Есть что скрывать - Элизабет Джордж

мог бы до этого дойти: желать смерти дочери, чтобы стать свободным для другой женщины, не ее матери. Но правда в том, что он не знал. И не мог этого проверить, потому что Тео никогда ни о чем его не просила.

Возможно, подумал он, на самом деле Тео всегда была просто фантазией. Возможно, в самые тяжелые моменты она просто была способом отвлечь его разум историями, позаимствованными из его представлений о том, какой могла бы быть его жизнь с ней: они двое, бесконечно влюбленные друг в друга, не скрывающие своих отношений… эта потрясающая женщина идет с ним под руку, и все смотрят на них, когда они… Что? Катаются на лыжах? Обедают в дорогих ресторанах города? Гуляют в одном из лондонских парков? Поддерживают друг друга, выслушивают друг друга, разделяют интересы друг друга? Мужчины, видящие их вместе, будут испытывать желание. Женщины – ревновать. Его семья полюбит ее. Ее семья будет ценить его преданность. У них будет дом в городе и коттедж в деревне, где они будут… что? Выращивать овощи? Выгуливать собак? Ходить на деревенские праздники и дружить с соседями? Запускать фейерверки в Ночь Гая Фокса? Марк тешил себя всеми этими и другими фантазиями, потому что в конечном итоге все сводилось к тому, чего хотел он, без учета страданий Тео. Почему так вышло? Потому что он не знал, что она страдает, потому что она не рассказала ему о своих страданиях, потому что он без труда представлял, как она исполняет все его мечты, но ни разу не спросил себя, какие мечты у нее и может ли он хотя бы отчасти исполнить их.

Марк услышал разговор между Робертсоном и Пит. Сначала до него донесся голос Робертсона:

– Вы должны быть внимательны. Может, у нее развивается непереносимость к чему-то и это необратимо? Что говорит семейный врач?

– Я ему не звонила.

– Лучше позвоните, пока не стало хуже. Помните об этом, Пит. В особых состояниях, как у нее, ухудшение всегда возможно.

Марк понимал, что они говорят о Лилибет и что он понятия не имеет, что их беспокоит. Это тоже его вина. В последний год – как минимум – он был занят только собой. Но его грех состоял не в том, что он чего-то хотел. Он был ослеплен этим желанием, не обращая внимания на все остальное.

«Нужно поговорить с Пит начистоту, – подумал он Посмотреть на ее лицо, понять, правду она говорит или лжет». Пит не умела лгать – по его опыту, никто не умел, за исключением психопатов, – так что если поговорить с ней, он получит ответы на оба вопроса: что и зачем. Даже если придется сказать правду о его чувствах к Тео. Даже если эта правда разрушит их мир, такой маленький и жалкий.

– Вот и мы, папа! – Пит вкатила коляску с Лилибет на кухню. – Кое-кто сегодня утром хочет омлет и тост. С маслом и клубничным джемом. Правда, здорово? Сделаешь нам, папа? Хотя я могу сама. Это несложно, сиди. Тебе только хлопья? Зря. Давай у нас будет настоящий завтрак, на троих. И Робертсон тоже, если захочет. Робертсон, – крикнула она в сторону спальни Лилибет. – Будете омлет и тост? С клубничным джемом?

– Я сделаю, Пит.

– Глупости. Ты всегда делаешь больше, чем должен. Правда, Лилибет? Правда, твой папа всегда делает больше, чем должен?

Лилибет что-то пробормотала и взмахнула руками.

– Она аплодирует! – сказала Пьетра. – Она понимает.

– Пит, нам нужно поговорить, – сказал Марк.

– Но посмотри, как она аплодирует! Она хлопает! Раньше она этого не делала.

– Робертсон? – позвал Марк. – Вы составите нам компанию? – Увидев Робертсона в дверях кухни, прижимавшего к животу стопку белья, он прибавил: – Мне нужно поговорить с Пит. Присмотрите за Лилибет?

– Конечно, – согласился Робертсон. – Она поможет мне сделать омлет, правда, Лили?

Лилибет взмахнула руками.

Марк взял жену под руку и отвел в спальню. Потом закрыл за собой дверь и повернулся к ней.

– Поговорим о ломбарде? – спросил он.

Она склонила голову набок.

– А что там с ломбардом? И каким? Одним из тех, что принадлежат твоему брату?

– Думаю, это тот, которым управляет Стюарт, на Нэрроу-уэй. Ты с ним знакома, Пит: шурин Поли. Сам Поли управляет ломбардом в конце улицы, а Стюарт – тем, что в начале. – Марк достал из кармана брюк квитанцию из ломбарда, положил на ладонь и показал ей. – Мне интересно, что именно ты заложила. И зачем.

Жена замерла, не отрывая взгляда от квитанции. Марк ждал. Она молчала.

– Пит?

– Ничего, – сказала она. – Я не знаю, что это за квитанция и откуда она взялась. Я ничего не закладывала в ломбарде. Что, черт возьми, мне вообще закладывать? – Она обвела рукой комнату, имея в виду всю квартиру. – Честно, Марк. Я не шучу. Что мне закладывать?

– Если тебе были нужны деньги, почему ты мне не сказала? Я никогда тебе не отказывал, правда? Когда тебе что-то нужно, когда что-то нужно Лилибет… Пит, скажи, что происходит?

– Ничего не «происходит». – Она пальцами изобразила в воздухе кавычки, выделяя это слово. – Что вообще может «происходить»? – Снова кавычки. – И разве у меня есть время ходить по ломбардам?

– Квитанция была в твоей сумке, – сказал Марк.

– Ты роешься…

– Я тебе говорил. Брал пару купюр из твоего кошелька. И увидел там квитанцию.

– Почему ты не спросил сразу?

Хороший вопрос, правда? И ответ Марку был известен: на самом деле он ничего не хотел знать. «Почему? – спрашивал он себя. – Ты чего-то боишься, приятель?»

– В тот момент не пришло в голову. Теперь спрашиваю.

– Спрашивать не о чем, – ответила Пит. – Я иду на кухню, Марк. Нужно помочь с завтраком для Лилибет.

Она повернулась, чтобы уйти. Квитанция из ломбарда жгла ему ладонь.

– Поли не выдаст твою тайну, – сказал Марк, прежде чем Пит успела выйти из комнаты. – Он мне не скажет. А он знает, зачем ты заложила что-то в ломбарде?

Она покачала головой.

– Я ничего не закладывала, Марк.

С этими словами Пит вышла из комнаты, но Марк успел спросить себя, почему с той секунды, как он достал квитанцию из ломбарда, она ни разу не посмотрела ему в глаза.

Хакни Северо-восток Лондона

– Я уже все вам рассказал, сержант. Мне больше нечего добавить.

– Похоже, это не совсем так. Можно войти?

– Вы знаете, который теперь час?

– Послушайте. Все это достало меня не меньше, чем вас, мистер Карвер, – ответила Барбара Хейверс и оглянулась. На ферме через дорогу во всю глотку орали петухи. – С этим все равно не уснешь, правда?

– Силиконовые затычки для ушей. Мое первое приобретение после того, как я сюда вселился.

– Надеюсь, вторым были благовония, – усмехнулась она. – Итак, повторяю: можно войти? Подозреваю, вы не хотите, чтобы меня видели соседи. У них могут возникнуть кое-какие мысли, и тогда – бац – ваша репутация окажется в сточной канаве.

До