Три сердца и три льва (сборник) - Пол Андерсон

– У тебя диковинные доспехи.

– Их дал мне викинг. Он добыл их в одном из своих походов. Я часто сражалась рядом с ним. Для язычника он был хорошим человеком. – Фреда поглядела на горевший в очаге огонь. – Да, он был лучшим из мужчин, самым храбрым и самым добрым.

Губы ее скривились.

– А почему нет? Он происходил из славного рода.

Она поднялась со скамьи и вышла из горницы. Торкель задумчиво подергал себя за бороду.

– Не все она поведала, не все, – пробормотал он, – но остальное мы вряд ли услышим.

Даже священнику на исповеди Фреда рассказала ту же историю.

Выйдя из церкви, она взобралась на высокий холм.

День выдался ясным и не слишком холодным. Весна приближалась, но снежное покрывало еще укутывало землю. В голубом небе не было ни единого облачка.

– Я совершила смертный грех, утаив, с кем возлежала, – промолвила Фреда. – Я приняла этот крест и буду нести его до могилы. Отец Всемогущий, Ты знаешь все. Я прошу Тебя о милосердии. Покарай меня, но пощади его. – Она покраснела. – Я ношу под сердцем то, что всегда угодно было Пресвятой Деве. Да не коснется его Божья кара! Отец, Матерь, Сын, накажите меня, но пощадите невинное дитя!

После разговора с Небесами ей стало легче. На щеках девушки заалел морозный румянец, волосы ее отливали золотом в солнечном свете, серые глаза ярко блестели. Она улыбалась, когда ей навстречу попался Аудун Торкельссон.

Высокий и крепкий, годами он был лишь немногим старше Фреды, пахал землю и умел обращаться с оружием. Светлые кудри обрамляли его пригожее лицо.

Он подбежал к девушке:

– Я… я искал тебя, Фреда…

– Зачем? Я кому-то нужна?

– Нет, просто… ну, я хотел поговорить с тобой…

Она молча ждала продолжения. Искоса поглядев на нее, Аудун спросил с запинкой:

– Что ты намерена делать?

Радость исчезла без следа. Фреда посмотрела на небо, потом огляделась по сторонам. Моря отсюда видно не было, но ветер доносил с берега зычный голос прибоя.

– Не знаю, – ответила она. – У меня никого нет…

– Есть! – пылко возразил он, но тут же смутился и до самого дома уже не размыкал уст.

Миновала зима, наступила весна, а Фреда по-прежнему жила у Торкеля. Никто не попрекал ее тем, что она вынашивает незаконного ребенка; и то сказать, разве удивительно, что она забеременела после всего, что с ней случилось? Слабости по утрам она почти не испытывала, благодаря то ли природной крепости, то ли пребыванию среди эльфов, а потому трудилась наравне со всеми. Покончив с работой, она уходила гулять, и Аудун частенько бывал ее спутником в этих прогулках. Ааса была довольна: ей было теперь с кем поболтать. Впрочем, Фреда предпочитала отмалчиваться и сама никаких разговоров не заводила.

Поначалу она сильно страдала – не столько из-за совершенного греха или из-за гибели родных, сколько из-за Скафлока.

Ни знака, ни слова с тех пор, как они расстались у кургана Орма! Он покинул ее, отправился едва ли не в преисподнюю за тем, что погубит его. Где он сейчас? Жив ли он еще или воронье выклевало глаза, в которые она так любила глядеть? Рвется ли он к смерти, как рвался когда-то к Фреде? Или позабыл то, что должен был помнить, и нашел утешение в объятиях Лии? Нет, этого не может быть, никогда!

Жив ли он? Где он? Каково ему?

Порой он приходил к ней во сне, и тогда сердце ее отчаянно колотилось; он смеялся, шептал ей на ухо висы, клал руки на плечи… Она просыпалась и долго потом лежала с открытыми глазами.

Фреда изменилась. Жизнь людей казалась ей скучной после того, как она побывала при пышном дворе Имрика, после тех безумно счастливых дней, что они со Скафлоком провели в пещере у моря. Священника она видела редко, ибо Торкель вовсе не был ревностным христианином и крестился, лишь чтобы соседи не отвернулись от него. Господа она почитала, но церковь ей вскоре опостылела. Фреде было тесно в четырех стенах. Она стремилась на волю.

Иногда девушка не выдерживала, вставала среди ночи, брала из конюшни лошадь и мчалась на север. Колдовское зрение помогало ей различить то спешащего куда-то гнома, то сову, что на деле была отнюдь не совой, то проплывавшую у берега черную ладью. Но те, кого она осмеливалась окликать, бежали от нее, а потому ей никак не удавалось узнать, устоял ли Альвхейм или пал под натиском троллей.

Этот таинственный, призрачный мир был миром Скафлока, а когда-то, в незапамятном прошлом, – Скафлока и ее.

