Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

Иоанну III, конечно, запали в ум нашёптывания Курицина. Кое-какая логика в них была, и Государь их помнил. Пополнение казны монастырской землёю представлялось весьма заманчивым. Однако без санкции митрополита, без соборного решения Иоанн Васильевич не хотел затевать изъятие церковных вотчин. Для Собора же ему необходимы были авторитетные единомышленники из числа духовенства. И таковые нашлись в Белозерском «Заволжье», где многие иноки разделяли идеи Нила Сорского.

Старец Паисий (Ярославов) из Кириллова монастыря, которого прочили в архимандриты Троице-Сергиевой Лавры, и сам Преподобный Нил одобряли намерение великого князя. И они выступили с инициативой Собора. «Заволжцы» не видели смысла в церковном землевладении, хотя сами в основном были выходцами из общежительных монастырей, и почти ничего не знали о ереси жидовствующих. Нил Сорский даже выступал потом в защиту еретиков, протестуя против их казни. Но это случилось позже. А тогда, около 1500 г., когда сосланный на Белозеро князь-инок Вассиан Косой (Патрикеев) оказался невольно в числе Ниловых учеников, вопрос о ереси ещё не поднимался.

Трудно сказать, успел ли Вассиан принять участие в прениях 1500 г. О том Соборе сведений почти не сохранилось. Лишь известно, что от имени митрополита Симона, епископов и клира там выступал дьяк Леваш. Он убедительно доказал присутствующим законность монастырского землевладения, после чего Собор большинством голосов родтвердил необоснованность претензий Государя, и церковные имущества остались неприкосновенными.

Великий князь был, разумеется, недоволен этим. Он стал искать людей, способных заново поднять вопрос, чтобы добиться хоть частичного его решения. Земель для раздачи боярам по-прежнему недоставало. И здесь Государю требовались не смиренные старцы, сами по себе считавшие, что «иноком не должно сел имети», а некто более энергичный и менее щепетильный в выборе средств для достижения поставленной цели. Вот тут-то и пригодились незаурядные способности князя-инока. Опальное жительство в Кирилло-Белозерской обители претило Вассиану, несмотря на все удобства, которыми он был там окружён. Деятельный сродник Государев всеми силами рвался обратно в Москву, а это требовалось ещё заслужить.

Земельный вопрос уже прямо не мог стать предметом нового Собора, нужен был иной повод. Вассиан начал подыскивать его и нашёл. Во избежание нарушений Устава Церкви, овдовевшим священникам не позволялось служить Литургию. Их подозревали в возможном несоблюдении безбрачного целомудрия - при том, что жениться вторично они не имели права. Недовольных этим оставалось много. Вдовцы хотели служить, совершать Литургию и требы, и многие - наверно, большинство - были действительно благоговейны. Но Устав того не позволял. Вассиан ухватился за повод и вместе со вдовым отцом Георгием Скрипицею возбудил полемику об изменении Устава. Дело дошло до предсоборных прений, а затем по вопросу «О вдовых попах» и Собор назначили. Под шумок Вассиан внёс в повестку Собора вопрос о церковном землевладении. Государь поддержал его. Спорить с великим князем никто не посмел.

Настало лето 1503-е. Война окончилась, Собор начался, компания «конфискаторов» под личиной «нестяжательства» готовилась взять реванш и, возможно, достигла бы успеха. Но на сей раз в Москву прибыл Иосиф Волоцкий. Митрополит Симон пригласил его, как ведущего богослова того времени. Пригласил не без оглядки на мнение высшей власти. Старший Государь не возражал, а младший, Василий III, даже способствовал тому, ибо явно благоволил Иосифу. Будучи ещё в опале, Василий вместе с матерью своей, Софьей, и ближними боярами поддерживали связь с Волоцким игуменом, так как сами были ревнителями веры. Возвратившись из ссылки, князь Василий не забыл духовных наставлений Преподобного и, придя к власти, теперь всячески старался ему помочь. Иосиф же нуждался в одном - в праве открыто высказаться против по-прежнему влиятельной секты жидовствующих.

Если отчасти еретики пострадали при разгоне придворной боярской партии, то в числе думных дьяков, богатых купцов и дворянства помельче, а главное, среди монашества и духовенства еретическая сеть держалась прочно и пустила глубокие корни. Чего стоил один лишь Юрьев монастырь в Новгороде, куда Феодор Курицин, раздосадованный падением митрополита Зосимы (1494 г.), внедрил «своего» архимандрита Кассиана. Уже близилось десятилетие, как под началом Кассиана обитель, превращенная жидовствующими в «разбойничий вертеп», досаждала Святителю Новгородскому Геннадию, и поделать с этим он ничего не мог. В Москве еретик Кассиан продолжал находить сильную поддержку.

