Хождение во власть - Анатолий Александрович Собчак

царской семьи.

Повторю: демократы-реформаторы у кормила власти должны постоянно помнить об этом уроке истории.

О чем еще думается начинающему парламентарию?

У интеллигента, который решается на хождение во класть, должны быть обострены и совесть, и историческая намять. Как античного мореплавателя, его поджидают Сцилла и Харибда: перерождение или физическая расправа. Во всяком случае, нам, депутатам первого демократического призыва, угрожали оба эти монстра. Может быть, будущие парламентарии не узнают ни соблазна тоталитарной Сциллы, ни страха перед пастью Харибды? Если так, они смогут спокойно и куда более грамотно, чем мы, работать над построением правового демократического государства. Но их спокойствие, их мирный труд будут оплачены нашими треволнениями.

Говорят, в бою борода у мужчин растет быстрее: за полчаса рукопашной схватки щетина покрывает щеки, как за двое суток сидения в окопе.

У Иосифа Бродского в стихах на смерть маршала Жукова есть строки о тех, кто смело входит в чужие столицы, но в свою возвращается в страхе. Мы пришли в Кремль, чтобы никогда более нашим соотечественникам не пришлось ни штурмовать столицы чужих государств ни бояться своей собственной.

Если смотреть на карту Москвы, Кремль — это неправильный треугольник. Как и в знаменитом Бермудском, в этом треугольнике время течет совершенно по-особому. Кстати, если можно какой-либо геометрической фигурой описать то, что происходит в парламенте, так это тоже будет треугольник. У него есть левый и правый угол: радикал демократы и неосталинисты. Между ними — весь политический спектр общества: демократы, либералы, центристы, консерваторы всех оттенков. А вершина парламентского треугольника — власть. Сегодня она олицетворяется Президентом СССР.

Как и треугольник Кремля на плане Москвы, парламентский треугольник редко бывает правильным. И дело не только и том, что колеблется его вершина. Она не может не отклоняться влево или вправо, поскольку динамика общественных сил требует, чтобы власть реагировала на смещение центра тяжести. А он — и в самом обществе, и на представляющем его парламенте — подвижен.

Михаил Горбачев недаром так любит говорить о консолидации. Когда-то, в самом начале перестройки, это была метафора единой лодки, которую не должно раскачивать. Потом в политическом лексиконе нашей страны появилось иное слово — консенсус. Если власть в состоянии гибко и чутко реагировать на изменение общественного баланса, консенсус удастся найти, несмотря на критику из нижних углов. Социальная лодка в живом море общественной действительности, собственно говоря, и должна покачиваться: иначе вперед не двинешься.

Если же лодка черпает левым или правым бортом, виновата не команда, а капитан с его помощниками: это они не сумели выбрать курс, учесть штормовую метеосводку или грядущие экономические рифы. Так что образ лодки или, во всяком случае, призывы ее не раскачивать — пример не слишком корректный. Умелый капитан обходится без обходится без уговоров: в конце концов, у него есть и штурман, и рулевой — есть программы и есть правительство.

И все-таки образ точен. Во всяким случае, для той ситуации, когда у самого капитана связаны руки, а руль заклинило. Так было во второй и третий год перестройки, так было в самом начале советского парламентаризма, до отмены 6-й статьи Конституции.

Наша общественная лодка идет к демократическому правовому государству, к реальной многопартийности, к рынку. Ничего из этого мы не достигнем — просто пере вернемся и затонем в пути, если вовремя не избавимся от опасного балласта на борту: от отживших структур КПСС, от политорганов в армии и репрессивных службах, от чудовищного груза командной экономики с ее министерствами, государственной собственностью, всеми структурами, доставшимися нам от утопической догмы Маркса и Ленина, от кровавой идеологии классового избранничества, от времени сталинщины и застоя.

Без радикального обновления существующих структур власти движение вперед сегодня так же невозможно, как вчера без отмены 6-oй статьи Конституции.

Уверен, что политик Михаил Горбачев не может не понимать этого. Другое дело, что у Президента СССР Михаила Горбачева могут быть свои резоны: яблоко должно упасть, когда оно созреет. Не раньше. И, во всяком случае, не Президенту трясти яблоню. Но — яблоко может сгнить и на ветке. Особенно если оно уже с червоточиной.

Вернемся вновь к модели парламентского треугольника. Ослабление власти — это общественная ситуация, при которой „левые“ и „правые“ так далеко друг от друга, что властная вертикаль более вертикалью не является. Если левый или правый угол, а то и оба вместе начинают разбегаться от центра, если политическая поляризация принимает угрожающие размеры, вершина должна столь же стремительно подняться. Тогда восстановится властная вертикаль, и на какое-то время восстановится гармония.

Учреждение поста Президента СССР в критические дни общественного брожения весны 1990 года позволило Михаилу Горбачеву не допустить падения властной вертикали, удержало страну от массовых выступлений (вроде восточноевропейских революций) или от правого переворота и гражданской войны. Институт президентства позволил союзному парламенту продержаться до рождения местных и республиканских органов власти.

Съезд народных депутатов РСФСР, избрание Верховного Совета России во главе с Борисом Ельциным, наконец, демократические Советы Москвы и Ленинграда — все это на какое-то время дало фору рождающейся на наших глазах демократии, отодвинуло и взрыв снизу, и вероятность правого путча.

Но многострадальная наша экономика все еще под контролем прежней Системы, а репрессивные органы и армия не демократизированы: и кадры, и структуры управления там старые, доперестроечные. Экономический кризис все нарастает, а значит, поляризация общества стремительно продолжается. В этой ситуации Президент и потребовал себе дополнительных властных полномочий. И получил их от Верховного Совета СССР в конце сентября 1990 года. Взлетная вертикаль достигла своего предела, во всяком случае, выше — уже диктаторские полномочия, корона императора или погоны генералиссимуса. Выше — нет надобности ни в парламенте, ни в Конституции, ни в выборных органах управления: парламентский треугольник достиг максимальных по размерам границ. Дальше он может только лопнуть и распасться. При этом наиболее безболезненный для общества вариант — замена властной вертикали, смена обанкротившегося лидера другим, более популярным и гибким. В худшем случае — распад парламентаризма, приход к власти автократической или тоталитарной модели государственного устройства, превращение треугольника в кровавую точку новой диктатуры.

Президент — глава исполнительной власти. Но еще на III Съезде народных депутатов СССР Анатолий Лукьянов, отвечая на записки, позволил себе некое расширенное толкование президентских полномочий: „Президент на высшем уровне координирует, сводит вместе и законодательную власть — власть представительных органов, и исполнительную