Она запрещала себе чересчур много размышлять. Ее молодое и крепкое тело тяжелело с каждым днем. Она испытывала чувства, схожие с теми, какие заставляют птиц возвращаться по весне в родные края. Увидев свое отражение в озерце, она поняла, что превратилась в женщину – стройную, полногрудую, крутобедрую. Она потихоньку становилась матерью.

Если бы только он… Нет-нет, нельзя… Но я люблю его, я так его люблю!

На землю пролились первые дожди, зазеленели луга и деревья, вернулись птицы. Однажды Фреда заметила двух аистов, что кружили над тем местом, где стояло подворье Орма. Она заплакала; слезы ее были тихими и светлыми, как дождик в конце весны.

Она ощущала, как растет в ее чреве дитя, и радовалась тому, что она снова может на что-то надеяться.

Зацвели яблони. Фреда вышла как-то под вечер из дома. В облаках и в ночных тенях, в рассвете и в закате – всюду ей виделся Скафлок. Ветер говорил его голосом, море смеялось его смехом. Рассеянно ловя лепестки яблоневого цвета, она думала о том, что, сколько бы ни ярилась зима, под сердцем у нее – вечное лето, которое всегда будет напоминать ей о Скафлоке.

Торкель готовился к походу на восток. Он собирался поторговать, а если подвернется случай, то и пограбить. Аудун, однако, день ото дня делался все печальнее и наконец сказал отцу:

– Я не могу плыть с тобой.

– Что? – изумился Торкель. – Ты отказываешься? Или я ослышался?

– Я… Кому-то нужно остаться.

– А работники на что?

– У Орма работников тоже хватало, – пробормотал Аудун.

– Наше хозяйство Ормову и в подметки не годится. И потом, мы же договорились с соседями весь год выставлять дозорных. – Торкель пристально поглядел на сына. – Что гнетет тебя, паренек? Или ты боишься?

– Знаешь ведь, что нет! – вспыхнул Аудун. – Пускай мне не доводилось еще проливать крови, я убью того, кто назовет меня трусом! Я просто не хочу.

Торкель кивнул:

– Значит, из-за Фреды. Что ж, оно к тому шло. Но у нее нет родни.

– Ну и что? Ей принадлежат земли ее отца. А денег я добуду, следующим летом.

– Ты не забыл про ребенка, которого она вынашивает, от того бродяги, по ком она до сих пор вздыхает?

Аудун сердито уставился себе под ноги.

– Ну и что? – повторил он. – Она ни в чем не виновата. А ребенка я с радостью буду качать на колене. Ей надо помочь, иначе она изведется от тоски по тому, кто походя соблазнил ее. Только попадись он мне, ты увидишь, боюсь ли я обнажить меч!

– Ну. – Торкель пожал плечами. – Не буду тебя неволить. Оставайся, коли решил.

Помолчав, он прибавил:

– Ты прав, негоже бросаться такими землями. Из нее получится жена, она родит тебе много сыновей.

Он улыбнулся, хотя взгляд его выражал беспокойство:

– Ступай добивайся ее руки. Надеюсь, тебе повезет больше, чем Эрленду.

Засеяв поля зерном, Торкель отправился в поход. Он взял с собой остальных своих сыновей и других молодцов. Они рассчитывали вернуться поздней осенью или даже в начале зимы, ибо хотели достичь дальнего берега Северного моря. Аудун с завистью проводил глазами корабли, но когда заметил, что рядом с ним стоит Фреда, то почувствовал себя вполне вознагражденным.

– Ты вправду остался, чтобы присмотреть за сбором урожая? – спросила девушка.

Он покраснел до ушей, но ответил:

– Сдается мне, ты знаешь почему.

Она отвернулась.

На смену весне пришло лето. Теплые ветры, грозы, песни птиц, серебристые рыбы в реках, цветы, светлые ночи… Все чаще шевелился во чреве Фреды ребенок, и все реже покидал девушку Аудун. Порой она прогоняла его, он подчинялся, но лицо его было таким грустным, что она всякий раз раскаивалась в своем поступке.

К словам его она едва прислушивалась, зато с наслаждением вдыхала аромат цветов, которые он собирал для нее, а он улыбался, робкий словно щенок. Если они поженятся, он всегда будет глядеть ей в рот. Он не Скафлок, он только Аудун. Где же ты, любимый?!

Однако постепенно память о Скафлоке стала похожей на воспоминания о минувшем лете. Она согревала Фреде сердце, она разгоняла тоску, будто ветер тучи. Но горевать без конца означало бы проявить слабость.

Аудун ей нравился. Он сумеет защитить дитя Скафлока.

Как-то вечером они вышли на берег моря. Вода неумолчно рокотала у их ног, а за спиной разливался в небе ало-золотистый закат. Взяв девушку за руки, Аудун проговорил с твердостью в голосе, которой недавно научился:

– Ты знаешь, Фреда, что я люблю тебя, любил еще тогда, когда ты жила под своим кровом. За последние дни я пытался добиться от тебя ответа, но ты отмалчивалась. Я прошу твоей руки, Фреда, прошу в последний раз и, если ты мне откажешь, перестану донимать тебя. Ты согласна?