К 1503 году многое изменилось. И сам великий князь Иоанн III, заточив свою невестку Елену со многими другими злодеями, мог посмотреть теперь в глаза Преподобному Иосифу. Но Иоанн был уже в том преклонном возрасте, когда от старых привычек и привязанностей люди, тем паче облечённые огромной властью, отказываются крайне неохотно. Чаще всего, вообще не отказываются.

Государь безутешно страдал, повелев заковать своего внука Димитрия, и к этому добавилось новое горе. Незадолго до Собора Иоанн Васильевич похоронил дорогую супругу Софью Фоминичну, с которой прожил 31 год. Ощущая телесную немощь, великий князь помышлял о собственной скорой смерти. Душа его искала примирения со всеми. Он думал пригласить к себе Иосифа, прибывшего на Собор, и надеялся оправдаться перед ним. Однако принимать крутые меры против ереси (на чём настаивал Преподобный) Иоанн Васильевич не собирался. Иосиф тоже не спешил напрашиваться на аудиенцию. До начала соборных премий он, как игумен, хлопотал о нуждах собственного монастыря.

В Москве Святой не был почти четверть века. Со дня основания обители на Волоке-Ламском Иосиф не покинул её ни разу. И за эти годы он не только выстроил, но и в нравственном отношении поднял монастырь на должную высоту. Кроме служения молитвенного, исполнения строжайшего устава, иноки Волоколамские основали первую в России общину сознательных трезвенников, создали духовно-просветительский центр, уникальную школу церковного пения. Средствами монастыря в голодные годы кормилась вся округа (до 500 человек в день), а сироты крестьянские жили и учились в специально построенном для них монастырском доме.

Митрополит Симон знал и ценил Иосифа как блестящего богослова. «Бе же у Иосифа в языце чистота, и в очех быстрость, и в гласе сладость». И удивления достойной «памятью на краи языка» он держал огромные пласты знаний. Иосиф мог наизусть цитировать отрывки из Священного Писания, пересказывать Жития Святых и повторять без ошибок длинные фразы, только что им услышанные. Потому вступать с ним в публичный диспут никто не брался. Стараясь обойти Преподобного молчанием, митрополит Зосима никогда не вызывал его в столицу. Да и Симон потом долго не решался приглашать Иосифа. Ведь великого князя в то время окружала компания еретиков.

В 1503 году отношение к Иосифу изменилось. Иоанн III сам пожелал побеседовать с ним; однако прежде, чем их свидание состоялось, Волоцкий игумен встретился на Соборе с Нилом Сорским.

В знаменитом письме «О нелюбках» говорится: «Нача старец Нил глаголати, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием». Доверчивый Нил предположить не мог, во что обратят его мнение Вассиан (Патрикеев) и другие «нестяжатели» от политики. Иосиф же ответил Нилу так: «Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричися, и аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию, на архиепископа, или епископа и на всякие честныя власти? А коли не будет честных старцев и благородных, ино вере будет поколебание».

Забота Иосифа о пополнении монастырской братии людьми благородных сословий отнюдь не случайна (в Волоцкой обители постригались бояре и князья). Из малограмотных, склонных к суевериям, да и в известной степени малодушных простолюдинов трудно было растить епископов и настоятелей монастырских, способных подвизаться за истину до крови. Здесь требуется воинское мужество. И характерно, замечает проф. А.А.Карташев, что Нил Сорский «отмалчивается от осифлянского вопроса: а где же без имущих монастырей воспитывать будущий епископат?»

На Соборе Нил с Иосифом, действительно, поспорили, что отразилось в их дальнейшей переписке. Но что до личных отношений Святых Отцов, до так называемых «нелюбок» между ними, то сие на совести других людей, прежде всего Вассиана Косого, главного сочинителя мифа о «нелюбках». Нил Сорский с Иосифом не опустились до личной вражды. «Нелюбки иноков Кириллова и Иосифова монастырей, - пишет митрополит Иоанн (Снычев), - начались после их смерти, да и те ограничились высказываниями различных точек зрения на вопросы церковных землевладений.» Призывы Нила Соркого к милосердию в отношении казнимых еретиков не означали его примирения с ересью жидовствующих. И «не значили, - говорится там же, - что Святой предлагал разорить все четыреста общежительных русских монастырей. Более того, в монастырь Преподобного Иосифа Святой Нил пожертвовал как вклад на помин своей души список книги Преподобного Иосифа "Просветитель", собственноручно им переписанной и украшенной заставками».