стулом, решительно освободиться он не пытался, потому что в комнате находились Дима и Андрей. Им, видимо, приказано было не спускать с него глаз, и они не спускали. Почти не переговаривались друг с другом и уж, конечно, не отвечали на вопросы прикованного к стулу.

Никите эти строгости, отдающие стилем крутых разборок, казались нелепостью. Он бы вслух посмеялся над ухватками бывших офицериков, когда бы забыл, как безапелляционно они скручивали его в брачной конторе, как транспортировали сюда, воткнув ствол пистолета под ребро. Еще он помнил о том, как их приятели били его по затылку в заброшенном доме.

Всякому бреду приходит конец, даже жизни как таковой. Должно же было чем-то разрешиться скрипучее сидение.

За спиною Никиты открылась дверь.

Офицерики вскочили, их лица сделались еще серьезнее, чем были.

Никита напрягся и всему телу стало от этого больнее.

Дальше произошло странное. Ладонью правой, заведенной за спинку стула, вставленной в кольцо наручника, полубесчувственной руки он почувствовал теплое прикосновение. Затекшая конечность не смогла сразу определить, в чем дело, но потом все же определила — ее пожали.

— Здравствуйте, Никита.

— Здравствуйте, — ответил сидящий, силясь повернуть голову, ибо не привык приветствовать человека, оборотившись к нему затылком.

Вежливый господин, идя навстречу его усилиям, вышел из-за спины и тут же был с облегчением узнан: профессор.

Когда он огибал правое плечо пленника, тот оказался в облаке благородного алкогольного запаха.

— Так, — сказал профессор, усевшись за конторский стол, — что на этот раз?

Никита инстинктивно попытался встать, чтобы сделаться поближе к человеку в очках и подальше от бесчувственных офицеров, но принужден был со стоном опуститься на место.

На лице профессора появилась улыбка, в уголках которой посверкивали бледные хмельные искры. Выше уже много говорилось о длине его лица, улыбка лишь отвратительно ее подчеркнула. Никита подумал, что он, пожалуй, рано обрадовался появлению этого очкастого удава. Да, когда-то он его вылечил, но так и не сказал, для чего.

— Говори же. Я ради тебя оторвался от интересного, приятного дела, а ты сидишь и молчишь. Ты понимаешь, что устроил большой переполох на моей ферме, или фирме, как угодно. Ты повел себя так, как не принято себя вести. Объяснись.

Никита посмотрел на военных братьев.

— Пусть они уйдут.

Профессор поднял брови, потом догнал их очками. Покашлял.

— А почему они должны уйти. Они мои охранники, им я доверяю, тебе — нет.

— Ты какой-то особенно гордый, да? Ладно, я попрошу ребят уйти. Что еще?

— Руки.

— Что руки?

— Не чувствую. И спина. Больно очень.

— Ты хочешь, чтобы мои охранники ушли, а перед этим освободили тебе руки, правильно?

— Правильно, — Никита отвернул взгляд в сторону. Его угнетало ироническое дружелюбие профессора.

— А вдруг ты на меня набросишься? — сладко зевнул всем ртом профессор, рот у него рассекал лицо поперек и очень глубоко, так что возникала мысль — если он откроется слишком широко, верхняя часть головы может завалиться назад. Впрочем, эта мысль целиком на совести того состояния, в котором находился Никита.

— Чего молчишь? Я сказал, что боюсь твоего нападения в отсутствие моих охранников. Нападешь?

— Зачем? — спросил Никита, и спросил так, что профессор после короткого раздумья кивнул офицерам.

— Руки ему освободите, а вот ноги…

— У меня есть специальные такие штуки, — тут же отозвался Дима и достал из кармана куртки другие наручники, неестественно большого размера.

Профессор искренне удивился.

— Это теперь такие делают колодки?

Офицер улыбнулся, понимая, что его предусмотрительность нравится шефу.

— Юаровское изобретение. Со скованными руками эти негритосы бегают не хуже страусов. Со скованными ногами — не могут.

— Ладно, — прервал лекцию профессор, — цепляй и — в коридор.

Никита медленно, как оживающий памятник, привел руки в нормальное положение и «залюбовался» их неестественным цветом.

— Итак, — сказал профессор, рассеянно закуривая, — теперь нет препятствий к тому, чтобы ты мне все рассказал.

— Спрашивайте.

Длиннолицый стряхнул первый пепел.

— Не хочешь, стало быть, по-хорошему.

— Хочу.

Последовала длинная вдумчивая затяжка.

— Сначала я решил, что меня к тебе, то есть тебя ко мне подсаживает ментовка. Потом думал, что ты от кого-то из моих недоброжелателей. Мно-огие люди желают мне недобра, самого разного. Теперь уж я и не знаю, что мне думать. Ведешь ты себя как человек не вполне нормальный, и я до сих пор не могу определить, бояться мне тебя или нет. Пожалуй, ни менты, ни конкуренты к помощи такого тихого идиота, как ты, прибегать бы не стали.